Похоже, в нем совсем не осталось крови, словно он — человек из мрамора. Я и еще несколько человек вытащили его на берег. Говорили, что вы погибли в море: якорная цепь оборвалась.
Я не находил слов от печали. Большой печали. Слезы струились из моих глаз, обжигая щеки.
Тень Кристофа упала на меня, и я почувствовал исходящий от его одежды запах выдохшегося коньяка и табака.
— Мой бедный друг, — сказал он и засуетился вокруг меня: укрыл одеялом, дал стакан воды и коньяку, которого я совсем не хотел. Все это время в моей голове, словно на закольцованной магнитофонной пленке, вертелись его слова: «Вы оба мертвы».
— Я мертв, — изрек я.
— Что? — не расслышал Кристоф. Его старое загорелое лицо было грустным и взволнованным.
— Никому не говори, что я жив. Я должен скрываться. Как в Сопротивлении.
— А! — Лицо Кристофа засветилось пониманием.
И я вновь провалился в забытье.
Я, видимо, заболел. Потом все происходило как в тумане. Темнота сменялась светом. Кто-то давал мне суп, который я выпивал, и коньяк, от которого я отказывался. Трудно сказать, сколько раз день сменялся ночью, прежде чем боль перестала полыхать огнем в моих костях и стала тупой. Голова уже не раскалывалась и в мыслях не было сумбура. Должно быть, для этого потребовалось немало времени. Трудно сказать, сколько именно.
Когда, судя по снопу солнечного света, прокрадывавшегося через голубые ставни, наступало утро, приходил Кристоф. Он бывал здесь дважды в день. В то утро я сказал:
— Кристоф, я хочу поблагодарить тебя за все.
— Да о чем вы, — отмахнулся он. — Вы помогали Тибо, он помогал мне. Все правильно.
— Кто-нибудь знает, что я здесь? — спросил я.
Лицо Кристофа вспыхнуло за белой щетиной.
— Вам следует помнить, что и я был в Сопротивлении, — укорил он меня.
Я помнил.
— Прости!
Кристоф пожал плечами.
— Ну, конечно же, вы имеете право спросить.
— Бьянка Дафи все еще в ресторане? — поинтересовался я.
— Дафи?
— Темноволосая женщина. Хорошенькая.
— Я узнаю.
Кристоф достал из внутреннего кармана своей синей холщовой куртки фирменный пакет магазина самообслуживания.
— Здесь еда, — сказал он и ушел. Я услышал, как ключ повернулся в замке.
В пакете оказался хлеб, сыр, кусок холодной рыбы и початая бутылка белого столового вина. Я все съел, выпил вино и заснул обычным здоровым сном, а не впал, как прежде, в беспамятство в холодном поту и с лихорадочными видениями. Я пробудился в темноте. В двери Дребезжал ключ. Пришел Кристоф. И с ним — его сестра: ее кулаки были решительно засунуты в карманы.
— Я привел Жизель, — сказал Кристоф. — Она в курсе того, что происходит в ресторане.
Глаза Жизель были заплаканы.
— Господин Тибо мертв, — сказала она.
— Нам это известно, дуреха, — прервал ее Кристоф. — Ты ему все остальное расскажи.
— Мадемуазель Фрэнки уехала, как вы знаете.
— А Бьянка? Темноволосая такая.
— Она уехала одновременно с вами. На прошлой неделе вернулась, но только на одну ночь. А затем снова уехала. Бьянка спрашивала о вас. — У Жизель был неуверенный заговорщический вид. — Когда она узнала, что вас нет, то плакала. Думаю, она влюблена.
— Окажи господину честь: оставь свои замечания при себе, — одернул ее Кристоф.
— А она не оставила адрес?
— Нет, — сказала Жизель.
Сердце мое упало.
— Во всяком случае, не номер дома. До востребования.
— Откуда ты знаешь? — спросил Кристоф.
— От господина Жерарда. Он сейчас управляет рестораном. И отнюдь не счастлив этим.
— "До востребования" где?
— Сен-Жан-де-Сабль, — выпалила Жизель.
Сен-Жан-де-Сабль...
— Спасибо, — поблагодарил я ее.
В тот вечер я вновь шагал на ватных ногах по дороге, бегущей по верху стенки набережной. «Аркансьеля» больше нет, его уже забрала специальная команда. Близ Эснандеса, за тем местом, где «Аркансьель» был выброшен на берег, находилось кафе с телефоном. Кристоф принес мне газету «Оуэст Франс» с моей фотографией, извлеченной из архива: на ней я был чисто выбрит, при воротничке и галстуке. Хотя Жизель и выстирала мою одежду, ей не пошло на пользу продолжительное пребывание в соленой воде, а не брился я со времен Пултни. Но мой внешний вид не выбивался из общего фона посетителей кафе. Разведение устриц — грязное производство, совсем не из тех, где выгодно быть одетым получше. Человек за стойкой бара обладал животиком владельца кафе, зависавшим под голубой курткой над рыбацкими брюками. Он дал мне чашку черного кофе и указал на телефон. Я набрал номер Мэри Эллен.
