— Я про немцев… За генерала с комиссаром решать не могу. Мой приказ, сержант Чекин, распространяется только на меня одного. Понял?
Степан кивнул: чего ж не понять. Для себя эту проблему Чекин еще не решил, вернее, он даже не задумывался ни о смерти, ни, тем более, о плене. Степан верил, что они вот-вот выберутся отсюда и все будет хорошо. Делов-то осталось — Полнеть переплыть.
Олег Кружилин ползком двинулся к кустам, обезвреживая мины. За ним генерал-майор Антюфеев и комиссар Гладышко. А Степан Чекин остался на месте. Когда начальники доберутся до укрытого места, он двинется по их следу.
…Сильный взрыв подбросил Ивана Михайловича в воздух и ударил о землю. На мгновение Антюфеев потерял сознание, потом, очнувшись, обнаружил, что Гладышко подхватил его на руки и пытается утащить в кусты. Но до них так и не добрались, внезапно из-за кустов выскочили два автоматчика-немца и противными голосами заорали обычное: «Хальт!» и «Хенде хох».
Пистолет из руки Антюфеева вышибло взрывной волной, он отлетел далеко в траву, и пленившие его с комиссаром немцы оружия не нашли. Зато тщательно их обыскали, отобрали у комдива карту, партбилет, командирское удостоверение, золотые часы, компас и бинокль, сберегательную книжку с пачкой красных тридцаток и фотографию любимой женщины, погибшей в первые дни войны. Степан Чекин, спрятавшийся за кустом, видел, как комдива и Гладышко схватили гитлеровцы, поволокли в штаб их полка. Сержант мог расстрелять всю группу из верного автомата, у него был еще почти полный патронов диск. Но приказ о ликвидации касался только Кружилина.
Тем временем пленных посадили на машину и повезли в штаб дивизии, где напоили горячим кофе. Антюфеев едва отошел от новой контузии, стал немного слышать. Их почти не допрашивали, только иногда приходили офицеры и рассматривали их с любопытством. Потом комдива с комиссаром наперебой фотографировали и даже пытались зарисовать их небритые жуткие физиономии.
Вопросов оперативно-тактического характера никто не задавал. Ситуация для германского командования была предельно ясна. Генерал, командир их дивизии, спросил лишь, чем объяснить то упорство, которое проявляют русские, оказавшись в столь тяжелых, попросту нечеловеческих условиях. Комиссар Гладышко спокойно ответил, что ему этого не понять, надо самому быть советским человеком.
А Иван Михайлович сделал заявление об отобранном имуществе. Генерал распорядился, и Антюфееву все вернули, кроме карты и компаса с биноклем. И то сказать: пленному комдиву эти предметы были уже ни к чему. Не вернули и партбилет: это уже из идейных соображений. Потом их повезли в штаб корпуса, находившийся в Любани, куда они стремились попасть все эти месяцы трагической военной страды. Тут комдива с комиссаром разлучили. Потом Антюфеев узнал, что Гладышко был в лагере Кальвария, а что дальше — потемки. Сгинул небось в неволе, что же еще.
По документам комдив числился полковником и потому очутился в группе старших командиров, работал на горной шахте. Но едва германской администрации стало известно, что он генерал, Ивана Михайловича отправили в генеральский лагерь. В отношении генералов Гаагскую конвенцию немцы соблюдали, их работать не заставляли. Там Антюфеев встретил бывших командармов, попавших в плен еще в сорок первом году — Лукина, Потапова, Егорова, Самохина, Музыченко и еще десятка два генералов.
Вместе с ними он и дожидался освобождения в старинной крепости-тюрьме близ города Вайсенбурга, в полусотне километров южнее Нюрнберга. На рассвете 21 апреля 1945 года узников подняли по тревоге и повели на юг, через Дунай. Спустя шесть дней доставили в лагерь близ города Мосбург. А через сутки туда ворвалась дивизия бригадного генерала Карла Штадта, входившая в 3-ю американскую армию.
В начале мая союзники доставили русских генералов в Париж и передали советской миссии по репатриации, где их приютили. Одели в цивильное, разместили в добрых гостиницах, кормили в ресторанах, возили на экскурсии. Двадцать три дня приличной жизни, да еще в знаменитом Париже!
А 26 мая 1945 года военно-транспортный самолет ВВС перенес бывших пленников в Москву. Там фанфар не было… Вплотную к аэроплану подогнали автобус известной в народе марки «черный ворон» и повезли их в Медвежьи Озера на объект № 3. Здесь держали до осени, а затем переместили на бывшую дачу князя Голицына, в пятидесяти километрах западнее Москвы. Каждого усиленно проверяли: а как ты, голубчик, вел себя в плену и при каких-таких обстоятельствах в него попал… Для Антюфеева этот «курорт» растянулся на 215 дней, а кое-кто продолжал сидеть, теперь уже под охраной соотечественников, до самой смерти хозяина. Иван Михайлович по высшему набору привилегий был прощен Верховным полностью.
А в декабре 1953 года генерал-майор Антюфеев приказом народного комиссара обороны был уволен в запас, прослужив в армии 39 лет, семь месяцев и семь дней.
Лучший, по свидетельству маршала Мерецкова, комдив Волховского фронта оставил этот мир на восемьдесят четвертом году жизни.
59
— Пожар, — сказали комиссару Венцу и новому комбригу-59 Писаренко, — пожар у соседа справа. И тут же сигнал будет продублирован по радио. Держите рацию в состоянии «на прием».
С этого по плану, разработанному штабом 2-й ударной, должен был начаться отход стрелковой бригады, дальше других забравшейся к западу от Мясного Бора. Расписано на бумаге было все как положено, а только вот на деле получалось по-иному.
Вечером 24 мая с КП бригады заметили пожар справа, но радиостанция молчала. Как быть? Может, пожар случайный? Подтверждения на отход по рации не передавали. Пока прикидывали что к чему, отход не только правого, но и левого соседа обнаружили немцы. Стало ясно, что сигнала по радио бригада вряд ли дождется. Она отступила, соблюдая порядок. А поскольку фланги ее никто не прикрывал, в районе Дубовика едва не загнали гансы бригаду в ловушку, из которой выбирались с боем, прорвав тонкое пока еще кольцо окружения. На рубеже Ольховки бригаде приказали остановиться и пропустить другие части, самим же выполнять вместе с дивизией Антюфеева роль арьергарда.
Едва бригада замедлила темп движения, чтобы дать остальным пройти через собственные боевые порядки, на них с криками, залихватским гиканьем пошли в пьяную атаку гитлеровцы. Двигались открыто, с пулеметами и автоматами наперевес. Наши били из «Дегтяревых» в упор, хладнокровно, будто в тире. В ротах народ остался отборный, из тех, кому сам черт не брат, прошедшие болотную академию ребята, таких давлением на психику, бравадой не возьмешь.
Пока отражали дурные наскоки врага, стемнело, тогда и отошли организованно к Финеву Лугу и проследовали в район сосредоточения, на рубеж реки Глушицы, к жердевой дороге, неподалеку от КП 305-й дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240