Или вы видели, какой он себе «Дом пионеров» в пригороде строит? Дачку на двести коек. Если большевики вернутся, то там откроют санаторий для трудящихся завода «Динамо».
— Вот она родная кровь. А я не мог понять.
— Чудак. Отец как отец. Не хуже других. Но я не виновата, что он жлоб.
Чиж достал сигарету и закурил.
— Закономерный процесс. Семьдесят лет людям внушали, что все народное, а потом бросили и крикнули: «Фас!» Кто сколько урвет. В детстве я любил смотреть фильмы о животных. Один из них до сих пор помню. Два красивых ягуара сцепились в смертельной схватке. Страшное зрелище. Оба голодные, а перед ними огромный лось лежит. Но вместо того чтобы мясо жрать, они друг друга грызут. Еды хватило бы еще на десяток таких кошек. Странная и непонятная картина. Я спросил у воспитателя: «Почему?» А он пожал плечами и ответил: «Хищники!»
— Воспитателя?
— Я детдомовский. У меня не было родителей. Точнее, я их не знаю.
— А ты не такой мерзавец, каким хочешь показаться.
Ольга засмеялась.
***
Белый смотрел на Саранцева и криво ухмылялся. Пистолет его не пугал, а говорил о беспомощности оппонента. И взгляд у храбреца был растерянным.
— Где моя дочь?
— Один фанатик охраняет. Если я с ними в ближайшие полчаса не свяжусь, то он ее сожрет. Так что, Коля, брось шпаллером размахивать, мне и без того жить недолго осталось. Время я свое ценю, а потому решил уйти из зоны и крестного своего отблагодарить за то, что на путь истинный наставил.
— Вижу. Рожа твоя мне знакома.
— Сергей Белый. Восемь лет назад твой дружок приклеил мне бирку мокрушника и отправил в места скопления таких же. Ты тогда в капитанах шестерил. По бедности один кабинет с Ефимовым делил. Помнишь, как мать мою убили?
— Теперь помню.
Саранцев опустил пистолет. В какой-то момент он обмяк и стал похож на куклу с обрезанными веревочками. Сутки напряжения, страха, ожиданий ослабили его мышцы, и они потеряли свою упругость.
— Так ты жив?
— Рано Ефимов меня похоронил. Пора гробовщику ответить за своих покойничков. Я хочу получить шкуру Ефимова. Он должен сменить меня на нарах.
Саранцев с удивлением посмотрел на беглеца.
— Шутишь? Ему вот-вот медаль дадут или орден, а ты на него статью готовишь. У Ефимова лохматая лапа в министерстве. Ему все с рук сходит. Мужик совсем озверел.
Белый достал из кармана пухлый пакет, сложенный вдвое.
— Здесь ксерокопия признания одного старого сообщника Ефимова.
Если надо, то он выступит в суде. Теперь твоя очередь. Хочешь получить дочь, пиши донос на Ефимова. Сложи бумаги вместе и неси в министерство. — Саранцев покачал головой.
— Нет, приятель, ничего из твоей затеи не выйдет. Если я напишу донос, Ефимов утащит меня с собой или меня уберут с дороги. Твои бумаги тоже не помогут. Это называется «клевета», а не доказательство. Ефимов не постовой и не участковый. Он на доске почета района висит. Любое дело против него — это камень в стену, который тут же отскочит. Но даже если принять на веру невозможное и запереть Ефимова за колючкой в спецколонии, то что? Он там самым авторитетным зеком будет. Ефимов нигде не пропадет. Ты завтра в газеты загляни.
Я знаю, чем он сегодня занят. Национальный герой, беспощадный борец с преступностью! О чем ты говоришь, Белый?! Не ты один на него зуб имеешь, но воевать с ним бесполезно, а учить поздно.
— Я знаю одно: Ефимов — убийца и он должен ответить за это.
— Ради Бога, убей его и расквитайся. Другого выхода я не вижу.
Конвертик твой я, конечно, подброшу кому надо, но сам писать ничего не буду — бессмысленно. Все знают, что оба мы кандидаты в одно кресло. Любая моя попытка очернить Ефимова будет расцениваться как дешевый способ обойти конкурента. Не на того ты вышел.
Белый молча достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.
Через некоторое время он услышал взволнованный голос Чижа.
— Привет, партнер. Тут папочка хочет услышать голос дочки. — Секунда замешательства, и произошло непредвиденное: рыдания девушки слышали прохожие на Щелковском шоссе.
— Папочка! Миленький, заплати им сколько скажут. Они убьют меня…
Скрип в трубке и короткие гудки. Белый ничего не понял. Пришло время его растерянности. Однако выкрик дочери вызвал у Саранцева только улыбку.
— Артистка. Я вижу, что с ней все в порядке. Отпусти ее, Белый. Девчонке учиться надо.
Он взял из рук водителя конверт и оставил свою визитную карточку.
— Звони мне домой. Проконсультировать я тебя могу, но на большее не рассчитывай.
