Фрэнки увезли.
— Черепно-мозговая травма, — сказал доктор. — В сосуде головного мозга образовался тромб.
«О Боже! — мысленно взмолился я. — Фрэнки!»
— Ее необходимо доставить в Монпелье, — добавил он. — Мы направим.
— Как скоро вам дадут знать?
Доктор пожал плечами.
— Трудно сказать. Не ранее чем через двадцать четыре часа.
— Где она?
— Ее готовят к транспортировке.
— Мне бы хотелось взглянуть на нее.
Доктор кивнул. Я последовал за ним через зеленые, пахнущие хлоркой коридоры. Люди, завидев мою влажную еще одежду и босые ноги, бросали на меня испуганные взгляды, словно я был бактерией.
Фрэнки лежала на каталке без сознания. Веснушки стали заметнее на ее лице, бледном, как воск. Она едва дышала. Ресницы ее касались щек.
— Постарайтесь не беспокоить, — сказал доктор. Голос его звучал малообещающе.
Моя улыбка, я знал, выглядела трещиной на лице. Я держал руку Фрэнки, теплую и живую, но безвольную.
— Желаю тебе удачи! — сказал я, обращаясь к Фрэнки, а не к доктору.
Стараясь сохранить в ладони оставленное Фрэнки тепло, я вышел из госпиталя в сухой пыльный ветер, который жег глаза, ослабляя зрение.
По дороге попался бар. Я зашел и выпил коньяка. «Ну, Креспи, — думал я. — Пришел твой конец».
Я втиснул монету в монетоприемник телефона-автомата, набрал номер Боннара, страхователя, и сказал ему, что работаю с Артуром Креспи.
— Большой сюрприз, — добавил я. — «Лаура» затонула.
— О, какая трагедия! — сказал Боннар. У него была манерно-медлительная речь марсельца. Даже по телефону можно было почувствовать запах сигарет и анисового ликера.
— Вы будете горой стоять за произведенное обследование?
— Надо же мне кормить детей.
А мой ребенок был на пути в Монпелье с закупоркой сосуда головного мозга.
— Вы сейчас в офисе?
— Нет, дома.
— Нам нужно встретиться.
— Разумеется, — согласился Боннар. — Кафе «Спорт». Столик возле кабины телефона-автомата.
Я повесил трубку.
Глава 32
Перед кафе остановился черный «мерседес». Стекло окошечка скользнуло вниз. Из машины выглянула Бьянка.
— Садись, — сказала она. — Где ты был?
Я молча сел в автомобиль.
— Куда?
— В центр города, — сказал я по-французски.
Бьянка медленно повела машину сквозь пыль, которую ветер сдувал с брезента строительных площадок.
— Как Фрэнки? — спросила она.
Я рассказал.
— Прости.
— В том нет твоей вины.
— Что касается моего отца, — голос Бьянки звучал сухо, словно мы едва были знакомы, — я рада поблагодарить вас.
— Я вас прошу! — столь же официально сказал я вновь по-французски. А затем положил свою руку на ее и добавил: — И благодарю вас за заботу о Фрэнки.
Бьянка пожала плечами.
— Это не доставило мне хлопот.
Мы проезжали под платанами сквера. Я сказал:
— Выйду здесь.
— А потом?
У меня на уме была одна идея, которая не имела ничего общего с «потом».
Я вышел из машины.
— Я буду на вилле, — сказала Бьянка.
Поблагодарив ее за то, что подбросила меня, я направился сквозь толпу к террасе кафе «Спорт». У человека, сидевшего за столиком возле кабинки телефона-автомата, был обычный сильный загар, «потертые» джинсы и кепочка с длинным козырьком, оттянутая на затылок. Перед ним стоял стакан анисового ликера. Я миновал столики, за которыми туристы и местные жители дышали вечерним воздухом, и сел рядом с ним. Он поднял глаза, посмотрел на мою одежду и улыбнулся той улыбкой, которую, видимо, годами вырабатывал перед зеркалом.
— Итак, — сказал Боннар. — Буль-буль-буль?
— Буль-буль.
Я улыбнулся ему в ответ, испытывая при этом ощущение, будто лицо мое приклеено к чужому черепу. Боннар носил золотой браслет, два золотых кольца и золотой «Роллекс», явно подлинный. Его медного цвета глупое лицо продолжало однообразно улыбаться.
— Для какой компании вы производили обследование судна? — спросил я.
Очки Боннара сползли на нос. Он поправил их. Его густые черные брови нависли над глазами.
— Эй, обождите-ка минуточку, — промолвил он.
И тогда я сказал, очень спокойно:
— Я провожу расследование о мошенническом затоплении «Поиссон де Аврил», а теперь и «Лауры», для лондонской компании «Ллойд».
Бокал, который Боннар сжимал в руке, с силой стукнулся о блюдце.
— Нет! — воскликнул он.
— Это не сон, — сказал я. — И перед вами не привидение. Это происходит с вами. Здесь. Сейчас. Семь человек погибло в результате ваших «обследований». Я обещаю вам снижение меры ответственности в случае чистосердечного признания.
