Поэтому выбирали деревни, окруженные лесом, заходили в них с той стороны, где деревья подступают к избам вплотную. Они понимали, что сами крестьяне живут сейчас впроголодь. Поэтому сразу выясняли, где дом старосты-бургомистра — у того скотины, награбленной в колхозном стаде, изрядно — и шли туда.
Вот и в Кошелеве реквизировали у старосты три овцы и козу. Затащили их в глухой лес, освежевали. Тут пригодились навыки Коли Баранова: он до войны работал забойщиком на мясокомбинате в Питере, стали жарить на костре баранину.
6 июля . «Прошли мало. Заболел Синев… По-моему, хитростью. Не желает принимать участие в переходе через линию фронта, намерен остаться в тылу и ждать окончания войны. Об этом Синев неоднократно говорил. Теперь нашел себе такого же друга. Ну что ж, пусть ждут. А мы пойдем на риск. Отдохнем — и в путь».
— Что же ты предлагаешь? — спросил у Синева командир бригады. — Наш план тебе не нравится — давай свой.
— Пойдем на Лугу и допытаемся связаться с подпольем, будем в нем действовать. И ждать на месте Красную Армию. Венец в сердцах сплюнул:
— И это говорит оперативный работник! Простительно моему Володе сказануть такое, ему восемнадцать лет. Кто же тебя там примет, Синев, без явки и пароля… Или ты будешь ходить по домам и объявлять: «Я из Особого отдела. Где тут у вас подпольщики прописаны?..» Смехота! Авантюра чистой воды, если что не похуже.
— Комиссар прав, — сказал Писаренко.
— Ага, — вскричал Синев, — он у нас всегда оказывается прав, а вы, комбриг, у него на побегушках! Он и прежних комбригов, Черника и Глазунова, подмял под себя и сейчас верховодит… В конце концов, у меня собственное начальство, и никаким комиссарам я не подчиняюсь.
— Никто тобой не командует, Синев, — спокойно ответил Венец. — Но поскольку ты с нами вместе — изволь подчиняться старшим.
— Я сам себе старший, — огрызнулся особист. — И не один… Со мной вон старший лейтенант согласен.
Старший лейтенант был из тех, что присоединились к ним позднее, в пути.
— Отсидеться решили? — зло сощурился Венец. — Конца войны за нашим горбом дожидаться? Подонки!
— Оставь их, комиссар, — устало махнул Писаренко. — Пусть сами определят судьбу.
Добрых отношений с Синевым у комиссара никогда не было, за всю совместную службу. Венец видел, как тот использует любую возможность, чтобы очернить человека, не стесняется оклеветать того, с кем делит хлеб и соль. И это в условиях, когда жизнь любого висит на волоске и крайне важно чувствовать локоть и боевую поддержку товарища. Их отношения стали еще более натянутыми, когда в бригаде побывал член Военного совета армии Зуев. Он обошел с Венцем передний край, пообедал с ним, а на прощание доверительно сказал:
— Хочу предупредить, старший батальонный комиссар… Ваш Синев пишет на вас с комбригом компромат, всякие мелочи сообщает. Например, то, что у вас в блиндаже есть термос, из которого вы принимаете положенные сто граммов… Имеется такой?
— Так он же из него сам угощается, когда обедает с нами, — растерянно проговорил Венец. — Из этого самого термоса…
— Ну и гусь! — покачал головой Зуев. — Значит, не приглашайте больше за стол, держите Синева в рамках служебных отношений. Тем более, мне известно, что водочкой он сам любит баловаться. И хамеет при этом сверх меры. Поняли?
Венец не выдержал, рассказал об этом Петру Есюткину, комиссару штаба. Тот возмущаться не стал, только устроил вечеринку для Синева, тот напился до свинского состояния, открыл стрельбу из пистолета… Дело получило огласку, и тогда Шашков врезал ему на полную катушку. «Где они теперь? — подумал Венец, отойдя от костра, где произошла стычка с Синевым. — И Шашков, вынужденный терпеть у себя в подчинении таких „рыцарей“, и дивизионный комиссар Зуев…»
Откуда ему было знать, что Александра Георгиевича давно уже нет в живых, а Иван Васильевич ушел с группой на север, обогнул Чудово и пытался выйти к своим через Октябрьскую железную дорогу. 17 июля в районе деревни Коломовка он подойдет к дорожным рабочим и попросит у них хлеба. Возможно, его люди оставались в ближнем лесу, а Зуев сам вызвался пойти на это рискованное предприятие. Бригадир рабочих оказался предателем. Он послал подручного сообщить немцам о появлении комиссара — Иван Васильевич был с ромбами в петлицах и при орденах.
