Первое, что все от
века единообразно и вращается по кругу, и безразлично,
наблюдать ли одно и то же сто лет, двести или бесконечно долго.
А другое, что и долговечнейший и тот, кому рано умирать, теряет
ровно столько же. Ибо настоящее - единственное, чего они могут
лишиться, раз это и только это, имеют, а чего не имеешь, то
нельзя потерять.
15. Что все - признание. Верно, конечно, то, что отвечали
на это кинику Мониму, но верно и то, что изречение это
пригодно, если принять его силу в пределах истины.
16. Душа человека глумится над собой более всего, когда он
начинает, насколько это в его силах, отрываться и как бы
нарывать на мировом теле, потому что негодовать на что-либо
значит отрываться от природы, которой крепко держится природа
всякой другой части. Глумится также, когда отвращается от
кого-нибудь или еще кидается во вражду, как бывает с душой
разгневанных. В-третьих, глумится, когда сдается наслаждению
или боли. В-четвертых, когда делает или говорит что-нибудь
притворно и лживо. В-пятых, когда отправит безо всякой цели
какое-либо деяние или устремление, действуя произвольно или
бессвязно, между тем как надо, чтобы и самая малость
сообразовалась с некоторым назначением. А назначение существ
разумных - следовать разуму и установлениям старейшего града и
его государственности.
17. Срок человеческой жизни - точка; естество - текуче;
ощущения - темны, соединение целого тела - тленно; душа -
юла, судьба - непостижима, слава - непредсказуема. Сказать
короче: река - все телесное. слепота и сон - все душевное;
жизнь - война и пребывание на чужбине, а память после -
забвение. Тогда что способно сопутствовать нам? Одно и
единственное - философия. Она в том, чтобы беречь от глумления
и от терзаний поселенного внутри гения - того, что сильнее
наслаждения и боли, ничего не делает произвольно или лживо и
притворно, не нуждается в том, чтобы другой сделал что-нибудь
или не сделал; и который приемлет, что случается или уделено,
ибо оно идет откуда-то, откуда он сам; который, наконец,
ожидает смерти в кротости разумения, видя в ней не что иное,
как распад первостихий, из которых составляется всякое живое
существо. Ведь если для самих первостихий ничего страшного в
том, чтобы вечно превращаться во что-то другое, для чего тогда
нам коситься на превращение и распад всего? Оно же по природе,
а что по природе - не зло.
ТРЕТЬЯ КHИГА
Писано в Карнунте.
1. Высчитывать не только, как с каждым днем растрачивается
жизнь и остается все меньшая часть ее, - и то высчитай, что
проживи человек дольше, неизвестно, достанет ли у него силы-то
ума для понимания вещей и того умозрения, которое заботится об
искушенности в божественном и человеческом. Ведь начнет же
дуреть: дышать, кормиться, представлять, устремляться и все
такое будет без недостатка, а вот располагать собой, в
надлежащее по всем числам вникать, первопредставления
расчленять и следить за тем, не пора ли уже уводить себя и
прочее, что нуждается в разумной мощи, - это все раньше
угасает. Значит должно нам спешить не оттого только, что смерть
становится все ближе, но и оттого, что понимание вещей и
сознание кончаются еще раньше.
2. Следует примечать и в том, что сопутствует
происходящему по природе, некую прелесть и привлекательность.
Пекут, скажем, хлеб, и потрескались кое-где края - так ведь
эти бугры, хоть несколько и противоречащие искусству пекаря,
тем не менее чем-то хороши и особенно возбуждают к еде. Или вот
смоквы лопаются как раз тогда, когда переспели; у перезрелых
маслин самая близость к гниению добавляет плодам какую-то
особенную красоту. Так и колосья, гнущиеся к земле, сморщенная
морда льва, пена из кабаньей пасти и многое другое, что далеко
от привлекательности, если рассматривать его отдельно, однако в
сопутствии с тем, что по природе, вносит еще более лада и душу
увлекает; поэтому кто чувствует и вдумывается поглубже, что
происходит в мировом целом, тот вряд ли хоть в чем-нибудь из
сопутствующего природе не найдет, что оно как-то приятно
слажено. Он и на подлинные звериные пасти станет смотреть с тем
же наслаждением, как и на те, что выставляются живописцами и
ваятелями как подражание; своими здравомысленными глазами он
сумеет увидеть красоту и некий расцвет у старухи или старика, и
притягательность новорожденного; ему встретится много такого,
что внятно не всякому, а только тому, кто от души расположен к
природе и ее делам.
