- Милый мой, - шептала Палага, - на что мы родились? Почто живём?
Незаметно для себя он прислонился к ней плотнее и отскочил, а она простодушно спросила:
- Укололся? Разорвал он мне рубаху-то, я тут булавкой приколола, не успев другую рубаху надеть. Вот, вынула.
Наклонясь к подоконнику, она открыла грудь, и он, не владея более собой, жадно прильнул к ней губами.
- Ой, что ты это? - шептала она, отталкивая его. - Мотя, полно-ка...
Ей удалось подняться на ноги, она оторвала голову его и, держа её в ладонях, шептала, упрекая:
- Видишь вот - отказался давеча от Натальи-то...
И, отодвинувшись от окна в тень, деловито сказала:
- Ты - ложись-ка, а дверь-то не запирай.
- Почто? - спросил Матвей, вздрогнув.
- Уж я знаю!
Крепко поцеловав его в лоб, она ушла, а юноша, обомлев, прижался в угол комнаты, глядя, как на полу шевелятся кружевные тени, подползая к ногам его спутанными клубами чёрных змей.
Юноша взглянул в окно - мягко блеснуло чистое, лунное небо.
"Надо ставень закрыть. Комары..." - как сквозь сон подумалось ему.
И снова прижался к стене, вздрогнув: около его двери что-то шаркнуло, зашуршало, она осторожно открылась, и весь голубой свет луны пал на лицо и фигуру Натальи, как бы отталкивая её.
На лице женщины неподвижно, точно приклеенная, лежала сладкая улыбка, холодно блестели её зубы; она вытянула шею вперёд, глаза её обежали двумя искрами комнату, ощупали постель и, найдя в углу человека, остановились, тяжело прижимая его к стене. Точно плывя по воздуху, женщина прокрадывалась в угол, она что-то шептала, и казалось, что тени, поднимаясь с пола, хватают её за ноги, бросаются на грудь и на лицо ей.
- Уйди! - громко сказал Матвей.
Она не послушалась и всё двигалась к нему; от неё истекал запах земли, пота и увядшей травы.
- Уйди прочь! - крикнул он, когда женщина была так близко, что он мог ударить её. Топнув ногой, он глухо позвал: - Мама!
Он помнил, как Наталья отшатнулась назад, хлопнула дверь, - тут на него упало тяжёлое облако тьмы, закружило его и унесло с собою.
Потом он лежал на постели, задыхаясь от едкого запаха уксуса и хрена, рядом сидела Палага, говоря Власьевне:
- Страшен день послал на нас господь!
А Власьевна тёрла на тёрке хрен, отвернув лицо в сторону, и слащаво пела:
- Какая ты ему мать? В твои годы за эдаких замуж выдают. В деревнях-то и завсе так: парнишке пятнадцать, а девку всегда старше берут. Ничего не поделаешь, коли мужики-то обречены работе на всю жизнь, - всяко извёртываться надобно, чтоб хребет не треснул ране времени...
- Что я буду делать? - не отвечая, бормотала Палага. - Как оборонюсь от наветов-то? Да ещё и этот захворал.
Её испуганные глаза потемнели, осунувшееся лицо казалось раздавленным. Тяжело вздохнув, она приложила ухо к груди Матвея, - он шепнул на ухо ей:
- Прогони Власьевну...
Охнув тихонько, Палага выпрямилась и долго молчала, глядя в стену, а потом нерешительно и тихо молвила:
- Кажись - спит он! Ты, пожалуй, иди, ложись, я позову, коли что...
А когда стряпуха ушла, она, наклонясь к Матвею, тревожно быстро спросила:
- Чем напугала тебя дура эта?
- Ничем! - ответил юноша, стыдливо отводя глаза в сторону, и с гордостью, самому себе не понятной, добавил: - Она и не дотронулась до меня!
Палага подвинулась ближе к нему, спрашивая с жадным любопытством:
- Как же это вышло?
Кратко рассказав ей, он обиженно попенял:
- На что ты её прислала?
