Наис судорожно обнимала его. Вдруг она разрыдалась и не пожелала объяснить, что так расстроило ее. Потом погрузилась в холодное молчание. И когда Фредерик шутя упрекнул ее, что ей теперь скучно с ним, она в безумном порыве сжала его в объятиях и прошептала:
— Нет, нет, не говори так, я люблю тебя больше жизни! Просто я нездорова. А потом, ведь это конец, ты уезжаешь... Господи боже, конец!..
Тщетно старался он утешить ее, уверял, что время от времени будет приезжать, а будущей осенью они проведут вместе два месяца. Наис только качала головой: она прекрасно понимала, что их любви пришел конец. Они расставались в тягостном молчании. Внизу расстилалось море, вдали сверкал огнями Марсель, и по-прежнему грустно мигал одинокий маяк Планье. Понемногу ими овладела печаль, веявшая от этих необъятных просторов. Около трех часов утра, когда Фредерик на прощание поцеловал свою возлюбленную в губы, он почувствовал, что она дрожит и вся похолодела в его объятиях.
Фредерик не мог заснуть. Он читал до утра; после бессонной ночи его лихорадило, и едва забрезжил рассвет, он расположился у окна. Микулен как раз отправлялся вытаскивать верши и, проходя по террасе, поднял голову.
— Ну как, господин Фредерик, нынче поедете со мной?
— Нет, папаша Микулен, я плохо спал ночь... А завтра обязательно поеду.
Арендатор не спеша удалился. Он должен был спуститься с обрыва к лодке, стоявшей у подножья утеса как раз под тем оливковым деревом, где он застал свою дочь. Когда старик скрылся из виду, Фредерик обернулся и увидел Туана, который уже спозаранку работал. Горбун стоял возле оливы с заступом в руках. Он выравнивал канаву, размытую дождями. Воздух был свеж, у окна было так приятно. Молодой человек отошел в глубь комнаты свернуть папиросу. Как вдруг раздался оглушительный грохот, словно удар грома. Фредерик бросился к окну.
Произошел обвал. В красном облаке пыли он различил Туана, который убегал, размахивая заступом. Росшее на краю пропасти старое оливковое дерево с искривленными ветвями сползло с кручи и трагически погибло в море. Вверх взлетел фонтан пены. В тот же миг душераздирающий вопль огласил воздух, и Фредерик увидел Наис; она перевесилась через парапет, ухватившись за него обеими руками, она хотела знать, что творится внизу. Вытянувшись всем телом, она застыла в напряженной позе, и руки ее словно приросли к камню. Но вот девушка, очевидно, почувствовала на себе чей-то взгляд, обернулась и крикнула, увидев Фредерика: «Отец, отец!»
Час спустя, под камнями нашли изуродованное тело Микулена. Туан в лихорадочном возбуждении рассказывал, что и его чуть было не увлекло вниз. Все в деревне твердили, что нельзя было рыть канаву у края обрыва — вода неминуемо размыла бы грунт. Матушка Микулен плакала навзрыд. Наис, провожавшая тело отца на кладбище, не проронила ни слезинки.
На другой день после катастрофы г-жа Ростан пожелала непременно возвратиться в Экс. Фредерику отъезд пришелся весьма кстати — эта тяжелая драма нарушила прелесть его любовного приключения. Право же, крестьянки не стоили городских девиц. И он возобновил свой прежний образ жизни. Мать, тронутая его благонравием во время летних каникул, предоставила ему полную свободу, и он приятно провел зиму, выписывая к себе дамочек из Марселя, для которых снимал в предместье комнату. Дома он не ночевал и появлялся в холодном родительском особняке только по необходимости. Он льстил себя надеждой, что такое приятное существование будет длиться вечно.
На пасху г-ну Ростану понадобилось съездить в Бланкарду. Фредерик выдумал какой-то предлог, чтобы увильнуть от поездки. Возвратившись, стряпчий объявил за завтраком:
— Наис выходит замуж.
— Да ну! — с изумлением воскликнул Фредерик.
— И вам ни за что не угадать за кого, — продолжал г-н Ростан. — Она мне все очень резонно объяснила.
Оказалось, что Наис выходит за горбатого Туана, и в Бланкарде все останется по-прежнему. Арендатором будет Туан, который после смерти Микулена взял на себя заботу о хозяйстве.
Молодой человек слушал со смущенной улыбкой, но потом он понял, что все устроилось как нельзя лучше.
— Наис постарела и очень подурнела, — продолжал г-н Ростан. — Я не узнал ее. Диву даешься, как эти девушки, выросшие на берегу моря, быстро увядают. А ведь Наис была очень хороша.
— Да, линючий товар! — отозвался Фредерик, неторопливо доедая котлетку.
ГОСПОЖА НЕЖОН
I
Вот уже неделя, как мой отец, г-н де Вожлад, разрешил мне уехать из Бокэ, старого, унылого поместья в Нижней Нормандии, где я родился. У отца моего странные понятия о современности: он отстал от жизни по крайней мере, на полвека. Наконец-то я все-таки в Париже, почти еще мне не знакомом, — ведь я был здесь всего два раза, да и то проездом. К счастью, я не такой уж провинциал. Мой однокашник по капскому лицею, Феликс Бюден, с которым я на днях здесь виделся, уверяет, что у меня совершенно неотразимая внешность и что парижанки будут от меня без ума. Его слова меня рассмешили. Но после ухода Феликса я поймал себя на том, что стою перед зеркалом и разглядываю свое отражение: приоткрыв в самодовольной улыбке белые зубы, на меня смотрел черноглазый молодой человек пяти с половиной футов роста. Пожав плечами, я отошел от зеркала: я ведь не фатоват.
Вчера я впервые провел вечер в одном из парижских салонов. Меня пригласила графиня П., которая с какой-то стороны приходится мне тетушкой. В эту субботу она давала свой последний в зимнем сезоне званый обед. Графине хотелось представить меня некоему г-ну Нежону, депутату от нашего Гоммервильского округа; совсем недавно его назначили товарищем министра, и поговаривают, что он вот-вот станет министром. Тетя гораздо терпимее моего отца; она мне прямо заявила, что молодой человек моих лет обязан служить своей стране, пусть даже и республике. И вот теперь она хочет меня пристроить.
— А переубедить твоего отца, старого упрямца, это уж я беру на себя, не беспокойся, милый Жорж, — сказала она.
Ровно в семь часов я был у графини. Но в Париже, по-видимому, обедают поздно; гости прибывали по одному; в половине восьмого съехались еще не все. Графиня с огорчением сообщила мне, что г-на Нежона на обеде не будет: какие-то парламентские осложнения задерживают его в Версале. Однако она не теряет надежды, что в течение вечера он все-таки появится. Чтобы заполнить пустое место, тетя пригласила на обед другого депутата от нашего округа, Гошро Обжору, как его у нас зовут. Я с ним немного знаком, — однажды мы вместе охотились. Это приземистый жизнерадостный человек; недавно он для солидности отпустил бакенбарды. Родился он в Париже, в семье неимущего стряпчего; но в наших краях у него есть богатый и очень влиятельный дядя, которого он каким-то образом уговорил дать ему возможность баллотироваться на выборах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127