На проходной его остановили, но он знал, что нужно ответить:
— Я из Большого дома. Много заявок от больных собачек.
— Новенький?
— Не очень. Раньше в паре ездил, вот вы и не запомнили. — Его пропустили. Никому и в голову не приходило, что старую рухлядь могут угнать или взять для каких-то целей.
Чиж сел в машину, соединил провода напрямую и завел двигатель.
Белый стоял метрах в ста от ворот базы и видел, как выезжал драндулет с надписью «Ветеринарная помощь на дому».
К девяти вечера они приехали к воротам кладбища. На этом кладбище ворота всегда были на замке. Сюда пропускали катафалки с оформленными документами по всей форме с десяти до четырнадцати часов. Вторая смена начиналась после девяти, и машины въезжали на территорию по особым пропускам.
«Уазик» с надписью на борту знала каждая собака. У Мопса здесь были самые обширные владения. Не один директор сменился за три года. Когда человек начинал наглеть и требовать, он оставался тут же, но из директорского кресла попадал под землю. Люди ошибочно думают, что чем больше они знают, тем дороже стоят.
Машина въехала на территорию и свернула на аллею. Чиж очень хорошо помнил, где находится зеленый домик. Он притормозил возле освещенных окон и посигналил.
Из дома вышел старик в телогрейке и молодой паренек в солдатском бушлате. Парень остался стоять на месте, вырезая острой финкой узоры на палке, а старик подошел к машине.
— Доброго здоровьичка, папаша! — весело сказал Чиж.
— Чего без предупреждения? — прохрипел прокуренный голос старика.
— Смерть, папаша, не всегда стучится в дверь, иногда она входит без стука. Или у тебя места кончились?
— Балаболка. Яма есть готовая. Свежая. Номер 216. Дальний правый угол. Ребята нужны?
— Нет. Оставь пару лопат, сами справимся, и ящик дай на метр восемьдесят.
— С собой повезешь?
— Конечно. На месте упакуем. Часам к двенадцати вернусь.
Старик повернулся к помощнику.
— Пойдите в сарай и принесите с Лехой одну тару на сто восемьдесят.
Парень кивнул, убрал нож и скрылся в темноте аллеи.
— Передай Мопсу, пусть звякнет.
— Сегодня еще его увижу. А ты, дед, никак рулетку покрутить хочешь? Видел я тебя в «Орионе» у второго стола. В пиджачке на фраера смахиваешь.
— Сорок годков из шестидесяти пяти я гонял фраеров по зонам нашей необъятной. Балаболка!
— Не серчай, дедок! Обознался.
Дед поправил на себе штаны и пошел в хибару.
— Что значит — свежая? — спросил Белый. — А какие еще бывают могилы?
— Вторичная, третичная. Ты что думаешь, здесь места много?
Покойничков в пять рядов укладывают. Роют могилу на два с половиной метра, а уж потом гроб на гроб кладут, как ящики с водкой. Глянь-ка, гробы квадратные, без скосов.
Чиж указал на двух парней, которые тащили к машине грубо сколоченный ящик.
— Эстетика здесь не нужна, и занозы покойнику не страшны. Главное — прочность.
Чиж выпрыгнул из машины и открыл задние дверцы. Гроб втолкнули в салон, и Чиж вернулся на место.
Когда они приехали к старому дому на Таганке, уже совсем стемнело.
Ночь ожидалась лунной, безветренной. В воздухе веял весной.
Чиж указал на окна подъезда.
— На четвертом этаже у окна сигаретный огонек и на шестом. Мопс живет на пятом. Ничего не боится. Двое лохов его охраняют да дверь железная.
— Самоуверенный фрукт.
Мопс жил в трехкомнатной квартире перестроенного дома. Он родился на Таганке и не хотел жить в другом районе. Его покойный отец работал надзирателем в ныне сломанной таганской тюрьме, а сынок учился в ремеслухе, тут же через два дома. Теперь Мопсу стукнуло шестьдесят, и он гордился тем, что за всю жизнь ни разу не болел и не брал больничный. Здоровьем Бог его не обидел, и Мопс собирался еще долго жить. Лизунчик, а точнее, Елизавета Тихоновна, коротала с Мопсом все свое свободное время. Жили они тихо, спокойно. Лизунчик работала на продуктовом складе и, несмотря на уговоры благоверного, работу оставлять не хотела. Заботы о детях и внуках их не тяготили, наследников Бог им не послал. Зимой жили в Москве, летом на даче. Сошлись они, когда Лизе стукнуло сорок и она вышла после восьмилетней отсидки. Тут Мопс ее и подобрал. А знал-то он ее до тюрьмы, когда Елизавета управляла крупным гастрономом, а он ходил в участковых. Но в те времена бабенку обхаживали мужички «первый сорт», и не с его собачьей рожей да кепкой с кокардой в женихи лезть. Но Мопс был мужиком терпеливым и настырным. Он свое получил.
Так двадцать годков и прожили. Мопс уже давно никого не боялся.