- Да ведь как же! - воскликнула она, улыбаясь и покраснев. - Ведь ты...
Играя пальцами её руки, он сказал, вздохнув:
- Я думал, ты сама придёшь...
Она отшатнулась, удивлённо мигнув, и покраснела ещё более густо.
- Посидеть со мной, - окончил Матвей.
Палага тихонько засмеялась, прикрывая рот рукою.
- Ой, господи! Что почудилось мне!
- Что?
- Та-ак.
И, невесело качнув головой, вздохнула.
- Смехи!
- Это кто меня раздел? - смущённо спросил Матвей.
- Мы. А что?
Он завернулся в одеяло, встал и пошёл к окну.
- Ладно ли тебе вставать-то? - заботливо осведомилась женщина, не глядя на него.
- Дышать трудно! - тихо ответил юноша. - Глаза ест хрен...
За окном сияло голубое небо, сверкали редкие звёзды лунной ночи и вздрагивала листва деревьев, словно отряхая тяжёлый серебряный блеск. Был слышен тихий шорох ночной жизни растений и трав.
Оба долго стояли у окна, не говоря ни слова.
- О чём думаешь? - спросил, наконец, Матвей.
- А вот, - медленно ответила женщина, - приедет батюшка твой, начнут ему на меня бухать со всех сторон - что я буду делать? Скажи-ка ты мне...
Матвею польстило, что она спрашивает его совета. Он сдвинул брови и молчал, не зная, что ответить. Потом, неожиданно для себя, спросил:
- Если сказать Наталье - иди, спи с Пушкарём, - пойдёт?
- Дадут гривенничек - пойдёт! - просто ответила Палага.
- Ругают эдаких-то, - сумрачно сказал юноша, подумав.
- Ругают! - повторила женщина, точно эхо. И снова зазвучал её шёпот: Приедет батюшка, да объявит в полицию, да как начнут, сраму-то, позора-то сколько будет!
- Постой! - сказал Матвей, прислушиваясь.
Луна уже скатилась с неба, на деревья лёг густой и ровный полог темноты; в небе тускло горели семь огней колесницы царя Давида и сеялась на землю золотая пыль мелких звёзд. Сквозь завесу малинника в окне бани мерцал мутный свет, точно кто-то протирал тёмное стекло жёлтым платком. И слышно было, как что-то живое трётся о забор, царапает его, тихонько стонет и плюёт.
- Савка! - шепнула Палага, схватившись за грудь.
- Уходит! - сообразил Матвей, оживляясь. - Пусть идёт! Давай-ка отопрём ворота - не перелезть через забор ему...
- Ушибёт он тебя...
Но он уже высунулся за окно и громко шептал в тишину сада:
- Савка, иди во двор, я тебе отопру ворота, иди скорей...
В саду всё затихло, потом раздался хриплый ответ:
- Водки вынеси...
Палага побежала из комнаты.
- Я налью!
Наскоро одевшись, Матвей выскочил на крыльцо, бросился к воротам,- у калитки стоял на коленях Савка, влажно хрипел, плевался, его голова качалась, напоминая неровно выточенный чёрный шар, а лица не было.
- Что-о, - хрипел он, пока Матвей отодвигал запор, - уходили насмерть, а теперь - боитесь?
Приоткрыв калитку, Матвей выглянул во тьму пустынной улицы; ему представилось, как поползёт вдоль неё этот изломанный человек, теряя кровь, и - наверное - проснутся собаки, завоют, разбуженные её тёплым запахом.
- Испугались, сволочи! - рычал Савка. - Кабы я полиции не боялся, я бы не ушёл... я бы-и...
Прибежала Палага, протягивая Матвею большой чайный стакан. Савка, учуяв едкий запах водки, сопел, ощупывая воздух пальцами.
- Где? Не вижу...
Темнота и, должно быть, опухоли увеличили его тело до жутких размеров, руки казались огромными: стакан утонул в них, поплыл, остановился на уровне Савкиной головы, прижавшись к тёмной массе, не похожей на человечье лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128