Именно сумерки обостряют тоску по вечности, по вечному свету. И в сумерках большого города наиболее обнаруживается зло человеческой жизни».
«Человек, одержимый злой страстью, в сущности, одержим силой чуждой ему, но глубоко вошедшей в него и ставшей как бы его природой. Зло есть самоотчуждённость человека… В сумерки меня охватывает тоска чуждости. Но если в час сумерек я привык делать что-нибудь определенное, ритмизировать свою жизнь, то тоска чуждости ослабевает… Думая о своем отношении к жизни, я прихожу к заключению, что я всегда боялся жизни… я боялся отдаться потоку жизни. И это потому, что видел конфликт между потоком жизни и моим творчеством. Поток жизни иногда уносил, но потом побеждала творческая мысль. Я никогда не обладал искусством жить, моя жизнь не была художественным произведением».
Совершенно иное чувство. В детстве мне объяснили, что такое водопад. Отчётливо помню ощущение тягучего уютного ужаса: спящий, под поверхностью воды, я плыву по огромной, медленной реке и знаю, что где-то там, далеко-далеко впереди, ревёт неслышный сейчас водопад. Река чуть прохладная, прозрачная, и сквозь воду, лёжа на спине, я вижу звёзды. Тихо-тихо. Нет ощущения происходящей со мной несправедливости. Зло родное, и нет сил ему сопротивляться. Это будет злом. И благодарное зло не оставит, спокойно донесёт до рокового обрыва. Моя жизнь – жизнь нехорошая, но я её не боюсь. Пожалуй, в некотором смысле, я даже овладел ей. Слился с её жестокой сутью, проявил «поток жизни» своей «творческой мыслью». На свою жизнь я согласен. Со смыслом её согласен. Правда, я спорю в частностях – действие должно быть более проявлено и более явным должен быть контрапункт злорадных совпадений. Но в целом суть моего воления совпадает с общим направлением, так что в мелочах фатум может пойти на уступки.
949
Примечание к с.54 «Бесконечного тупика»
«Бог меня спросит: – Что же ты сделал? – Ничего». (В.Розанов)
«Ничего». Сама эта книга – сон, ничто. Она брошена в небытие и растворится там тысячестраничным морозным туманом. Это и есть обретение ритма, трагизма, того «художества», которое придаёт «ерунде» возможность существования. Как раз ничего ДЕЛАТЬ не надо. Если что-нибудь сделано, это уже оборачивается фарсом. В реальности тоска и боль превратятся в ничто.
Что было поистине трагично в смерти отца? Вот что его увезли умирать, а я прислонился лбом к холодному стеклу окна, противоположного выходящему на его последнюю улицу, и стоял и ни о чём не думал. Думал, «о чём же думать?» О чем же тут думать? И зачем? Зачем думать, жить? Не как осмысленное стремление к самоубийству, а как обессмысливание каких-либо смыслов, бессмысленный ужас и недоумение перед каким-нибудь смыслом. И вот это ощущение бьющего через лоб ледяного холода и есть ТО. А остальное – лохмато-серые тряпочные эманации в какую-то там «реальность».
Вот и книга эта… В чем её удача? – В неудаче. В ненужности. В такой ненужности, что даже сама констатация этой ненужности уже не нужна, уже воспринимается как ненужная заглушка, «оговорка». И вся книга – тысячестраничная оговорка. Какая-то бесконечно длинная оговорка – «бесконечный тупик».
Вот я и выговорился. Всё. Ветви сломаны – остался голый столб моего одиночества, столп молчания. Я распустил улетевшие ветви-мысли, чтобы остаться наедине с собой, бросить дурацкий чемодан в снег. Мышление мне всегда казалось какой-то преградой, завесой. Я существую и мыслю. Мысли движутся, растут. Одни ветви тянутся вверх, другие отмирают, тяжело рушатся вниз. Всё это постоянно, бесшумно. В сущности, процесс мышления поражает своей бесчеловечностью. И ничего нового, всё это будет продолжаться и продолжаться в дурной бесконечности, пока я не умру. Для чего я жил, зачем мыслил? Абсурд. Бездумный, продолжающейся постоянно. И главное, я чувствую, и всегда чувствовал, удивительную ложь происходящего. Ложность и ограниченность. Экзистенциальное отвращение к своему материальному и психическому существованию – да. Но и само мышление есть форма существования, и тоже тошнота, тоже ненужность. Зачем? Все погибнет. И всё ложь. И эта мысль ложь, гниль, дешёвая стилизация. Эта ветвь рушится, так и не успев распуститься, но и это отмирание тоже бессмысленно. Это бессмысленное хаотичное движение ветвей лишь в одном смысле серьёзно, в одном смысле трагично: оно подчинено ритму разрушения. Ведь «не сразу». Видимо, не сразу. Постепенно всё будет угасать, цепенеть, и наконец последняя искра пробежит по умирающему рассудку. А извне?.. Кто-то сидит в пустом кинотеатре и смотрит беспорядочное нагромождение кадров. Вот отец, вот школа, вот книги и унижение. Зачем? Пленка обрывается, но ещё некоторое время экран мерцает, а потом гаснет. Недоумение. Скука. Смерть… Но всё же. Всё же предпринята безумная попытка сопротивления. И вдруг она удастся, и произойдет чудо, и реальность изогнётся фантастически причудливым образом, и я, ласково окутанный родным пространством, буду перенесён в иной, подлинный мир. Вызовет ли этот сгусток энергии, воли, желания, мысли цепную реакцию, или он повиснет в пустоте, провиснет в пространстве бессильно обломанными ветвями, и звёзды рассмеются надо мной холодным русалочьим смехом?.. Попаду ли я в фантастическое пространство, а в общем-то, с другой-то стороны, единственно подлинное и естественное? Или же я фатально обречён на существование в сером и унылом «реальном мире»? Ответ на этот вопрос неизбежен, ибо само отсутствие ответа есть ответ самый красноречивый, самый абсолютный и самый безнадёжный.