Когда появились автоматчики, Зуев укрылся в кустах и стал отстреливаться сразу из двух пистолетов. Последнюю пулю он сберег для себя.
67
К Сталину пришел страх.
Это был не тот внезапный ужас, который он испытал, когда ранним утром 22 июня Молотов положил трубку телефона прямой связи, он говорил сейчас с Гитлером, и отрицательно покачал головой.
Тогда из предсознания вождя вырвалась и заполнила существо мысль о том, что он-таки проиграл. Этого Сталин вовсе не предполагал, недопустимо долго блефуя в игре с таким единственно достойным для себя партнером, каковым Сталин считал фюрера германского народа.
Осознание неминуемого краха взорвалось в мозгу вождя, резко вскинулось артериальное давление, и хвативший Сталина апоплексический, по старинному выражению, удар на целую неделю вывел вождя из строя.
Последующая лихорадочная деятельность его, изобилующая ошибками, цена которых исчислялась миллионами человеческих жизней, определялась звериной страстью этого существа: во что бы то ни стало выжить… Животная основа чувства самосохранения отягощалась мстительным нетерпением, стремлением немедленно наказать Гитлера, уничтожить до конца и без остатка, как умел он, товарищ Сталин, расправляться с теми, кто не только противоречил «отцу народов», но даже предположительно мог мыслить несколько иначе.
Победа советских войск под Москвой вскружила Сталину голову. Он утвердился в намерении закончить войну уже в сорок втором году, о чем сообщил народу и Красной Армии в праздничном приказе к 23 февраля.
Но для столь радужного намерения не было никаких объективных данных. Теперь, в июле, это стало очевидным и для Сталина. И страх, который охватывал его все больше и больше, обретал форму душного ватного одеяла. Оно время от времени накрывало вождя с головой, и тогда становилось трудно дышать, путались мысли, приходило отчаяние от осознания суровой реальности: окончательно окружена 2-я ударная армия, оставлены Севастополь и Воронеж, противник форсировал Дон… Ростов, видимо, придется оставить, и тогда немцы беспрепятственно устремятся на Кавказ и к городу, названному его, Сталина, именем.
Стратегические неудачи Красной Армии весной и летом 1942 года во многом объяснялись тем, что Сталин безоговорочно поверил дезинформации гитлеровцев о намечаемой якобы операции «Кремль». Он ожидает генерального наступления вермахта на орловско-тульском направлении с последующим глубоким охватом Москвы с юго-востока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
Вот и в Кошелеве реквизировали у старосты три овцы и козу. Затащили их в глухой лес, освежевали. Тут пригодились навыки Коли Баранова: он до войны работал забойщиком на мясокомбинате в Питере, стали жарить на костре баранину.
6 июля . «Прошли мало. Заболел Синев… По-моему, хитростью. Не желает принимать участие в переходе через линию фронта, намерен остаться в тылу и ждать окончания войны. Об этом Синев неоднократно говорил. Теперь нашел себе такого же друга. Ну что ж, пусть ждут. А мы пойдем на риск. Отдохнем — и в путь».
— Что же ты предлагаешь? — спросил у Синева командир бригады. — Наш план тебе не нравится — давай свой.
— Пойдем на Лугу и допытаемся связаться с подпольем, будем в нем действовать. И ждать на месте Красную Армию. Венец в сердцах сплюнул:
— И это говорит оперативный работник! Простительно моему Володе сказануть такое, ему восемнадцать лет. Кто же тебя там примет, Синев, без явки и пароля… Или ты будешь ходить по домам и объявлять: «Я из Особого отдела. Где тут у вас подпольщики прописаны?..» Смехота! Авантюра чистой воды, если что не похуже.
— Комиссар прав, — сказал Писаренко.
— Ага, — вскричал Синев, — он у нас всегда оказывается прав, а вы, комбриг, у него на побегушках! Он и прежних комбригов, Черника и Глазунова, подмял под себя и сейчас верховодит… В конце концов, у меня собственное начальство, и никаким комиссарам я не подчиняюсь.
— Никто тобой не командует, Синев, — спокойно ответил Венец. — Но поскольку ты с нами вместе — изволь подчиняться старшим.
— Я сам себе старший, — огрызнулся особист. — И не один… Со мной вон старший лейтенант согласен.
Старший лейтенант был из тех, что присоединились к ним позднее, в пути.
— Отсидеться решили? — зло сощурился Венец. — Конца войны за нашим горбом дожидаться? Подонки!
— Оставь их, комиссар, — устало махнул Писаренко. — Пусть сами определят судьбу.
