ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но когда я начал говорить, то ничего не получилось. Всё стало переходить на меня, навиваться на меня. Я распускал по ветру паутинки своих мыслей, а они не хотели улетать от меня, и всё прилипали ко мне, и я совсем в них запутался, в самом себе запутался. Я очутился в глухом и жёстком коконе, коконе своего одиночества. Символ всей моей жизни. Я ничего не могу сказать. Розанов вот сказал:
«В жизни чем больше я приближался к людям – становился всё более неудобнее им, жизнь их становилась от моего приближения неудобнее. И от меня очень многие и притом чрезмерно страдали: без всякой моей воли…»
Я навил на себя паутину розановщины. «Дошутился». Всё изогнулось ко мне. Я – Бог. На свободе я хотел уйти от свободы. И вот как всё запуталось. Я смеюсь и плачу. Но что делать. Я не ограничивал себя, не притворялся. И вот что получилось. Чистая форма национального мышления. Я договорил. Рукописи не горят – какой ужас! Прости, Розанов. Прощай. Я неправильно понял последние слова отца. Он, конечно, сказал не «прости», а «прощай». Ледяной сквозняк вытягивал его лёгкое тело из комнаты, и он слабо, как во сне, цеплялся за ножки кровати, стула, косяк двери. И тут я. Он падая, улетая, ухватился за меня. Хотел в ужасе обнять, заплакать. Прощай, Розанов. Какое-то чувство апатии, опустошения. Крах. Пропала жизнь.
– Ты, Моцарт, Бог, и сам того не знаешь.
– Но божество моё проголодалось.
Ведь ничего этого не нужно. Зачем? Я не понимаю. Я вдруг понял, что я русский. Зачем? Не надо. Верните. Я не хочу, это несправедливо. Мне всегда мечталось, что моя душа, мой гений похож на красивую нежную девушку. А оказалось…
Русь птица-тройка. Куда же ты летишь. И обвинитель по делу Дмитрия Карамазова добавил:
«Но, на мой грешный взгляд, гениальный художник закончил так или в припадке младенчески невинного прекрасномыслия, или просто боясь тогдашней цензуры. Ибо, если в его тройку впрячь только его же героев, Собакевичей, Ноздрёвых и Чичиковых, то кого бы ни посадить ямщиком, ни до чего путного на таких конях не доедешь!»
То есть что это? – Тройка чертей. Блок сказал: над всеми нами нависла гигантская тень гоголевской тройки.
892
Примечание к №865
Вырабатывалась соответствующая культура одиночества и культура смирения, покаяния.
Бердяев сказал, что немцы раскаяние заменили пессимизмом. Но более продуктивно обернуть эту мысль на себя: русские заменили пессимизм раскаянием, покаянием. Пессимизм – форма существования «я» в мире, раскаяние – момент выхода за пределы обыденной, безличной жизни. Покаяние – нечто кратковременное, экстатическое. Пессимизм – постоянное, обычное. Тон. Несомненно, покаяние выше, зато пессимизм дольше. Покаяние предсмертно, пессимизм – жизнь, даже преджизнь (юность). Русское одиночество тоскливо, немецкое – трагично. У русских была культура уединения, но не было культуры одиночества. К одиночеству, к «смерти Бога» они оказались неготовы.
Чрезвычайно характерно. До сих пор ни одного русского писателя или философа пессимиста. Всё кончается «хорошо»: «взошло солнце и затетенькала какая-то птичка».
893
Примечание к №877
Как бы мне хотелось вывернуть с хрустом пальцы листающему эти страницы
Отец оставил мне хорошие связи и плохую наследственность. Оформив же наследственность при помощи связей, можно было избежать армии, этой «сверхшколы».
Как я хотел вывернуть наманикюренные пальцы медсестры, чтобы поднесённые в её ладошке таблетки взлетели разноцветным фонтанчиком конфетти и покатились по больничному линолеуму. И чтобы крошить, крошить их каблуками (тоже мечта – какие каблуки? – тапочки, шлёпанцы). Она была неприлично красивая, накрашенная, от неё пахло духами. И презрительно улыбалась в снопе света, падающего через раскрытую дверь в тёмную палату. Страх, холодный пот. Присела на мою койку, а я, дрожа под одеялом, забился в угол.
Когда меня положили на экспертизу в психиатрическую больницу, а это было вечером, свет в палатах был потушен, я, растерянный, близорукий, в темноте не мог постелить постель, не видел. И лёг поверх одеяла, в брюках. Это была вторая ошибка. Первая – ещё в приёмном отделении я сказал, что не хочу надевать больничный халат. Это было квалифицировано как «неправильное поведение», и после двух недель обследования меня стали лечить. Я ходил по коридору и слышал за спиной голос уборщиц:
– Вот этот молодой человек совсем тяжёлый… Вот он пошёл.
– Где?
– Вот.
Врач, как только я «поступил», спросила: «А как вы понимаете пословицу „кашу маслом не испортишь“?» Это называлось «проверка уровня интеллектуального развития».
Есть то, что давали в больничной столовой, было невозможно, и я спасался кусками сахара, да иногда с отвращением съедал несколько ложек полугнилого салата или пахнувшей тиной каши. В первый день за завтраком медсестра-старуха спросила:
– А чего же масло в кашку не кладёте?
– Да оно же жёлтое.
– У нас всё хорошее, специально проверенное. А кушать не будете, ручки завернём за спиночку стульчика и ложечкой, ложечкой в рот.
Вовсе не было злобы. Это про пальцы сейчас реминисценции, тогда только сцена мелькнула однажды на секунду и скорее умозрительно. А был страх и тягучая заторможенность, внешнее спокойствие, замирание, и удивительно тонкое, отчётливое восприятие всего происходящего. Я, постоянно молчащий, какой-то стёртый, весь ушёл в слух, обоняние, зрение. Белая краска: простыни, халаты врачей, сахар, рамы окон, потолки, тумбочки. Пахло подгнивающими яблоками и табачным дымом. За окнами жёлтая осень, солнце. Доносились деформированные обрывки фраз от расположенной рядом диспетчерской товарной станции. Мать меня забыла.
Я всё это воспринимал трагически и всерьёз. Мечтал поступить в университет, а очутился то ли сумасшедшим, то ли жуликом. Всё-таки достаточно банальная история для нашей действительности для меня, внутренне, воспринималась совсем иначе. Там моя личность окончательно сформировалась. Отношение к миру. Это было мистическое переживание (898), очень тонкое и точное. Жизнь довернула, мазнула кистью последний раз по оконченной картине – живи.
894
Примечание к №862
И всё сбылось. Мифы осуществляются.
Пушкин и Гоголь, Достоевский и Толстой, Соловьёв и Федотов – ласковые вы мои, миленькие, – вы-то и создали этот мир: тёмный, издевательский, душный и безнадёжный. Вы всё Бога искали. Так вот: вы, вы-то, миленькие, голубчики, были одержимы неудержимым, страшным сатанизмом, вы-то и придумали всё. Вы «понимали о себе». Понимали слишком «много» при таком чудовищном замахе на гениальность.
«Нет, батюшка Родион Романыч, тут не Миколка! Тут дело фантастическое, мрачное… Как кто убил?.. да ВЫ убили, Родион Романыч!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394