17.03.1985 – 16.09.1988
ПРОШЛО ДЕВЯТЬ ЛЕТ
Моя книга оказалась никому не нужна. С тех пор, как я поставил точку, прошло девять лет. Пустых, никчёмных, наполненных нелепой беготнёй за куском «хлеба». Постепенно, с каждым годом, я из «автора ненапечатанной книги» превращался в «автора ОДНОЙ ненапечатанной книги», из «молодого человека» – в «пожилого неудачника», из «неизвестного литератора» – в «объясняющую себя сволочь».
И тем не менее, я счастлив. Моя книга издана, и я держу её в руках. Произошло то, о чём я тогда, девять лет назад, не смел по-настоящему и мечтать. Жизнь безнадёжно испорчена. И всё же мне кажется, что ответ, который получил я: «Пошёл вон, ничтожество!» – не есть ответ на «Бесконечный тупик». Это всего лишь ответ на мою жизнь, но не на мои чувства и мои мысли. Они, вне зависимости от последующего индивидуального существования, останутся, и однажды, кто-нибудь прочтёт эти строки, задумается над моими мыслями, проникнется моей иронией, простит мне мои заблуждения. Юноша, который мог бы быть моим другом, на всю жизнь запомнит две– три фразы из этой книги; девушка, которая могла бы быть моей любимой, заплачет над моей несчастной судьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394
«Человек, одержимый злой страстью, в сущности, одержим силой чуждой ему, но глубоко вошедшей в него и ставшей как бы его природой. Зло есть самоотчуждённость человека… В сумерки меня охватывает тоска чуждости. Но если в час сумерек я привык делать что-нибудь определенное, ритмизировать свою жизнь, то тоска чуждости ослабевает… Думая о своем отношении к жизни, я прихожу к заключению, что я всегда боялся жизни… я боялся отдаться потоку жизни. И это потому, что видел конфликт между потоком жизни и моим творчеством. Поток жизни иногда уносил, но потом побеждала творческая мысль. Я никогда не обладал искусством жить, моя жизнь не была художественным произведением».
Совершенно иное чувство. В детстве мне объяснили, что такое водопад. Отчётливо помню ощущение тягучего уютного ужаса: спящий, под поверхностью воды, я плыву по огромной, медленной реке и знаю, что где-то там, далеко-далеко впереди, ревёт неслышный сейчас водопад. Река чуть прохладная, прозрачная, и сквозь воду, лёжа на спине, я вижу звёзды. Тихо-тихо. Нет ощущения происходящей со мной несправедливости. Зло родное, и нет сил ему сопротивляться. Это будет злом. И благодарное зло не оставит, спокойно донесёт до рокового обрыва. Моя жизнь – жизнь нехорошая, но я её не боюсь. Пожалуй, в некотором смысле, я даже овладел ей. Слился с её жестокой сутью, проявил «поток жизни» своей «творческой мыслью». На свою жизнь я согласен. Со смыслом её согласен. Правда, я спорю в частностях – действие должно быть более проявлено и более явным должен быть контрапункт злорадных совпадений. Но в целом суть моего воления совпадает с общим направлением, так что в мелочах фатум может пойти на уступки.
949
Примечание к с.54 «Бесконечного тупика»
«Бог меня спросит: – Что же ты сделал? – Ничего». (В.Розанов)
«Ничего». Сама эта книга – сон, ничто. Она брошена в небытие и растворится там тысячестраничным морозным туманом. Это и есть обретение ритма, трагизма, того «художества», которое придаёт «ерунде» возможность существования. Как раз ничего ДЕЛАТЬ не надо. Если что-нибудь сделано, это уже оборачивается фарсом. В реальности тоска и боль превратятся в ничто.
