36
Во 2-й ударной начинался голод. За две недели, пока шли бои за восстановление коридора, ни одна машина с продовольствием от Мясного бора не прошла. Немедленно урезали пайки, но запасов до окружения сделано было немного, они быстро таяли. Когда же брешь вновь пробили, ситуация улучшилась не намного. Машины со снарядами и продуктами днем не ходили, так как противник исправно обстреливал дорогу.
Поначалу поедали вытаивавших из-под снега убитых лошадей. Но падали этой, так непредвиденно выручившей, хватило ненадолго. По-прежнему летали по ночам трудяги По-2, они сбрасывали кое-какие продукты. Но разве накормишь десятком-другим мешков с сухарями целую армию? Особенно трудно приходилось медсанбатам. Количество раненых в них постоянно увеличивалось, а эвакуация тех, кого выходить здесь не могли, почти прекратилась.
Хронически не хватало бинтов и медикаментов, а когда растаял снег, возникли новые проблемы. Все кругом было пропитано водой, которая не давала строить укрытия, мешала воевать, наконец. И в то же время без воды, как известно, ни туды и ни сюды. А ее в медсанбате требовалось больше, чем где-либо. Стирка бинтов, кипячение шприцев, хирургических инструментов, да мало ли еще что…
А добывали ее так. Сколачивали из досок ящики без дна, снизу прикрепляли свернутую в три-четыре слоя марлю. Затем рыли в болоте ямы, опускали в них эти ящики и помечали вешками. Ждали день или ночь, потом черпали ведрами из этих своеобразных колодцев воду и снова процеживали сквозь марлевые фильтры. Добытая таким способом болотная вода цветом напоминала кофе без молока. Ее тщательно хранили, выдавая для питья по кружке на сутки. Остальное шло на хозяйственные нужды.
Добыванием воды занимались легкораненые бойцы из особого «витаминного взвода», который не значился в штатном расписании, его образовал по собственной инициативе комбат Ососков. А назвали бойцов этих «витаминщиками», потому как создавали взвод для сбора хвойных иголок. Еще в марте появилась в войсках цинга, она ведь приходит не только от нехватки витаминов, но и в тяготные дни общего изнуренья, а уж последнего было у этих болотных солдат больше, чем может вынести человек.
Брали красноармейцы мешки, вооружались ножницами и стригли с еловых лап зеленые иголки. Порою и так ломали ветки, кусочками складывали в посуду. Настаивали на кипяченой воде и поили в принудительном порядке каждого раненого и персонал медсанбата. Командир пример подавал, на глазах у остальных выпивал кружку отвратного питья: на голодный желудок от него душу выворачивало. А пить приходилось… Как же иначе? Не станешь пить — заболеешь цингой. Стало быть, придется тебя в госпиталь отправлять, как пострадавшего не от вражеской пули, а по собственной воле. Чем отличаешься ты тогда от самострелыцика?
Потому время от времени и появлялся в медсанбате уполномоченный Особого отдела. И когда иной боец посылал, матерясь, «витаминщика» в непотребное место, особист подходил к нежелавшему пить отраву упрямцу и многозначительно расстегивал кобуру пистолета…
Когда 46-я стрелковая дивизия, в медсанбате которой служила Марьяна Караваева, перешла к активной обороне, медики развернули милосердное хозяйство в полутора километрах от санитарных рот полков. Врачей и сестер, санитаров было в строю немного, по штату мирного времени, да и то заполнен вовсе не под завязку, и медики на войне выбывают из строя. Не хватало людей и в приемо-сортировочном отделении, и в операционно-перевязочном взводе, и в хирургическом, где производили особо сложные операции — ранения в брюшную полость, ампутации конечностей, открытые и закрытые пневмотораксы, повреждения черепа. А были еще и перевязочный взвод, и противошоковое отделение, где Марьяна выцарапывала, по выражению ведущего хирурга Казиева, у смерти покалеченных бойцов и командиров. Потом эвакоотделение, аптека, хозвзвод, санпропускники… И все это необходимо было каждый раз оборудовать заново. Медсанбату что — ему развернуться полагалось за два часа. Прибыли на место, получили команду поставить палатки — и через два часа будьте готовы принять первых раненых. А вот баня — дело серьезное, соорудить ее посреди леса-болота не просто.
На банное производство полагался по штату один человек. И был им запасник второй категории, пятидесятилетний Шнякин. Все на нем: вода, дрова, инвентарь, а главное — помещение. Вот тут и загвоздка — взяться ему неоткуда. Еще в феврале, когда вши особо служивых одолели, Шнякин соорудил для раненых баню. Поскольку стояли в лесу, материалу в избытке, санитар и спроворил ребят из выздоравливающих. Возвели сруб, в нем таяли снег, грели воду, даже камни где-то санитар-банщик разыскал, парилку устроил. Но в бане той мыли раненых, до медиков очередь не доходила, а милосердная команда тоже, увы, чесалась. Особенно трудно женскому племени приходилось, а его в медсанбате было довольно.
Марьяна всегда особой чистоплотностью отличалась, а тут хоть белугой вой, никаких тебе возможностей для соблюденья. Однажды Шнякин цап ее за руку:
— Помыться, дочка, не желаешь?
— Шнякин, миленький, да с дорогой душой! Но ведь бойцов еще столько немытых…
— Пойдем со мной. Тут я филиал сообразил. Ежели приноровишься, то вроде как в Сандунах побываешь.
В Сандунах Марьяне мыться не доводилось, но про знаменитые бани она слыхала. А филиал у Шнякина был хитроумный. Закутал елку плащ-палатками, под дерево лап набросал — вот и вся тебе баня. Нырнула туда Марьяна, а дядька Шнякин ей два ведра подает — с водой горячей и холодной. Марьяна под ноги портянку бросила, одно плечо моет, а второе уже ледком покрылось, плеснет на него водой — отходит… Ничего, вымылась на славу. Счастье это выпало ей за зиму дважды, в остальное время все на бегу как-то, где водой на себя плеснешь, где снежком лицо освежишь, потом и вообще мыться по-шнякински стало опасно. С весной немцы постоянно обстреливали медсанбат, плотность огня усиливалась, не хотелось в разголышенном виде отправляться на небо.
…Марьяна только что написала коротенькое письмецо ребятишкам и маме, как ее вызвал Ососков.
— Надеюсь на тебя, Караваева, — сказал военврач, — потому как бедовая и везучая ты.
Он критически осмотрел старшину медицинской службы — невысокую, в замурзанной шинели, подпоясанной брезентовым ремнем, в ватных брюках, ботинках с обмотками. Все это жалкое одеяние сидело на ней относительно ловко, а шапка-ушанка, сбитая на затылок, даже придавала задорный вид.
— Задача сложная, Марьяна, — назвал сестру по имени комбат, давая понять: приказ приказом, но тут и его личная просьба тоже. — Прорваться надо через коридор… Даю тебе трехтонку, попытайся провезти шестерых раненых и сдать их в госпиталь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240