Все его недоброжелатели ушли в мир иной. Сколько их было, он не помнил.
Покойников не считают. Главный могильщик Хлыста не вел дневников, не заводил амбарных книг, но если от кого-то веяло опасностью, человек этот исчезал.
— Его охраняют двое парней из группы контроля, — сказал Чиж. — Только не спрашивай меня, что это значит. Я не знаю.
— Ты уверен, что он дома?
— Конечно, свет в окнах горит. Я тут прижал одного болтливого парнишку из его охраны. В доме Мопса гостей не бывает, и сам он со своей толстухой никуда не ходит. Пьют водку либо порнуху смотрят для поднятия тонуса.
Это все их развлечения. Однако острые ощущения он получает от работы. Мопс относится к убийству по-отечески, с лаской и любовью. Это его жизнь, воздух.
Так он тихо и беззаботно хоронит людишек, и никаких мучений и угрызений.
Чиж и Белый вошли в подъезд. Чиж вызвал лифт, а Белый начал подниматься пешком. На площадке четвертого этажа его встретил мужичок с отвратительной мордой. Такого соплей перешибить нетрудно, но подходить к нему рискованно. Он не задумываясь выхватил пистолет и тут же направил его на чужака.
— Эй, приятель, ты чего? Я живу здесь, вышел сигаретку стрельнуть.
Слова Белого звучали неубедительно. Охранник даже не слушал его, а навинчивал глушитель на ствол.
— Брось, парень. Вот у меня спички, видишь. Мундштук…
Белый вставил трубку в рот в тот момент, когда противник взводил курок. Их разделял лестничный пролет. Игла со свистом пролетела в воздухе и вонзилась охраннику в кадык. Выстрелить он не успел, смерть сковала его в падении.
Чиж вышел из лифта с обрезом в руках. Тип, который дежурил на верхнем этаже, ничего не смог сделать.
— Стой тихо, дружок. Хочешь жить, выполняй приказ. Руки на стену, ноги врозь! Живо!
Охранник хотел жить и верил, что люди, пришедшие к Мопсу, шутить не будут. Он знал, зачем ребятам с оружием нужен Мопс.
Чиж спустился на один пролет и обыскал парня. Револьвер с глушителем под мышкой и нож в сапоге. Стандартный комплект.
— Позвони ему в дверь. Если он не откроет, твои мозги останутся на пороге.
Они спустились еще на один пролет и оказались У квартиры Мопса, где их уже поджидал Белый.
Охранник нажал на звонок. Чиж передал револьвер с глушителем Белому, а ствол обреза прижал к затылку телохранителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Я из Большого дома. Много заявок от больных собачек.
— Новенький?
— Не очень. Раньше в паре ездил, вот вы и не запомнили. — Его пропустили. Никому и в голову не приходило, что старую рухлядь могут угнать или взять для каких-то целей.
Чиж сел в машину, соединил провода напрямую и завел двигатель.
Белый стоял метрах в ста от ворот базы и видел, как выезжал драндулет с надписью «Ветеринарная помощь на дому».
К девяти вечера они приехали к воротам кладбища. На этом кладбище ворота всегда были на замке. Сюда пропускали катафалки с оформленными документами по всей форме с десяти до четырнадцати часов. Вторая смена начиналась после девяти, и машины въезжали на территорию по особым пропускам.
«Уазик» с надписью на борту знала каждая собака. У Мопса здесь были самые обширные владения. Не один директор сменился за три года. Когда человек начинал наглеть и требовать, он оставался тут же, но из директорского кресла попадал под землю. Люди ошибочно думают, что чем больше они знают, тем дороже стоят.
Машина въехала на территорию и свернула на аллею. Чиж очень хорошо помнил, где находится зеленый домик. Он притормозил возле освещенных окон и посигналил.
Из дома вышел старик в телогрейке и молодой паренек в солдатском бушлате. Парень остался стоять на месте, вырезая острой финкой узоры на палке, а старик подошел к машине.
— Доброго здоровьичка, папаша! — весело сказал Чиж.
— Чего без предупреждения? — прохрипел прокуренный голос старика.
— Смерть, папаша, не всегда стучится в дверь, иногда она входит без стука. Или у тебя места кончились?
— Балаболка. Яма есть готовая. Свежая. Номер 216. Дальний правый угол. Ребята нужны?
— Нет. Оставь пару лопат, сами справимся, и ящик дай на метр восемьдесят.
— С собой повезешь?
— Конечно. На месте упакуем. Часам к двенадцати вернусь.
Старик повернулся к помощнику.
— Пойдите в сарай и принесите с Лехой одну тару на сто восемьдесят.
Парень кивнул, убрал нож и скрылся в темноте аллеи.
— Передай Мопсу, пусть звякнет.
— Сегодня еще его увижу. А ты, дед, никак рулетку покрутить хочешь? Видел я тебя в «Орионе» у второго стола. В пиджачке на фраера смахиваешь.
— Сорок годков из шестидесяти пяти я гонял фраеров по зонам нашей необъятной. Балаболка!