3. Гиппократ, излечивший много болезней, заболел и умер.
Халдеимногим предрекли смерть, а потом их самих взял рок.
Александр, Помпеи, Гай Цезарь, столько раз до основания
изничтожавшие города, сразившие в бою десятки тысяч конных и
пеших, потом и сами ушли из жизни. Гераклит, столько учивший об
испламенении мира, сам наполнился водой и, обложенный навозом,
умер. Демокрита погубили вши, Сократа - другие вши. Так что
же? - сел, поплыл, приехал, вылезай. Если для иной жизни, то и
там не без богов, а если в бесчувствии, то перестанешь
выдерживать наслаждение и боль и услужение сосуду, который тем
хуже, что сам он в услужении, ибо одно - разум и гений, другое
- земля и грязь.
4. Hе переводи остаток жизни за представлениями о других,
когда не соотносишь это с чем-либо общеполезным. Ведь от
другого-то дела откажешься, воображая, значит, что делает
такой-то и зачем бы, и что говорит, и что думает, и что такое
замышляет и еще много всякого, отчего сбивается внимание к
собственному ведущему. Должно поэтому уклоняться того, чтобы в
цепи представлений было случайное или напрасное, а еще более -
суетное или злонравное; приучать себя надо только такое иметь в
представлении, чтобы чуть тебя спросят: "О чем сейчас
помышляешь?", отвечать сразу и откровенно, что так и так; и
чтобы вполне явственно было, что все там просто и
благожелательно и принадлежит существу общественному, не
озабоченному видениями услад или вообще каких-нибудь
удовлетворении, а еще - что нет там какой-нибудь вздорности
или алчности, или подозрительности, или еще чего-нибудь такого,
в чем не сможешь признаться не краснея, что оно у тебя на уме.
И вот такой человек, который более уж не откладывает того,
чтобы быть среди лучших, есть некий жрец и пособник богов,
распоряжающийся и тем, что поселилось внутри его, благодаря
чему человек этот наслажденьями не запятнан, не изранен никакой
болью, ни к какому насилию не причастен, ни к какому не
чувствителен злу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
века единообразно и вращается по кругу, и безразлично,
наблюдать ли одно и то же сто лет, двести или бесконечно долго.
А другое, что и долговечнейший и тот, кому рано умирать, теряет
ровно столько же. Ибо настоящее - единственное, чего они могут
лишиться, раз это и только это, имеют, а чего не имеешь, то
нельзя потерять.
15. Что все - признание. Верно, конечно, то, что отвечали
на это кинику Мониму, но верно и то, что изречение это
пригодно, если принять его силу в пределах истины.
16. Душа человека глумится над собой более всего, когда он
начинает, насколько это в его силах, отрываться и как бы
нарывать на мировом теле, потому что негодовать на что-либо
значит отрываться от природы, которой крепко держится природа
всякой другой части. Глумится также, когда отвращается от
кого-нибудь или еще кидается во вражду, как бывает с душой
разгневанных. В-третьих, глумится, когда сдается наслаждению
или боли. В-четвертых, когда делает или говорит что-нибудь
притворно и лживо. В-пятых, когда отправит безо всякой цели
какое-либо деяние или устремление, действуя произвольно или
бессвязно, между тем как надо, чтобы и самая малость
сообразовалась с некоторым назначением. А назначение существ
разумных - следовать разуму и установлениям старейшего града и
его государственности.
17. Срок человеческой жизни - точка; естество - текуче;
ощущения - темны, соединение целого тела - тленно; душа -
юла, судьба - непостижима, слава - непредсказуема. Сказать
короче: река - все телесное. слепота и сон - все душевное;
жизнь - война и пребывание на чужбине, а память после -
забвение. Тогда что способно сопутствовать нам? Одно и
единственное - философия. Она в том, чтобы беречь от глумления
и от терзаний поселенного внутри гения - того, что сильнее
наслаждения и боли, ничего не делает произвольно или лживо и
притворно, не нуждается в том, чтобы другой сделал что-нибудь
или не сделал; и который приемлет, что случается или уделено,
ибо оно идет откуда-то, откуда он сам; который, наконец,
ожидает смерти в кротости разумения, видя в ней не что иное,
как распад первостихий, из которых составляется всякое живое
существо. Ведь если для самих первостихий ничего страшного в
том, чтобы вечно превращаться во что-то другое, для чего тогда
нам коситься на превращение и распад всего? Оно же по природе,
а что по природе - не зло.
