Как замельтешим, нас тут же заметут.
— Воинское предписание гласит, что мы должны ехать в Томск, а не в Омск. А это в другую сторону.
— А ты не думай об этом. Меньше чувств, меньше мыслей. Холодный расчет нас спасет, а не прыжки на амбразуру.
— Говорить-то оно легко.
— А надо отвлечься. Найди интересную тему, а я буду импровизировать. Пойдет?
— Тему? Есть тема. В зоне нам с тобой сидеть за одним столом не пришлось. Но, как сказал старик, теперь нас один клубочек на свет Божий выводит. Мне приходилось бывать в окружении, но там я знал своих врагов и знал, в кого стрелять. Сейчас ты держишь меня за болвана, Черный. Не пора ли карты на стол выложить?
— Крутой ты парень, Андрей Чижов. Только если вспомнить, то я тебя за собой не тащил, сам увязался. Впрочем, какие тут секреты. Дело обычное. План побега разрабатывал я, но не для себя. Ты помнишь, когда в зоне появился Хрящ?
Года не прошло. Его пахан встречал стоя. В зонах совсем не осталось авторитетных воров. Одна мелюзга, одиночки, быки, сопляки, малолетки, шестерки.
Бандитов высокого полета до суда выкупают либо выносят оправдательный приговор.
Такие, как Хрящ, в зоне редкость. А ты помнишь, как по зоне газетенка гуляла, будто за океаном на баксах картинки менять будут? Вот после этой пропаганды ко мне и подкатил пахан. Мол, давай, сынок, голова у тебя свежая, варит хорошо, подумай, как можно дернуть с нар на волю, но без шухера. Я подумал. Мне достали карту, сказали о том, что найдутся людишки по ту сторону забора, подсобить смогут. Ну я все прокумекал и обрисовал, как положено. Но машину снимать надо было с дальней делянки, когда жратву возят на лесоповал тем, кто по две смены сквозит. Рывок назначили на понедельник. Уходить должны были Хрящ и Дылда.
Беспалый подготовил рюкзак, лыжи и свалил дерево у дороги. Охотнику в сторожку вызов из города прислали, дочь, мол, умирает. Тот дернул в Челябинск, а Беспалый занял его место. Дальше он должен был вести Хряща до большой железки.
Ксива, деньги и билеты были готовы. Гладко выглядела дорожка! Но что случилось, мне неведомо. Кто-то устроил на Хряща облаву. Беспалого хлопнули, сам видел, а заменил его тип не из наших пенатов. Но есть у меня такой прикид: Хрящ взял кассу, а дружков кинул. Теперь эти дружки хотят взять Хряща и вернуть кассу, а тот на дно лег. В зоне его не достать. Он там король. Хряща ждали в поселке у старосты. В сторожке его брать не собирались. Знали, что Хряща не просто вокруг пальца обвести. Вот так, паломник.
— Значит, ты пахана одним махом развенчал. Хряща своим врагом сделал и всю братву против себя настроил?
— Будь спокоен. Из зоны малява уже пошла в Москву. Болтал я много, пахан все места знает, где искать меня надо.
— Теперь не тебя, а нас.
— Ну а твое паломничество в белокаменной закончится. Гуляй, рванина! В Москве наши дорожки разбегутся в разные стороны.
— Видать, жареный петух тебя клюнул, коли ты за полгода до освобождения на отрыв решился.
— Это ты прав. Что-то мундирчик тесноват, хлипкий народ в доблестной армии служит.
Чижов понял, что Черный уходит от разговора, и решил перетянуть одеяло на себя.
— Ну здесь-то ладно. Видел бы ты, какая мелкота на горячих точках воюет.
— Вижу. Один передо мной сидит. Слышал я, ты в десантниках служил.
Я-то думал, там орлы с железной грудной клеткой. Каратисты. Ха! Ха! Бух! И порядок!
— А ты подумал, где они «хакать» учились? Это тебе в кино показывают: если «афганец», то чемпион мира по каратэ. Чушь собачья! Щенят со школьной скамьи в пекло бросали. Он автомат в руках недели не держал, а должен прицельный огонь вести. У нас офицеры каратэ не знали и вместе с нами воевать учились. И кому твое каратэ нужно в сегодняшних условиях войны? Показуха для лохов. В горах рукопашного боя не бывает. «Духи» тебя на выстрел не подпустят.
У них автоматы, минометы, пулеметы, гранатометы. Целый день по камням, как горный козел, скачешь, от пуль увертываешься, а как затихает, то спишь как убитый. Тебе только каратэ и не хватает.
— Ну и как, ты крепко автомат в руках держал?
— Не автомат. Снайперскую винтовку.
— Много людишек пострелял?
— Не людишек, а врагов. Хватает, счетной палаты у нас не было.
— И как?
— Молча. Я им в лицо не заглядывал. Попал на мушку, и прощай. Это не трудно, особенно когда по пять-шесть цинковых гробов в день с корешами на родину отправляешь. Простые деревенские ребятишки из-под Курска и Рязани. Это ты на парадах бугаев насмотрелся. Блестят и сверкают, чеканя шаг, а в остальное время мышцы качают в тренажерных залах. На Кавказе их никто не видел. Кому они нужны, манекены с витрины.