— Не серчай, дедок! Обознался.
Дед поправил на себе штаны и пошел в хибару.
— Что значит — свежая? — спросил Белый. — А какие еще бывают могилы?
— Вторичная, третичная. Ты что думаешь, здесь места много?
Покойничков в пять рядов укладывают. Роют могилу на два с половиной метра, а уж потом гроб на гроб кладут, как ящики с водкой. Глянь-ка, гробы квадратные, без скосов.
Чиж указал на двух парней, которые тащили к машине грубо сколоченный ящик.
— Эстетика здесь не нужна, и занозы покойнику не страшны. Главное — прочность.
Чиж выпрыгнул из машины и открыл задние дверцы. Гроб втолкнули в салон, и Чиж вернулся на место.
Когда они приехали к старому дому на Таганке, уже совсем стемнело.
Ночь ожидалась лунной, безветренной. В воздухе веял весной.
Чиж указал на окна подъезда.
— На четвертом этаже у окна сигаретный огонек и на шестом. Мопс живет на пятом. Ничего не боится. Двое лохов его охраняют да дверь железная.
— Самоуверенный фрукт.
Мопс жил в трехкомнатной квартире перестроенного дома. Он родился на Таганке и не хотел жить в другом районе. Его покойный отец работал надзирателем в ныне сломанной таганской тюрьме, а сынок учился в ремеслухе, тут же через два дома. Теперь Мопсу стукнуло шестьдесят, и он гордился тем, что за всю жизнь ни разу не болел и не брал больничный. Здоровьем Бог его не обидел, и Мопс собирался еще долго жить. Лизунчик, а точнее, Елизавета Тихоновна, коротала с Мопсом все свое свободное время. Жили они тихо, спокойно. Лизунчик работала на продуктовом складе и, несмотря на уговоры благоверного, работу оставлять не хотела. Заботы о детях и внуках их не тяготили, наследников Бог им не послал. Зимой жили в Москве, летом на даче. Сошлись они, когда Лизе стукнуло сорок и она вышла после восьмилетней отсидки. Тут Мопс ее и подобрал. А знал-то он ее до тюрьмы, когда Елизавета управляла крупным гастрономом, а он ходил в участковых. Но в те времена бабенку обхаживали мужички «первый сорт», и не с его собачьей рожей да кепкой с кокардой в женихи лезть. Но Мопс был мужиком терпеливым и настырным. Он свое получил.
Так двадцать годков и прожили. Мопс уже давно никого не боялся.
Все его недоброжелатели ушли в мир иной. Сколько их было, он не помнил.
Покойников не считают. Главный могильщик Хлыста не вел дневников, не заводил амбарных книг, но если от кого-то веяло опасностью, человек этот исчезал.
— Его охраняют двое парней из группы контроля, — сказал Чиж. — Только не спрашивай меня, что это значит. Я не знаю.
— Ты уверен, что он дома?
— Конечно, свет в окнах горит. Я тут прижал одного болтливого парнишку из его охраны. В доме Мопса гостей не бывает, и сам он со своей толстухой никуда не ходит. Пьют водку либо порнуху смотрят для поднятия тонуса.
Это все их развлечения. Однако острые ощущения он получает от работы. Мопс относится к убийству по-отечески, с лаской и любовью. Это его жизнь, воздух.
Так он тихо и беззаботно хоронит людишек, и никаких мучений и угрызений.
Чиж и Белый вошли в подъезд. Чиж вызвал лифт, а Белый начал подниматься пешком. На площадке четвертого этажа его встретил мужичок с отвратительной мордой. Такого соплей перешибить нетрудно, но подходить к нему рискованно. Он не задумываясь выхватил пистолет и тут же направил его на чужака.
— Эй, приятель, ты чего? Я живу здесь, вышел сигаретку стрельнуть.
Слова Белого звучали неубедительно. Охранник даже не слушал его, а навинчивал глушитель на ствол.
— Брось, парень. Вот у меня спички, видишь. Мундштук…
Белый вставил трубку в рот в тот момент, когда противник взводил курок. Их разделял лестничный пролет. Игла со свистом пролетела в воздухе и вонзилась охраннику в кадык. Выстрелить он не успел, смерть сковала его в падении.
Чиж вышел из лифта с обрезом в руках. Тип, который дежурил на верхнем этаже, ничего не смог сделать.
— Стой тихо, дружок. Хочешь жить, выполняй приказ. Руки на стену, ноги врозь! Живо!
Охранник хотел жить и верил, что люди, пришедшие к Мопсу, шутить не будут. Он знал, зачем ребятам с оружием нужен Мопс.
Чиж спустился на один пролет и обыскал парня. Револьвер с глушителем под мышкой и нож в сапоге. Стандартный комплект.
— Позвони ему в дверь. Если он не откроет, твои мозги останутся на пороге.
Они спустились еще на один пролет и оказались У квартиры Мопса, где их уже поджидал Белый.
Охранник нажал на звонок. Чиж передал револьвер с глушителем Белому, а ствол обреза прижал к затылку телохранителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132