Она долго не брала трубку. Когда же ответила, ее голос звучал хрипло и резко.
— Мэри Эллен? — уточнил я.
— Кто говорит?
— Мик.
— Это не смешно, — отрезала она. Послышался щелчок. И смодулированный голос робота: «Абонент разъединился».
Я снова набрал номер. Кто-то поднял трубку.
— Это я, Мик. Звоню из Франции. Что я такого сделал?
Наступила пауза. Я ожидал щелчка. Что же теперь, хотел бы я знать? Мэри Эллен вот так вешала трубку бессчетное число раз. Но, Господи помоги, только не сегодня! Я добавил монет в монетоприемник.
— Мик?! — переспросила она.
— Совершенно верно. Не вешай трубку. Только скажи мне, что такого, как предполагается, я сделал, ладно?
— Это в самом деле ты?! — воскликнула Мэри Эллен каким-то высоким сумасшедшим голосом.
— Ну, пожалуйста, — поторапливал я ее. — Говорю из автомата.
— Мик! — сказала Мэри Эллен. Ее голос потеплел, словно под ним костер. — Мик, милый! Как замечательно!
— Что?
— Ведь сказали, что ты погиб. Утонул.
— Кто сказал?
— Французская полиция.
— Фрэнки знает?
— Она звонила.
— Где она?
— Не знаю. Открытку прислала из Монпелье. Проездом. Голосок звучал весело.
Теплота в голосе Мэри Эллен была приятна. Но мои мысли продолжали свое течение, и желудок вновь схватил спазм.
— Я намереваюсь повидать ее.
— Каким образом?
— Догадываюсь, где она может быть. — Я постарался сказать это как можно непринужденнее.
Но Мэри Эллен достаточно хорошо знала меня, чтобы почувствовать, когда я «стараюсь».
— Все ли в порядке? — настороженно спросила она.
— Все замечательно!
— Тогда почему ты беспокоишься о Фрэнки?
— Я не вполне одобряю этого Бараго.
— Пожалуй, ты прав, — сказала Мэри Эллен. — И я рада, что ты собираешься навестить ее.
В голосе Мэри Эллен чувствовались неуверенность и сомнение.
— Никому не говори, что я звонил. Не могла бы ты связаться с Джастином?
— Конечно.
— Передай: я близок к тому, чтобы получить требуемое. Попроси Джастина арендовать мне машину и ссудить немного денег. Я получу их на почте в Рошфоре.
— Береги себя, Мик! — сказала Мэри Эллен.
Голос ее дрогнул. Радостно было ощущать себя связанным с Мэри Эллен, хотя бы и посредством крошечных вспышек света волоконной оптики. Мне не хотелось разъединяться, и ей тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Я не находил слов от печали. Большой печали. Слезы струились из моих глаз, обжигая щеки.
Тень Кристофа упала на меня, и я почувствовал исходящий от его одежды запах выдохшегося коньяка и табака.
— Мой бедный друг, — сказал он и засуетился вокруг меня: укрыл одеялом, дал стакан воды и коньяку, которого я совсем не хотел. Все это время в моей голове, словно на закольцованной магнитофонной пленке, вертелись его слова: «Вы оба мертвы».
— Я мертв, — изрек я.
— Что? — не расслышал Кристоф. Его старое загорелое лицо было грустным и взволнованным.
— Никому не говори, что я жив. Я должен скрываться. Как в Сопротивлении.
— А! — Лицо Кристофа засветилось пониманием.
И я вновь провалился в забытье.
Я, видимо, заболел. Потом все происходило как в тумане. Темнота сменялась светом. Кто-то давал мне суп, который я выпивал, и коньяк, от которого я отказывался. Трудно сказать, сколько раз день сменялся ночью, прежде чем боль перестала полыхать огнем в моих костях и стала тупой. Голова уже не раскалывалась и в мыслях не было сумбура. Должно быть, для этого потребовалось немало времени. Трудно сказать, сколько именно.
Когда, судя по снопу солнечного света, прокрадывавшегося через голубые ставни, наступало утро, приходил Кристоф. Он бывал здесь дважды в день. В то утро я сказал:
— Кристоф, я хочу поблагодарить тебя за все.
— Да о чем вы, — отмахнулся он. — Вы помогали Тибо, он помогал мне. Все правильно.
— Кто-нибудь знает, что я здесь? — спросил я.
Лицо Кристофа вспыхнуло за белой щетиной.
— Вам следует помнить, что и я был в Сопротивлении, — укорил он меня.
Я помнил.
— Прости!
Кристоф пожал плечами.
— Ну, конечно же, вы имеете право спросить.
— Бьянка Дафи все еще в ресторане? — поинтересовался я.
— Дафи?
— Темноволосая женщина. Хорошенькая.
— Я узнаю.
Кристоф достал из внутреннего кармана своей синей холщовой куртки фирменный пакет магазина самообслуживания.
— Здесь еда, — сказал он и ушел. Я услышал, как ключ повернулся в замке.