Добрых отношений с Синевым у комиссара никогда не было, за всю совместную службу. Венец видел, как тот использует любую возможность, чтобы очернить человека, не стесняется оклеветать того, с кем делит хлеб и соль. И это в условиях, когда жизнь любого висит на волоске и крайне важно чувствовать локоть и боевую поддержку товарища. Их отношения стали еще более натянутыми, когда в бригаде побывал член Военного совета армии Зуев. Он обошел с Венцем передний край, пообедал с ним, а на прощание доверительно сказал:
— Хочу предупредить, старший батальонный комиссар… Ваш Синев пишет на вас с комбригом компромат, всякие мелочи сообщает. Например, то, что у вас в блиндаже есть термос, из которого вы принимаете положенные сто граммов… Имеется такой?
— Так он же из него сам угощается, когда обедает с нами, — растерянно проговорил Венец. — Из этого самого термоса…
— Ну и гусь! — покачал головой Зуев. — Значит, не приглашайте больше за стол, держите Синева в рамках служебных отношений. Тем более, мне известно, что водочкой он сам любит баловаться. И хамеет при этом сверх меры. Поняли?
Венец не выдержал, рассказал об этом Петру Есюткину, комиссару штаба. Тот возмущаться не стал, только устроил вечеринку для Синева, тот напился до свинского состояния, открыл стрельбу из пистолета… Дело получило огласку, и тогда Шашков врезал ему на полную катушку. «Где они теперь? — подумал Венец, отойдя от костра, где произошла стычка с Синевым. — И Шашков, вынужденный терпеть у себя в подчинении таких „рыцарей“, и дивизионный комиссар Зуев…»
Откуда ему было знать, что Александра Георгиевича давно уже нет в живых, а Иван Васильевич ушел с группой на север, обогнул Чудово и пытался выйти к своим через Октябрьскую железную дорогу. 17 июля в районе деревни Коломовка он подойдет к дорожным рабочим и попросит у них хлеба. Возможно, его люди оставались в ближнем лесу, а Зуев сам вызвался пойти на это рискованное предприятие. Бригадир рабочих оказался предателем. Он послал подручного сообщить немцам о появлении комиссара — Иван Васильевич был с ромбами в петлицах и при орденах.
Когда появились автоматчики, Зуев укрылся в кустах и стал отстреливаться сразу из двух пистолетов. Последнюю пулю он сберег для себя.
67
К Сталину пришел страх.
Это был не тот внезапный ужас, который он испытал, когда ранним утром 22 июня Молотов положил трубку телефона прямой связи, он говорил сейчас с Гитлером, и отрицательно покачал головой.
Тогда из предсознания вождя вырвалась и заполнила существо мысль о том, что он-таки проиграл. Этого Сталин вовсе не предполагал, недопустимо долго блефуя в игре с таким единственно достойным для себя партнером, каковым Сталин считал фюрера германского народа.
Осознание неминуемого краха взорвалось в мозгу вождя, резко вскинулось артериальное давление, и хвативший Сталина апоплексический, по старинному выражению, удар на целую неделю вывел вождя из строя.
Последующая лихорадочная деятельность его, изобилующая ошибками, цена которых исчислялась миллионами человеческих жизней, определялась звериной страстью этого существа: во что бы то ни стало выжить… Животная основа чувства самосохранения отягощалась мстительным нетерпением, стремлением немедленно наказать Гитлера, уничтожить до конца и без остатка, как умел он, товарищ Сталин, расправляться с теми, кто не только противоречил «отцу народов», но даже предположительно мог мыслить несколько иначе.
Победа советских войск под Москвой вскружила Сталину голову. Он утвердился в намерении закончить войну уже в сорок втором году, о чем сообщил народу и Красной Армии в праздничном приказе к 23 февраля.
Но для столь радужного намерения не было никаких объективных данных. Теперь, в июле, это стало очевидным и для Сталина. И страх, который охватывал его все больше и больше, обретал форму душного ватного одеяла. Оно время от времени накрывало вождя с головой, и тогда становилось трудно дышать, путались мысли, приходило отчаяние от осознания суровой реальности: окончательно окружена 2-я ударная армия, оставлены Севастополь и Воронеж, противник форсировал Дон… Ростов, видимо, придется оставить, и тогда немцы беспрепятственно устремятся на Кавказ и к городу, названному его, Сталина, именем.
Стратегические неудачи Красной Армии весной и летом 1942 года во многом объяснялись тем, что Сталин безоговорочно поверил дезинформации гитлеровцев о намечаемой якобы операции «Кремль». Он ожидает генерального наступления вермахта на орловско-тульском направлении с последующим глубоким охватом Москвы с юго-востока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240