— Но господин Креспи...
— У него свои проблемы. И он теперь не в том положении, чтобы покрывать вас. Обдумайте мое предложение.
На лбу Боннара, словно на бутылке «Краг», проступил пот. Он был слишком напуган, чтобы сохранить способность думать, но все же поднапрягся.
— Что вы подразумеваете под «снижением меры ответственности»? — наконец вымолвил Боннар.
И я понял, что он у меня в руках.
Боннар начал рассказывать. Спустя пять минут я попросил у бармена листок бумаги и подал ему. Он перечислил там всех, кого знал, и расписался.
Фамилия «Креспи» стояла во главе списка. Я сложил листок и сунул его в карман. Боннар уставился на кубик льда, лежащий на донышке бокала, словно это был прозрачный шар, через который он видел конец света. Я предоставил Боннара его раздумьям.
На площади, возле ларька с мороженым, стояло такси. Я сел в машину и попросил водителя отвезти меня на виллу «Окцитан».
* * *
Дворецкий впустил меня. В доме было холодно. Эхо звучало как-то по-иному, словно здание в еще большей степени опустело. Я поднялся наверх, принял душ, надел свежую рубашку и брюки и сунул в карман кассету с записью разговора патрона с Креспи, наложенного на песни Шарля Азнавура. Затем позвонил в аэропорт города Монпелье и заказал билет на самолет, через два часа вылетающий в Лондон.
Телефон находился в большой комнате. Она была затенена шторами, в ней было сумеречно, почти темно. Большая обнаженная натура над камином отливала синевой теней и золотом плоти. Я позвонил еще в офис Креспи в «ле Диг». И с английским акцентом сказал:
— С вами говорят от компании «Ллойд». У нас большая проблема с инспектором из ваших краев. Несомненно криминальная. Мы встречаемся завтра в полдень. В том же офисе, что и обычно. В случае затруднений звоните по этому номеру.
И я продиктовал номер рабочего телефона Мэри Эллен в Лондоне.
Едва я опустил трубку, как услышал:
— Зачем ты отправляешься в Лондон?
Голос принадлежал Бьянке. Она стояла в дверях. Кожа ее была иссушена ветром и солью, глаза — темны и бездонны.
— Я пытаюсь скрутить Креспи. Завтра встречаюсь с ним.
Бьянка подошла к буфету, достала из него бутылку и пару стаканов, один налила мне.
— Спасибо тебе, — сказала она.
Наступило молчание. Было слышно, как в соседней комнате жужжит муха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Черепно-мозговая травма, — сказал доктор. — В сосуде головного мозга образовался тромб.
«О Боже! — мысленно взмолился я. — Фрэнки!»
— Ее необходимо доставить в Монпелье, — добавил он. — Мы направим.
— Как скоро вам дадут знать?
Доктор пожал плечами.
— Трудно сказать. Не ранее чем через двадцать четыре часа.
— Где она?
— Ее готовят к транспортировке.
— Мне бы хотелось взглянуть на нее.
Доктор кивнул. Я последовал за ним через зеленые, пахнущие хлоркой коридоры. Люди, завидев мою влажную еще одежду и босые ноги, бросали на меня испуганные взгляды, словно я был бактерией.
Фрэнки лежала на каталке без сознания. Веснушки стали заметнее на ее лице, бледном, как воск. Она едва дышала. Ресницы ее касались щек.
— Постарайтесь не беспокоить, — сказал доктор. Голос его звучал малообещающе.
Моя улыбка, я знал, выглядела трещиной на лице. Я держал руку Фрэнки, теплую и живую, но безвольную.
— Желаю тебе удачи! — сказал я, обращаясь к Фрэнки, а не к доктору.
Стараясь сохранить в ладони оставленное Фрэнки тепло, я вышел из госпиталя в сухой пыльный ветер, который жег глаза, ослабляя зрение.
По дороге попался бар. Я зашел и выпил коньяка. «Ну, Креспи, — думал я. — Пришел твой конец».
Я втиснул монету в монетоприемник телефона-автомата, набрал номер Боннара, страхователя, и сказал ему, что работаю с Артуром Креспи.
— Большой сюрприз, — добавил я. — «Лаура» затонула.
— О, какая трагедия! — сказал Боннар. У него была манерно-медлительная речь марсельца. Даже по телефону можно было почувствовать запах сигарет и анисового ликера.
— Вы будете горой стоять за произведенное обследование?
— Надо же мне кормить детей.
А мой ребенок был на пути в Монпелье с закупоркой сосуда головного мозга.
— Вы сейчас в офисе?
— Нет, дома.
— Нам нужно встретиться.
— Разумеется, — согласился Боннар. — Кафе «Спорт». Столик возле кабины телефона-автомата.
Я повесил трубку.
Глава 32
Перед кафе остановился черный «мерседес». Стекло окошечка скользнуло вниз. Из машины выглянула Бьянка.
— Садись, — сказала она. — Где ты был?
Я молча сел в автомобиль.
— Куда?