Саранцев вышел из машины и направился в сторону метро. Встреча оставила хороший след. Он успокоился и даже повеселел. Впервые за многие годы появился человек, который хотел свалить Ефимова. Единомышленник. В одиночку Саранцев и не помышлял об этом, но теперь у него появился подручный, которого можно использовать как орудие. Белый жаждал мести. Он одержим своей идеей, а значит, готов идти на риск. Самоубийца!
***
Чиж понял, что девчонку можно отпускать. Она свою роль сыграла.
— Кажется, все. Мы можем с тобой попрощаться, Оля Саранцева. Да здравствует свобода.
— А я и была свободна. Просто ты узаконил мою ночную гулянку. Я очень хорошо погуляла, пока мои предки думали, что я, бедненькая, страдаю в когтях страшных разбойников. Ну и как я сыграла страдающую заложницу?
— Нет слов. Прямо-таки Доронина! Только зря старалась. За тебя никто выкуп не просил. Прощай!
Чиж поднялся с деревянного ящика и направился к двери.
— Эй, погоди! — Девушка нагнала его на улице. — Это как понимать? Я что, выкупа не стою?
— Может, и стоишь. Ты предложи провернуть эту аферу своему дружку, с которым ночь провела, а я не по этой части.
Ольга остановилась.
— Ух ты! Эй, погоди! Это как понимать? Сцена ревности? Побледневший Отелло?
Чиж молча шел к машине.
— Да я по твоим глазам вижу, что ты ревнуешь.
— У тебя мания величия.
Чиж сел за руль и включил двигатель.
— Эй, террорист. Ты меня до метро подбрось. Я уже ночью здесь гуляла, хватит. Ноги промокают.
— Садись.
Машина тронулась с места.
— Как тебя зовут-то, похититель малолеток?
— Андрей.
— Всего-то! Оплошал. А я думала, Робин Гуд.
— Я не страдаю манией величия. Все в серых тонах и никаких фейерверков. Ну вот и метро. Тебе в подземку, а мне сигарет купить надо.
Оля показала на киоск по другую сторону улицы.
— Туда иди. Ты «Приму» куришь, там явская продается. Киоск от фабрики. Мой дружок только туда ходит.
Они вышли из машины. Чиж даже «до свидания» не сказал, а перемахнул через парапет и побежал к фабричному киоску. Оля вновь открыла дверцу, перебралась на заднее сиденье, улеглась на полу и прикрылась чехлом.
***
Сычев в сопровождении своего молодого спутника прибыл к следователю по особо важным делам Комарову. Старый друг Сычева, один из руководителей московской прокуратуры, Бородин Федор Яковлевич постарался сделать все, чтобы помочь другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Вот она родная кровь. А я не мог понять.
— Чудак. Отец как отец. Не хуже других. Но я не виновата, что он жлоб.
Чиж достал сигарету и закурил.
— Закономерный процесс. Семьдесят лет людям внушали, что все народное, а потом бросили и крикнули: «Фас!» Кто сколько урвет. В детстве я любил смотреть фильмы о животных. Один из них до сих пор помню. Два красивых ягуара сцепились в смертельной схватке. Страшное зрелище. Оба голодные, а перед ними огромный лось лежит. Но вместо того чтобы мясо жрать, они друг друга грызут. Еды хватило бы еще на десяток таких кошек. Странная и непонятная картина. Я спросил у воспитателя: «Почему?» А он пожал плечами и ответил: «Хищники!»
— Воспитателя?
— Я детдомовский. У меня не было родителей. Точнее, я их не знаю.
— А ты не такой мерзавец, каким хочешь показаться.
Ольга засмеялась.
***
Белый смотрел на Саранцева и криво ухмылялся. Пистолет его не пугал, а говорил о беспомощности оппонента. И взгляд у храбреца был растерянным.
— Где моя дочь?
— Один фанатик охраняет. Если я с ними в ближайшие полчаса не свяжусь, то он ее сожрет. Так что, Коля, брось шпаллером размахивать, мне и без того жить недолго осталось. Время я свое ценю, а потому решил уйти из зоны и крестного своего отблагодарить за то, что на путь истинный наставил.
— Вижу. Рожа твоя мне знакома.
— Сергей Белый. Восемь лет назад твой дружок приклеил мне бирку мокрушника и отправил в места скопления таких же. Ты тогда в капитанах шестерил. По бедности один кабинет с Ефимовым делил. Помнишь, как мать мою убили?
— Теперь помню.
Саранцев опустил пистолет. В какой-то момент он обмяк и стал похож на куклу с обрезанными веревочками. Сутки напряжения, страха, ожиданий ослабили его мышцы, и они потеряли свою упругость.
— Так ты жив?
— Рано Ефимов меня похоронил. Пора гробовщику ответить за своих покойничков. Я хочу получить шкуру Ефимова. Он должен сменить меня на нарах.
Саранцев с удивлением посмотрел на беглеца.
— Шутишь? Ему вот-вот медаль дадут или орден, а ты на него статью готовишь. У Ефимова лохматая лапа в министерстве. Ему все с рук сходит. Мужик совсем озверел.
