Лоб – бочонком, без бровей, веки красные, нос – кривоватый, на маленьком подбородке – реденький пушок. «Такого соплёй перешибить выродка, и такому – богатство», – подумал Михайла и униженно, как подобает убогому, стал рассказывать про неудачи, про бедность, заевшую его молодой век.
– Степан Семёнович, для Бога, научи ты меня, холопа твоего, куда голову приклонить… Хоть в монастырь иди… Хоть на большую дорогу с кистенём… – Стёпка при этих словах отдёрнул голову к стене, остеклянились у него выпуклые глаза. Но Михайла и виду не подал, – сказал про кистень будто так, по скудоумию…"
То есть намекнул, что, первое, готов на всё и, второе, знает куда идёт, о чём просит. Человек серьёзный. Но, конечно, тут Михайла по-русски переигрывает, слишком быстро, нагло начал. На настоящем Востоке такие вещи не проходят. Здесь уже прорывается Запад с его быстрой логической последовательностью. Также накал злобной зависти это существенное искажение Востока. Для чисто восточного человека Степан Семёнович уважаемый человек, и в его присутствии (да и вообще) думать о нём такое… Нет, Восток гораздо естественней, наивней. А тут напряжённо злорадная, чисто животная русская зависть. Способность к критическому анализу оборачивается пониманием релятивности всех этих китайских церемоний.
Однако вернёмся к диалогу:
"Помолчали. Михайла негромко, – прилично, – вздыхал. Стёпка с недоброй усмешкой водил концом (трости) по крылатому зверю на ковре.
– Что же тебе присоветовать, Миша… Много есть способов для умного, а для дураков всегда сума да тюрьма … бумаги, чернил купи на копейку у площадного подъячего и настрочи донос…
– Да в чём оговаривать-то? На что донос?
– Молод ты, Миша, молоко ещё не бросил пить (это он одногодке так – О.)… Вон, Лёвка Пусторослев пошёл к Чижову на именины, да не столько пил, сколько слушал, а когда надо, и поддакивал… Старик Чижов и брякни за столом: «Дай-де Бог великому государю Фёдору Алексеевичу здравствовать, а то говорят, что ему и до разговенья не дожить, в Кремле-де прошлою ночью кура петухом кричала»… Пусторослев, не будь дурак, вскочил и крикнул: «Слово и Дело!» – Всех гостей с именинником – цап-царап – в приказ Тайных дел. Пусторослев: «Так, мол, и так, сказаны Чижовым на государя поносные слова». Чижову руки вывернули и – на дыбу. И завертели дело про куру, что петухом кричала. Пусторослеву за верную службу – чижовскую усадьбу, а Чижова – в Сибирь навечно. Вот как умные-то поступают… – Стёпка поднял на Михайлу немигающие, как у рыбы, глаза."
А как же, проверочка. Не «оттуда» ли человек? Да и вообще не больно ли прыткий?
"Раздумав, Михайла проговорил, вертя шапку:
– Не опытен я по судам-то, Степан Семенович.
– А кабы ты был опытный, я бы тебя не учил… (Стёпка засмеялся до того зло, – Михайла отодвинулся, глядя на его зубы – мелкие, изъеденные.) По судам ходить нужен опыт… А то гляди – и сам попадёшь на дыбу".
Так, походя, припугнуть. Как и Михайла про «кистень». Ведь насчёт кистеня это и угроза была. Намёк на угрозу.
«– Так-то, Миша, с сильным не связывайся, слабого – бей… Ты вот, гляжу, пришёл ко мне без страха».
Начинает доворачивать. Собеседника надо ломать до конца теперь.
"– Степан Семёныч, как я – без страха…
– Помолчи, молчать учиться надо… Я с тобой приветливо беседую, а знаешь, как у других бывает?.. Вот, мне скучно… Плеснул в ладоши… в горницу вскочили холопы… Потешьте меня, рабы верные… взяли бы тебя за белы руки, да на двор – поиграть, как с мышью кошка… – Опять засмеялся одним ртом, глаза мёртвые. – Не пужайся, я нынче с утра шучу.
Михайла осторожно поднялся, собираясь кланяться. Стёпка тронул его концом трости, заставил сесть.
– Прости, Степан Семёныч, по глупости что лишнее сказал.
– Лишнего не говорил, а смел не по чину, не по месту, не по роду, – холодно и важно ответил Стёпка. – Ну, Бог простит. В другой раз в сенях меня жди, а в палату позовут – упирайся, не ходи. Да заставлю сесть, – не садись. И кланяться должен мне не большим поклоном, а в ноги…"
Это психологически наиболее важный момент беседы, её русская изюминка. Вся азиатская форма мгновенно разрушена, и в глаза собеседнику прямо, по-европейски, высказано, что вёл он себя неправильно. То есть всё их общение сразу же квалифицировано как придуривание, как комедия и маскарад. Наполеон сказал: «Поскреби русского и увидишь татарина». Но эту поговорку следуют дополнить: «Поскреби татарина и увидишь француза». Азиатская форма общения тут же оценивается, и этой оценкой разрушается. Это суть русского спохватывания, русского «заднего ума», создавшего в конце концов крайне эстетское государство – страну писателей. При этом господством в беседе овладевает тот, кто быстрее и лучше её дешифрует (439), и наоборот, правом «дешифровки» и «учёбы» обладает лидер. Принятие же «урока» означает смирение и подчинение воле собеседника. Поэтому здесь кульминация всей беседы.
«У Михайлы затрепетали ноздри, – всё же сломил себя, униженно стал благодарить за науку». (447)
А дальше уже формальности «приёма в члены РСДРП». Роли зафиксированы по-новому и окончательно. Человек «пристроен»:
"Стёпка зевнул, перекрестил рот.
– Надо, надо помочь твоему убожеству… Есть у меня одна забота… Молчать-то умеешь?.. Ну, ладно… Вижу, парень понятливый… Сядь-ка ближе… (Он стукнул тростью, Михайла торопливо сел рядом. Стёпка оглянул его пристально.) Ты где стоишь-то, в харчевне? Ко мне ночевать приходи. Выдам тебе зипун, ферязь, штаны, сапоги нарядные, а своё, худое, пока спрячь. Боярыню одну надо ублаготворить. (468)
– По этой части? – Михайла густо залился краской.
– По этой самой, – беса тешить. Без хлопот набьёшь карман ефимками. Понял, Мишка? Будешь ходить в повиновении – тогда твоё счастье… А заворуешься – велю кинуть в яму к медведям, – и костей не найдут".
Так было, так будет.
Впрочем, есть и ещё вариант: подыхать на улице. (474)
435
Примечание к №406
Отец с 5 лет внушал мне мифологию Лесной Школы.
Когда я начинал шалить, он начинал рассказывать про Школу. Но не пугая, а наоборот, ласково уговаривая. Расписывая прелести жизни в ней. Он понимал, что сама по себе идея «отдачи» («отдадим тебя») настолько невыносима. что и не следует её оснащать дополнительными ужасами. Наоборот, радушное предложение, уговоры лишь подчеркнут реальность перспективы. Отцовская «школа» мне нравилась, но именно вообще. Как только он о ней заговаривал, я сразу становился как шёлковый и только тихо намекал, что мне и тут хорошо. А отец: «Ну, только на одну недельку. Увидишь, тебе там понравится, сам попросишь оставить.» А потом постепенно «забывал». И я боялся ему напомнить и никогда об этой загадочной школе не распрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394