– Пожалуй, да! – ответил Праву и вскочил.
Савелий Михайлович рассмеялся:
– Я говорю о том, что тебе пора перебираться на другую работу.
– Как на другую? – опешил Праву. – Я же только что сказал…
– Все это хорошо и приятно слышать, – перебил его Савелий Михайлович. – Но ты должен понять, что на Чукотке еще не хватает образованных и подготовленных кадров, имеющих стаж партийной работы… А дел много. Семилетка должна изгнать выражение «отсталая окраина» навсегда… Как ты смотришь, если окружком рекомендует тебя секретарем колхозной партийной организации? Ринтытегину нелегко совмещать две обязанности…
– Если меня выберут, – коротко ответил Праву.
– Ну это во многом зависит от тебя, – сказал Савелий Михайлович поднимаясь.
Возвращались к вертолету усталые. Возле маленькой пастушеской яранги, издали похожей на палатку, сидели в ожидании сопровождающие секретаря обкома.
– Савелий Михайлович! – закричал издали его помощник. – Что же это вы? У вас же больное сердце!
– Что поделаешь? – Савелий Михайлович развел руками. – Возраст такой. Новое сердце не купишь.
– Разрешите еще раз сфотографировать вас, – попросил корреспондент.
– Что вы все меня фотографируете! – сердито сказал секретарь обкома. – Снимайте оленеводов! Или оленей! Вы же теперь знаете, как их надо подзывать!
Савелий Михайлович расспросил Рунмына о состоянии пастбищ.
– Хотите, чтобы у вас был трактор?
– Мы же колхозники, – ответил Рунмын. – Как не хотеть?
Уже стемнело, когда вертолет поднялся над стадом и взял курс на стойбище Локэ. Там на площадке разожгли большой костер перед школой. Пламя моталось по снегу.
– Вы, товарищи, можете лететь в Торвагыргын, а я останусь здесь еще на день, – обратился Савелий Михайлович к своим спутникам.
Послышались протестующие голоса.
– Не будем спорить, – спокойно сказал Савелий Михайлович. – Где вы здесь разместитесь, что будете есть? Ведь одному корреспонденту целого оленя мало.
Вертолет снова взмыл в темноту неба. Люди стояли и смотрели вверх, откуда слышался шум мотора, на удаляющиеся огоньки.
– Мы приготовили вам ночлег в школе, – сказала Елизавета Андреевна.
– А где ты спишь, Праву? – спросил Савелий Михайлович.
– У Коравье.
– Спроси у него, может ли он меня принять в гости.
Когда Коравье услышал просьбу секретаря обкома, он сначала удивился, а потом улыбка ответила лицо:
– Конечно! Мы с Росмунтой будем рады.
– Может быть, поужинаете с нами? – предложила Елизавета Андреевна.
– Получится неудобно перед Коравье, – сказал Савелий Михайлович. – Выходит, я приду к нему не гостем, а только на ночлег.
Тем временем Коравье побежал домой предупредить Росмунту:
– Жена! У нас будет ночевать самый большой начальник!
– Ринтытегин?! – испуганно спросила Росмунта.
– Нет, другой. Который прилетел сегодня.
– Что же делать? – всплеснула руками Росмунта.
– О, неразумная! – рассердился Коравье. – Надо приготовить еду. Вспомни все, чему ты научилась в Торвагыргыне! Чай сильно не заваривай.
– Я позову на помощь доктора Наташу, – сообразила Росмунта.
Когда Праву, Савелий Михайлович и Коравье пришли в ярангу, в чоттагине пылал жаркий костер. На низком столике, придвинутом к изголовью, вместо привычного деревянного кэмэны были расставлены жестяные миски.
Мужчины скинули кухлянки и вползли в полог. Савелий Михайлович оказался неуклюжим. Он едва не столкнул с полочки радиоприемник, задел ногой керосиновую лампу, даже пламя в ней подпрыгнуло. С большим трудом, при помощи Праву, он устроился таким образом, чтобы не подвергать больше опасности окружающие предметы.
Как ни старалась Росмунта предусмотреть все мелочи, чтобы необычному гостю было удобно, она псе же сделала одно упущение.
Коравье с недовольным видом пошарил возле миски:
– А где вилки?
Росмунта встрепенулась, как испуганная птица, и бросилась к посудному ящику:
– Сейчас принесу!
– А зачем вилки? – Савелий Михайлович положил в рот кусочек мороженого мяса.
– Верно, – сообразил смущенный Коравье. – Не надо вилок.
Савелий Михайлович поддерживал оживленную беседу. Расспрашивал Наташу о здоровье жителей стойбища и колхоза Торвагыргын, хвалил стряпню Росмунты.
За чаем он, усмехаясь, заметил:
– Чаек-то слабый…
Росмунта растерянно посмотрела на мужа.
– Кто-то мне говорил, что русские не любят крепкого чая, – оправдываясь, сказал Коравье.
– Кто это мог сказать? – удивился Савелий Михайлович. – Раз русский живет на Севере – значит, и он любит крепкий чай.
– Завари новый! – распорядился Коравье.
Стали укладываться спать. Савелий Михайлович отказался от раскладной кровати и пожелал лечь на пол рядом с Праву.
– Ну, а как все же твоя диссертация? – спросил Савелий Михайлович, когда они устроились.
– Материала столько, что некогда записывать, – ответил Праву. – И замысел изменился. Работа теперь будет называться: «Некапиталистический путь развития чукотского народа». Мне бы хотелось назвать ее «Прыжок через века», но боюсь, что это прозвучит слишком беллетристически.
– Зато выразит сущность явления… – отозвался из темноты Савелий Михайлович. – А личные дела? Жениться не собираешься?
– Собираюсь, – ответил Праву.
– Кто же невеста?
– Вы ее видели. Наташа.
– Хорошая девушка, – похвалил Савелий Михайлович. – Желаю вам настоящего большого счастья.
Через несколько дней бригада стойбища Локэ получила тракторный домик. База находилась в стойбище, и трактор, который вел Кэлетэгин, ходил оттуда по стадам: недавно оленей разбили на два стада.
Учетчица бригады Нина Ротваль неутомимо носилась из стада в стадо, что-то записывала в миниатюрную записную книжку и без умолку говорила.
Пастух Инэнли как-то заметил:
– Каким должен быть умным человек, если не может остановить потока своих мыслей!
Инэнли жил в собственной яранге и был счастлив, когда ему досталась жена брата да еще с сыном Инэнликэем, который умел уже читать и писать некоторые слова.
Правда, его жену нельзя было назвать красавицей, однако женщина работящая и в яранге всегда чисто, тепло и есть еда.
Но если раньше Инэнли только и жил мыслью поскорее вернуться в свою ярангу, то в последние дни постоянно искал повод, чтобы оставаться подольше в стаде, особенно когда там находилась Нина Ротваль.
Инэнли не сводил с нее глаз, следовал за ней, как теленок за своей важенкой. Однажды Ротваль с напускной строгостью спросила:
– Что ты все на меня смотришь?
– Мне приятно, – бесхитростно признался Инэнли. – Ты – как солнышко, около тебя тепло и светло.
Нина Ротваль знала, что такое комплимент молодой девушке: она покраснела и потупила глаза. Инэнли забеспокоился:
– Ты обиделась? Я тебе не хотел ничего плохого сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86