В пакете оказался хлеб, сыр, кусок холодной рыбы и початая бутылка белого столового вина. Я все съел, выпил вино и заснул обычным здоровым сном, а не впал, как прежде, в беспамятство в холодном поту и с лихорадочными видениями. Я пробудился в темноте. В двери Дребезжал ключ. Пришел Кристоф. И с ним — его сестра: ее кулаки были решительно засунуты в карманы.
— Я привел Жизель, — сказал Кристоф. — Она в курсе того, что происходит в ресторане.
Глаза Жизель были заплаканы.
— Господин Тибо мертв, — сказала она.
— Нам это известно, дуреха, — прервал ее Кристоф. — Ты ему все остальное расскажи.
— Мадемуазель Фрэнки уехала, как вы знаете.
— А Бьянка? Темноволосая такая.
— Она уехала одновременно с вами. На прошлой неделе вернулась, но только на одну ночь. А затем снова уехала. Бьянка спрашивала о вас. — У Жизель был неуверенный заговорщический вид. — Когда она узнала, что вас нет, то плакала. Думаю, она влюблена.
— Окажи господину честь: оставь свои замечания при себе, — одернул ее Кристоф.
— А она не оставила адрес?
— Нет, — сказала Жизель.
Сердце мое упало.
— Во всяком случае, не номер дома. До востребования.
— Откуда ты знаешь? — спросил Кристоф.
— От господина Жерарда. Он сейчас управляет рестораном. И отнюдь не счастлив этим.
— "До востребования" где?
— Сен-Жан-де-Сабль, — выпалила Жизель.
Сен-Жан-де-Сабль...
— Спасибо, — поблагодарил я ее.
В тот вечер я вновь шагал на ватных ногах по дороге, бегущей по верху стенки набережной. «Аркансьеля» больше нет, его уже забрала специальная команда. Близ Эснандеса, за тем местом, где «Аркансьель» был выброшен на берег, находилось кафе с телефоном. Кристоф принес мне газету «Оуэст Франс» с моей фотографией, извлеченной из архива: на ней я был чисто выбрит, при воротничке и галстуке. Хотя Жизель и выстирала мою одежду, ей не пошло на пользу продолжительное пребывание в соленой воде, а не брился я со времен Пултни. Но мой внешний вид не выбивался из общего фона посетителей кафе. Разведение устриц — грязное производство, совсем не из тех, где выгодно быть одетым получше. Человек за стойкой бара обладал животиком владельца кафе, зависавшим под голубой курткой над рыбацкими брюками. Он дал мне чашку черного кофе и указал на телефон. Я набрал номер Мэри Эллен.
Она долго не брала трубку. Когда же ответила, ее голос звучал хрипло и резко.
— Мэри Эллен? — уточнил я.
— Кто говорит?
— Мик.
— Это не смешно, — отрезала она. Послышался щелчок. И смодулированный голос робота: «Абонент разъединился».
Я снова набрал номер. Кто-то поднял трубку.
— Это я, Мик. Звоню из Франции. Что я такого сделал?
Наступила пауза. Я ожидал щелчка. Что же теперь, хотел бы я знать? Мэри Эллен вот так вешала трубку бессчетное число раз. Но, Господи помоги, только не сегодня! Я добавил монет в монетоприемник.
— Мик?! — переспросила она.
— Совершенно верно. Не вешай трубку. Только скажи мне, что такого, как предполагается, я сделал, ладно?
— Это в самом деле ты?! — воскликнула Мэри Эллен каким-то высоким сумасшедшим голосом.
— Ну, пожалуйста, — поторапливал я ее. — Говорю из автомата.
— Мик! — сказала Мэри Эллен. Ее голос потеплел, словно под ним костер. — Мик, милый! Как замечательно!
— Что?
— Ведь сказали, что ты погиб. Утонул.
— Кто сказал?
— Французская полиция.
— Фрэнки знает?
— Она звонила.
— Где она?
— Не знаю. Открытку прислала из Монпелье. Проездом. Голосок звучал весело.
Теплота в голосе Мэри Эллен была приятна. Но мои мысли продолжали свое течение, и желудок вновь схватил спазм.
— Я намереваюсь повидать ее.
— Каким образом?
— Догадываюсь, где она может быть. — Я постарался сказать это как можно непринужденнее.
Но Мэри Эллен достаточно хорошо знала меня, чтобы почувствовать, когда я «стараюсь».
— Все ли в порядке? — настороженно спросила она.
— Все замечательно!
— Тогда почему ты беспокоишься о Фрэнки?
— Я не вполне одобряю этого Бараго.
— Пожалуй, ты прав, — сказала Мэри Эллен. — И я рада, что ты собираешься навестить ее.
В голосе Мэри Эллен чувствовались неуверенность и сомнение.
— Никому не говори, что я звонил. Не могла бы ты связаться с Джастином?
— Конечно.
— Передай: я близок к тому, чтобы получить требуемое. Попроси Джастина арендовать мне машину и ссудить немного денег. Я получу их на почте в Рошфоре.
— Береги себя, Мик! — сказала Мэри Эллен.
Голос ее дрогнул. Радостно было ощущать себя связанным с Мэри Эллен, хотя бы и посредством крошечных вспышек света волоконной оптики. Мне не хотелось разъединяться, и ей тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85