— Складно поешь, паломник. Глупо получилось. Там, в горах, ты счет не вел своим трупам. Медали за них получал, а на гражданку вернулся, один раз стрельнул, и вместо медали каталажка.
— Страна у нас такая. Меня государство убивать заставляло. Я, кроме этого, ничего делать не умею. Это государство мне указывало на тех, кого я должен считать своим врагом. А как только я сам решил, кто мой враг и настоящая мразь, так меня тут же нарекли убийцей. Но я не жалею. Таких ублюдков надо стирать в порошок. Он отряд погубил, а сам сухим из воды вышел. Двенадцать душ на его совести. Дуриком мне удалось выжить. В расщелине меня зажало. Вот и уцелел. Недолго он жизни радовался. Ушел я на дембель, разыскал гада и вышиб ему мозги. Не убийство это. Расстрел. А зона меня не пугала, я готовился к худшему, а они со мной по-хорошему. Девять лет.
— Ты прав, паломник. Месть — дело святое! За нее и сдохнуть не жалко. Жалко, если сдохнешь, а отомстить не успеешь. Жизнь такая короткая. Я раньше не знал об этом.
— Ты чего бормочешь, Черный?
— Так, ничего. Поезд ход замедляет. Наш полустанок. Держи ухо востро, паломник. Мы на вершине нашего пути.
Поезд остановился на платформе Хвойная.
***
Большая «железка» пролегала от Челябинска до Красноярска, а если говорить масштабно, то соединяла Москву с Владивостоком. Не доезжая Новосибирска, за Чулымом находилось несколько промежуточных полустанков, расположенных в глубине тайги. Чтобы Сычеву добраться до исправительно-трудовой колонии с роковым номером тринадцать, ему пришлось проехать от Красноярска через Томск, Новосибирск до тихого полустанка Хвойная. Здесь он пересел на «кукушку», что-то наподобие московской электрички, состоявшей из трех вагонов старого образца. Один раз в сутки электровоз таскал эти вагончики в глубь тайги к леспромхозу. Одноколейка в тридцать километров предназначалась для переброски леса к главной железнодорожной артерии, и если леса скапливалось слишком много, то «кукушку» отменяли.
Десять-пятнадцать человек и три вагона занимали отросток железной дороги в течение часа, а то и больше. Лес в этих местах важнее людей, и он получал зеленую улицу, включая красный свет для пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Воинское предписание гласит, что мы должны ехать в Томск, а не в Омск. А это в другую сторону.
— А ты не думай об этом. Меньше чувств, меньше мыслей. Холодный расчет нас спасет, а не прыжки на амбразуру.
— Говорить-то оно легко.
— А надо отвлечься. Найди интересную тему, а я буду импровизировать. Пойдет?
— Тему? Есть тема. В зоне нам с тобой сидеть за одним столом не пришлось. Но, как сказал старик, теперь нас один клубочек на свет Божий выводит. Мне приходилось бывать в окружении, но там я знал своих врагов и знал, в кого стрелять. Сейчас ты держишь меня за болвана, Черный. Не пора ли карты на стол выложить?
— Крутой ты парень, Андрей Чижов. Только если вспомнить, то я тебя за собой не тащил, сам увязался. Впрочем, какие тут секреты. Дело обычное. План побега разрабатывал я, но не для себя. Ты помнишь, когда в зоне появился Хрящ?
Года не прошло. Его пахан встречал стоя. В зонах совсем не осталось авторитетных воров. Одна мелюзга, одиночки, быки, сопляки, малолетки, шестерки.
Бандитов высокого полета до суда выкупают либо выносят оправдательный приговор.
Такие, как Хрящ, в зоне редкость. А ты помнишь, как по зоне газетенка гуляла, будто за океаном на баксах картинки менять будут? Вот после этой пропаганды ко мне и подкатил пахан. Мол, давай, сынок, голова у тебя свежая, варит хорошо, подумай, как можно дернуть с нар на волю, но без шухера. Я подумал. Мне достали карту, сказали о том, что найдутся людишки по ту сторону забора, подсобить смогут. Ну я все прокумекал и обрисовал, как положено. Но машину снимать надо было с дальней делянки, когда жратву возят на лесоповал тем, кто по две смены сквозит. Рывок назначили на понедельник. Уходить должны были Хрящ и Дылда.
Беспалый подготовил рюкзак, лыжи и свалил дерево у дороги. Охотнику в сторожку вызов из города прислали, дочь, мол, умирает. Тот дернул в Челябинск, а Беспалый занял его место. Дальше он должен был вести Хряща до большой железки.