ТРЕТЬЯ КHИГА
Писано в Карнунте.
1. Высчитывать не только, как с каждым днем растрачивается
жизнь и остается все меньшая часть ее, - и то высчитай, что
проживи человек дольше, неизвестно, достанет ли у него силы-то
ума для понимания вещей и того умозрения, которое заботится об
искушенности в божественном и человеческом. Ведь начнет же
дуреть: дышать, кормиться, представлять, устремляться и все
такое будет без недостатка, а вот располагать собой, в
надлежащее по всем числам вникать, первопредставления
расчленять и следить за тем, не пора ли уже уводить себя и
прочее, что нуждается в разумной мощи, - это все раньше
угасает. Значит должно нам спешить не оттого только, что смерть
становится все ближе, но и оттого, что понимание вещей и
сознание кончаются еще раньше.
2. Следует примечать и в том, что сопутствует
происходящему по природе, некую прелесть и привлекательность.
Пекут, скажем, хлеб, и потрескались кое-где края - так ведь
эти бугры, хоть несколько и противоречащие искусству пекаря,
тем не менее чем-то хороши и особенно возбуждают к еде. Или вот
смоквы лопаются как раз тогда, когда переспели; у перезрелых
маслин самая близость к гниению добавляет плодам какую-то
особенную красоту. Так и колосья, гнущиеся к земле, сморщенная
морда льва, пена из кабаньей пасти и многое другое, что далеко
от привлекательности, если рассматривать его отдельно, однако в
сопутствии с тем, что по природе, вносит еще более лада и душу
увлекает; поэтому кто чувствует и вдумывается поглубже, что
происходит в мировом целом, тот вряд ли хоть в чем-нибудь из
сопутствующего природе не найдет, что оно как-то приятно
слажено. Он и на подлинные звериные пасти станет смотреть с тем
же наслаждением, как и на те, что выставляются живописцами и
ваятелями как подражание; своими здравомысленными глазами он
сумеет увидеть красоту и некий расцвет у старухи или старика, и
притягательность новорожденного; ему встретится много такого,
что внятно не всякому, а только тому, кто от души расположен к
природе и ее делам.
3. Гиппократ, излечивший много болезней, заболел и умер.
Халдеимногим предрекли смерть, а потом их самих взял рок.
Александр, Помпеи, Гай Цезарь, столько раз до основания
изничтожавшие города, сразившие в бою десятки тысяч конных и
пеших, потом и сами ушли из жизни. Гераклит, столько учивший об
испламенении мира, сам наполнился водой и, обложенный навозом,
умер. Демокрита погубили вши, Сократа - другие вши. Так что
же? - сел, поплыл, приехал, вылезай. Если для иной жизни, то и
там не без богов, а если в бесчувствии, то перестанешь
выдерживать наслаждение и боль и услужение сосуду, который тем
хуже, что сам он в услужении, ибо одно - разум и гений, другое
- земля и грязь.
4. Hе переводи остаток жизни за представлениями о других,
когда не соотносишь это с чем-либо общеполезным. Ведь от
другого-то дела откажешься, воображая, значит, что делает
такой-то и зачем бы, и что говорит, и что думает, и что такое
замышляет и еще много всякого, отчего сбивается внимание к
собственному ведущему. Должно поэтому уклоняться того, чтобы в
цепи представлений было случайное или напрасное, а еще более -
суетное или злонравное; приучать себя надо только такое иметь в
представлении, чтобы чуть тебя спросят: "О чем сейчас
помышляешь?", отвечать сразу и откровенно, что так и так; и
чтобы вполне явственно было, что все там просто и
благожелательно и принадлежит существу общественному, не
озабоченному видениями услад или вообще каких-нибудь
удовлетворении, а еще - что нет там какой-нибудь вздорности
или алчности, или подозрительности, или еще чего-нибудь такого,
в чем не сможешь признаться не краснея, что оно у тебя на уме.
И вот такой человек, который более уж не откладывает того,
чтобы быть среди лучших, есть некий жрец и пособник богов,
распоряжающийся и тем, что поселилось внутри его, благодаря
чему человек этот наслажденьями не запятнан, не изранен никакой
болью, ни к какому насилию не причастен, ни к какому не
чувствителен злу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32