— В центр города, — сказал я по-французски.
Бьянка медленно повела машину сквозь пыль, которую ветер сдувал с брезента строительных площадок.
— Как Фрэнки? — спросила она.
Я рассказал.
— Прости.
— В том нет твоей вины.
— Что касается моего отца, — голос Бьянки звучал сухо, словно мы едва были знакомы, — я рада поблагодарить вас.
— Я вас прошу! — столь же официально сказал я вновь по-французски. А затем положил свою руку на ее и добавил: — И благодарю вас за заботу о Фрэнки.
Бьянка пожала плечами.
— Это не доставило мне хлопот.
Мы проезжали под платанами сквера. Я сказал:
— Выйду здесь.
— А потом?
У меня на уме была одна идея, которая не имела ничего общего с «потом».
Я вышел из машины.
— Я буду на вилле, — сказала Бьянка.
Поблагодарив ее за то, что подбросила меня, я направился сквозь толпу к террасе кафе «Спорт». У человека, сидевшего за столиком возле кабинки телефона-автомата, был обычный сильный загар, «потертые» джинсы и кепочка с длинным козырьком, оттянутая на затылок. Перед ним стоял стакан анисового ликера. Я миновал столики, за которыми туристы и местные жители дышали вечерним воздухом, и сел рядом с ним. Он поднял глаза, посмотрел на мою одежду и улыбнулся той улыбкой, которую, видимо, годами вырабатывал перед зеркалом.
— Итак, — сказал Боннар. — Буль-буль-буль?
— Буль-буль.
Я улыбнулся ему в ответ, испытывая при этом ощущение, будто лицо мое приклеено к чужому черепу. Боннар носил золотой браслет, два золотых кольца и золотой «Роллекс», явно подлинный. Его медного цвета глупое лицо продолжало однообразно улыбаться.
— Для какой компании вы производили обследование судна? — спросил я.
Очки Боннара сползли на нос. Он поправил их. Его густые черные брови нависли над глазами.
— Эй, обождите-ка минуточку, — промолвил он.
И тогда я сказал, очень спокойно:
— Я провожу расследование о мошенническом затоплении «Поиссон де Аврил», а теперь и «Лауры», для лондонской компании «Ллойд».
Бокал, который Боннар сжимал в руке, с силой стукнулся о блюдце.
— Нет! — воскликнул он.
— Это не сон, — сказал я. — И перед вами не привидение. Это происходит с вами. Здесь. Сейчас. Семь человек погибло в результате ваших «обследований». Я обещаю вам снижение меры ответственности в случае чистосердечного признания.
— Но господин Креспи...
— У него свои проблемы. И он теперь не в том положении, чтобы покрывать вас. Обдумайте мое предложение.
На лбу Боннара, словно на бутылке «Краг», проступил пот. Он был слишком напуган, чтобы сохранить способность думать, но все же поднапрягся.
— Что вы подразумеваете под «снижением меры ответственности»? — наконец вымолвил Боннар.
И я понял, что он у меня в руках.
Боннар начал рассказывать. Спустя пять минут я попросил у бармена листок бумаги и подал ему. Он перечислил там всех, кого знал, и расписался.
Фамилия «Креспи» стояла во главе списка. Я сложил листок и сунул его в карман. Боннар уставился на кубик льда, лежащий на донышке бокала, словно это был прозрачный шар, через который он видел конец света. Я предоставил Боннара его раздумьям.
На площади, возле ларька с мороженым, стояло такси. Я сел в машину и попросил водителя отвезти меня на виллу «Окцитан».
* * *
Дворецкий впустил меня. В доме было холодно. Эхо звучало как-то по-иному, словно здание в еще большей степени опустело. Я поднялся наверх, принял душ, надел свежую рубашку и брюки и сунул в карман кассету с записью разговора патрона с Креспи, наложенного на песни Шарля Азнавура. Затем позвонил в аэропорт города Монпелье и заказал билет на самолет, через два часа вылетающий в Лондон.
Телефон находился в большой комнате. Она была затенена шторами, в ней было сумеречно, почти темно. Большая обнаженная натура над камином отливала синевой теней и золотом плоти. Я позвонил еще в офис Креспи в «ле Диг». И с английским акцентом сказал:
— С вами говорят от компании «Ллойд». У нас большая проблема с инспектором из ваших краев. Несомненно криминальная. Мы встречаемся завтра в полдень. В том же офисе, что и обычно. В случае затруднений звоните по этому номеру.
И я продиктовал номер рабочего телефона Мэри Эллен в Лондоне.
Едва я опустил трубку, как услышал:
— Зачем ты отправляешься в Лондон?
Голос принадлежал Бьянке. Она стояла в дверях. Кожа ее была иссушена ветром и солью, глаза — темны и бездонны.
— Я пытаюсь скрутить Креспи. Завтра встречаюсь с ним.
Бьянка подошла к буфету, достала из него бутылку и пару стаканов, один налила мне.
— Спасибо тебе, — сказала она.
Наступило молчание. Было слышно, как в соседней комнате жужжит муха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85