Ксива, деньги и билеты были готовы. Гладко выглядела дорожка! Но что случилось, мне неведомо. Кто-то устроил на Хряща облаву. Беспалого хлопнули, сам видел, а заменил его тип не из наших пенатов. Но есть у меня такой прикид: Хрящ взял кассу, а дружков кинул. Теперь эти дружки хотят взять Хряща и вернуть кассу, а тот на дно лег. В зоне его не достать. Он там король. Хряща ждали в поселке у старосты. В сторожке его брать не собирались. Знали, что Хряща не просто вокруг пальца обвести. Вот так, паломник.
— Значит, ты пахана одним махом развенчал. Хряща своим врагом сделал и всю братву против себя настроил?
— Будь спокоен. Из зоны малява уже пошла в Москву. Болтал я много, пахан все места знает, где искать меня надо.
— Теперь не тебя, а нас.
— Ну а твое паломничество в белокаменной закончится. Гуляй, рванина! В Москве наши дорожки разбегутся в разные стороны.
— Видать, жареный петух тебя клюнул, коли ты за полгода до освобождения на отрыв решился.
— Это ты прав. Что-то мундирчик тесноват, хлипкий народ в доблестной армии служит.
Чижов понял, что Черный уходит от разговора, и решил перетянуть одеяло на себя.
— Ну здесь-то ладно. Видел бы ты, какая мелкота на горячих точках воюет.
— Вижу. Один передо мной сидит. Слышал я, ты в десантниках служил.
Я-то думал, там орлы с железной грудной клеткой. Каратисты. Ха! Ха! Бух! И порядок!
— А ты подумал, где они «хакать» учились? Это тебе в кино показывают: если «афганец», то чемпион мира по каратэ. Чушь собачья! Щенят со школьной скамьи в пекло бросали. Он автомат в руках недели не держал, а должен прицельный огонь вести. У нас офицеры каратэ не знали и вместе с нами воевать учились. И кому твое каратэ нужно в сегодняшних условиях войны? Показуха для лохов. В горах рукопашного боя не бывает. «Духи» тебя на выстрел не подпустят.
У них автоматы, минометы, пулеметы, гранатометы. Целый день по камням, как горный козел, скачешь, от пуль увертываешься, а как затихает, то спишь как убитый. Тебе только каратэ и не хватает.
— Ну и как, ты крепко автомат в руках держал?
— Не автомат. Снайперскую винтовку.
— Много людишек пострелял?
— Не людишек, а врагов. Хватает, счетной палаты у нас не было.
— И как?
— Молча. Я им в лицо не заглядывал. Попал на мушку, и прощай. Это не трудно, особенно когда по пять-шесть цинковых гробов в день с корешами на родину отправляешь. Простые деревенские ребятишки из-под Курска и Рязани. Это ты на парадах бугаев насмотрелся. Блестят и сверкают, чеканя шаг, а в остальное время мышцы качают в тренажерных залах. На Кавказе их никто не видел. Кому они нужны, манекены с витрины.
— Складно поешь, паломник. Глупо получилось. Там, в горах, ты счет не вел своим трупам. Медали за них получал, а на гражданку вернулся, один раз стрельнул, и вместо медали каталажка.
— Страна у нас такая. Меня государство убивать заставляло. Я, кроме этого, ничего делать не умею. Это государство мне указывало на тех, кого я должен считать своим врагом. А как только я сам решил, кто мой враг и настоящая мразь, так меня тут же нарекли убийцей. Но я не жалею. Таких ублюдков надо стирать в порошок. Он отряд погубил, а сам сухим из воды вышел. Двенадцать душ на его совести. Дуриком мне удалось выжить. В расщелине меня зажало. Вот и уцелел. Недолго он жизни радовался. Ушел я на дембель, разыскал гада и вышиб ему мозги. Не убийство это. Расстрел. А зона меня не пугала, я готовился к худшему, а они со мной по-хорошему. Девять лет.
— Ты прав, паломник. Месть — дело святое! За нее и сдохнуть не жалко. Жалко, если сдохнешь, а отомстить не успеешь. Жизнь такая короткая. Я раньше не знал об этом.
— Ты чего бормочешь, Черный?
— Так, ничего. Поезд ход замедляет. Наш полустанок. Держи ухо востро, паломник. Мы на вершине нашего пути.
Поезд остановился на платформе Хвойная.
***
Большая «железка» пролегала от Челябинска до Красноярска, а если говорить масштабно, то соединяла Москву с Владивостоком. Не доезжая Новосибирска, за Чулымом находилось несколько промежуточных полустанков, расположенных в глубине тайги. Чтобы Сычеву добраться до исправительно-трудовой колонии с роковым номером тринадцать, ему пришлось проехать от Красноярска через Томск, Новосибирск до тихого полустанка Хвойная. Здесь он пересел на «кукушку», что-то наподобие московской электрички, состоявшей из трех вагонов старого образца. Один раз в сутки электровоз таскал эти вагончики в глубь тайги к леспромхозу. Одноколейка в тридцать километров предназначалась для переброски леса к главной железнодорожной артерии, и если леса скапливалось слишком много, то «кукушку» отменяли.
Десять-пятнадцать человек и три вагона занимали отросток железной дороги в течение часа, а то и больше. Лес в этих местах важнее людей, и он получал зеленую улицу, включая красный свет для пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132