Что было поистине трагично в смерти отца? Вот что его увезли умирать, а я прислонился лбом к холодному стеклу окна, противоположного выходящему на его последнюю улицу, и стоял и ни о чём не думал. Думал, «о чём же думать?» О чем же тут думать? И зачем? Зачем думать, жить? Не как осмысленное стремление к самоубийству, а как обессмысливание каких-либо смыслов, бессмысленный ужас и недоумение перед каким-нибудь смыслом. И вот это ощущение бьющего через лоб ледяного холода и есть ТО. А остальное – лохмато-серые тряпочные эманации в какую-то там «реальность».
Вот и книга эта… В чем её удача? – В неудаче. В ненужности. В такой ненужности, что даже сама констатация этой ненужности уже не нужна, уже воспринимается как ненужная заглушка, «оговорка». И вся книга – тысячестраничная оговорка. Какая-то бесконечно длинная оговорка – «бесконечный тупик».
Вот я и выговорился. Всё. Ветви сломаны – остался голый столб моего одиночества, столп молчания. Я распустил улетевшие ветви-мысли, чтобы остаться наедине с собой, бросить дурацкий чемодан в снег. Мышление мне всегда казалось какой-то преградой, завесой. Я существую и мыслю. Мысли движутся, растут. Одни ветви тянутся вверх, другие отмирают, тяжело рушатся вниз. Всё это постоянно, бесшумно. В сущности, процесс мышления поражает своей бесчеловечностью. И ничего нового, всё это будет продолжаться и продолжаться в дурной бесконечности, пока я не умру. Для чего я жил, зачем мыслил? Абсурд. Бездумный, продолжающейся постоянно. И главное, я чувствую, и всегда чувствовал, удивительную ложь происходящего. Ложность и ограниченность. Экзистенциальное отвращение к своему материальному и психическому существованию – да. Но и само мышление есть форма существования, и тоже тошнота, тоже ненужность. Зачем? Все погибнет. И всё ложь. И эта мысль ложь, гниль, дешёвая стилизация. Эта ветвь рушится, так и не успев распуститься, но и это отмирание тоже бессмысленно. Это бессмысленное хаотичное движение ветвей лишь в одном смысле серьёзно, в одном смысле трагично: оно подчинено ритму разрушения. Ведь «не сразу». Видимо, не сразу. Постепенно всё будет угасать, цепенеть, и наконец последняя искра пробежит по умирающему рассудку. А извне?.. Кто-то сидит в пустом кинотеатре и смотрит беспорядочное нагромождение кадров. Вот отец, вот школа, вот книги и унижение. Зачем? Пленка обрывается, но ещё некоторое время экран мерцает, а потом гаснет. Недоумение. Скука. Смерть… Но всё же. Всё же предпринята безумная попытка сопротивления. И вдруг она удастся, и произойдет чудо, и реальность изогнётся фантастически причудливым образом, и я, ласково окутанный родным пространством, буду перенесён в иной, подлинный мир. Вызовет ли этот сгусток энергии, воли, желания, мысли цепную реакцию, или он повиснет в пустоте, провиснет в пространстве бессильно обломанными ветвями, и звёзды рассмеются надо мной холодным русалочьим смехом?.. Попаду ли я в фантастическое пространство, а в общем-то, с другой-то стороны, единственно подлинное и естественное? Или же я фатально обречён на существование в сером и унылом «реальном мире»? Ответ на этот вопрос неизбежен, ибо само отсутствие ответа есть ответ самый красноречивый, самый абсолютный и самый безнадёжный.
17.03.1985 – 16.09.1988
ПРОШЛО ДЕВЯТЬ ЛЕТ
Моя книга оказалась никому не нужна. С тех пор, как я поставил точку, прошло девять лет. Пустых, никчёмных, наполненных нелепой беготнёй за куском «хлеба». Постепенно, с каждым годом, я из «автора ненапечатанной книги» превращался в «автора ОДНОЙ ненапечатанной книги», из «молодого человека» – в «пожилого неудачника», из «неизвестного литератора» – в «объясняющую себя сволочь».
И тем не менее, я счастлив. Моя книга издана, и я держу её в руках. Произошло то, о чём я тогда, девять лет назад, не смел по-настоящему и мечтать. Жизнь безнадёжно испорчена. И всё же мне кажется, что ответ, который получил я: «Пошёл вон, ничтожество!» – не есть ответ на «Бесконечный тупик». Это всего лишь ответ на мою жизнь, но не на мои чувства и мои мысли. Они, вне зависимости от последующего индивидуального существования, останутся, и однажды, кто-нибудь прочтёт эти строки, задумается над моими мыслями, проникнется моей иронией, простит мне мои заблуждения. Юноша, который мог бы быть моим другом, на всю жизнь запомнит две– три фразы из этой книги; девушка, которая могла бы быть моей любимой, заплачет над моей несчастной судьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394