Белый достал из кармана пухлый пакет, сложенный вдвое.
— Здесь ксерокопия признания одного старого сообщника Ефимова.
Если надо, то он выступит в суде. Теперь твоя очередь. Хочешь получить дочь, пиши донос на Ефимова. Сложи бумаги вместе и неси в министерство. — Саранцев покачал головой.
— Нет, приятель, ничего из твоей затеи не выйдет. Если я напишу донос, Ефимов утащит меня с собой или меня уберут с дороги. Твои бумаги тоже не помогут. Это называется «клевета», а не доказательство. Ефимов не постовой и не участковый. Он на доске почета района висит. Любое дело против него — это камень в стену, который тут же отскочит. Но даже если принять на веру невозможное и запереть Ефимова за колючкой в спецколонии, то что? Он там самым авторитетным зеком будет. Ефимов нигде не пропадет. Ты завтра в газеты загляни.
Я знаю, чем он сегодня занят. Национальный герой, беспощадный борец с преступностью! О чем ты говоришь, Белый?! Не ты один на него зуб имеешь, но воевать с ним бесполезно, а учить поздно.
— Я знаю одно: Ефимов — убийца и он должен ответить за это.
— Ради Бога, убей его и расквитайся. Другого выхода я не вижу.
Конвертик твой я, конечно, подброшу кому надо, но сам писать ничего не буду — бессмысленно. Все знают, что оба мы кандидаты в одно кресло. Любая моя попытка очернить Ефимова будет расцениваться как дешевый способ обойти конкурента. Не на того ты вышел.
Белый молча достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.
Через некоторое время он услышал взволнованный голос Чижа.
— Привет, партнер. Тут папочка хочет услышать голос дочки. — Секунда замешательства, и произошло непредвиденное: рыдания девушки слышали прохожие на Щелковском шоссе.
— Папочка! Миленький, заплати им сколько скажут. Они убьют меня…
Скрип в трубке и короткие гудки. Белый ничего не понял. Пришло время его растерянности. Однако выкрик дочери вызвал у Саранцева только улыбку.
— Артистка. Я вижу, что с ней все в порядке. Отпусти ее, Белый. Девчонке учиться надо.
Он взял из рук водителя конверт и оставил свою визитную карточку.
— Звони мне домой. Проконсультировать я тебя могу, но на большее не рассчитывай.
Саранцев вышел из машины и направился в сторону метро. Встреча оставила хороший след. Он успокоился и даже повеселел. Впервые за многие годы появился человек, который хотел свалить Ефимова. Единомышленник. В одиночку Саранцев и не помышлял об этом, но теперь у него появился подручный, которого можно использовать как орудие. Белый жаждал мести. Он одержим своей идеей, а значит, готов идти на риск. Самоубийца!
***
Чиж понял, что девчонку можно отпускать. Она свою роль сыграла.
— Кажется, все. Мы можем с тобой попрощаться, Оля Саранцева. Да здравствует свобода.
— А я и была свободна. Просто ты узаконил мою ночную гулянку. Я очень хорошо погуляла, пока мои предки думали, что я, бедненькая, страдаю в когтях страшных разбойников. Ну и как я сыграла страдающую заложницу?
— Нет слов. Прямо-таки Доронина! Только зря старалась. За тебя никто выкуп не просил. Прощай!
Чиж поднялся с деревянного ящика и направился к двери.
— Эй, погоди! — Девушка нагнала его на улице. — Это как понимать? Я что, выкупа не стою?
— Может, и стоишь. Ты предложи провернуть эту аферу своему дружку, с которым ночь провела, а я не по этой части.
Ольга остановилась.
— Ух ты! Эй, погоди! Это как понимать? Сцена ревности? Побледневший Отелло?
Чиж молча шел к машине.
— Да я по твоим глазам вижу, что ты ревнуешь.
— У тебя мания величия.
Чиж сел за руль и включил двигатель.
— Эй, террорист. Ты меня до метро подбрось. Я уже ночью здесь гуляла, хватит. Ноги промокают.
— Садись.
Машина тронулась с места.
— Как тебя зовут-то, похититель малолеток?
— Андрей.
— Всего-то! Оплошал. А я думала, Робин Гуд.
— Я не страдаю манией величия. Все в серых тонах и никаких фейерверков. Ну вот и метро. Тебе в подземку, а мне сигарет купить надо.
Оля показала на киоск по другую сторону улицы.
— Туда иди. Ты «Приму» куришь, там явская продается. Киоск от фабрики. Мой дружок только туда ходит.
Они вышли из машины. Чиж даже «до свидания» не сказал, а перемахнул через парапет и побежал к фабричному киоску. Оля вновь открыла дверцу, перебралась на заднее сиденье, улеглась на полу и прикрылась чехлом.
***
Сычев в сопровождении своего молодого спутника прибыл к следователю по особо важным делам Комарову. Старый друг Сычева, один из руководителей московской прокуратуры, Бородин Федор Яковлевич постарался сделать все, чтобы помочь другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132