Со сливками. Мне нужно еще сполоснуть волосы. А твоя прическа просто чудо… — она исчезла в ванной, и до Марли донесся плеск воды по фаянсу.
— Я привезла тебе подарок! — крикнула ей вслед Марли, но Андреа ее не расслышала.
Пройдя в кухню, Марли налила воды в чайник, зажгла плиту от старомодной электрозажигалки и начала рыться на заставленных всякой всячиной полках в поисках кофе.
— Пожалуй, да, — говорила за кофе Андреа, — теперь понимаю. — Она рассматривала голограмму шкатулки, которую Марли впервые увидела в вирековском конструкте парка Гауди. — Это в твоем стиле. — Она тронула клавишу, и «брауновская» иллюзия исчезла. За единственным окном комнаты небо, будто причудливой гравировкой, было разукрашено венчиками перистых облаков. — Что до меня, это слишком угрюмо, слишком серьезно. Как и те работы, что ты выставляла в своей галерее. Но значить это может только одно — герр Вирек не ошибся в выборе; ты ему решишь эту загадку. А, учитывая заработную плату, я бы на твоем месте с этим не торопилась.
Андреа щеголяла в подарке Марли — дорогой, с восхитительным количеством мелких деталей, мужской блузе из серой фламандской фланели. Андреа просто обожала вещи такого стиля, и ее радость при виде блузы была очевидной. Блуза почти под цвет ее глаз великолепно оттеняла пепельные волосы.
— Он просто ужасен, этот Вирек. Мне кажется… — Марли запнулась.
— Охотно верю, — отозвалась Андреа, прихлебывая кофе. — А ты что, ждала, что денежный мешок окажется приятным или хотя бы нормальным типом?
— В какой-то момент мне почудилось, что он не совсем человек. Я очень отчетливо это почувствовала.
— А он и не человек, Марли. Ты разговаривала с проекцией, спецэффектом…
— И, тем не менее… — она беспомощно повела рукой и тут же почувствовала досаду на саму себя.
— И, тем не менее, он очень, очень богат и платит тебе кучу денег за то, чтобы ты сделала что-то, к чему ты, возможно, уникально подходишь. Улыбнувшись, Андреа расправила тщательно заглаженный угольно-черный манжет.
— У тебя ведь не такой уж богатый выбор, правда?
— Знаю. Пожалуй, это меня и тревожит.
— Ну-у, — протянула Андреа, — я думала, что смогу ненадолго оттянуть этот разговор, но у меня есть еще кое-что, что может тебя встревожить. Если «встревожить» здесь подходящее выражение.
— Да?
— Я подумала, было, может, вообще не стоит тебе об этом говорить, но уверена, что рано или поздно он все равно до тебя доберется. Я сказала бы: он чует деньги.
Марли осторожно поставила пустую чашку на заваленный журналами столик из индийского тростника.
— У него очень острый нюх на такие вещи.
— Когда?
— Вчера. Началось, думаю, примерно через час после того, как должно было состояться твое собеседование с Виреком. Он позвонил мне на работу. Он оставил записку здесь, у консьержа. Если я уберу экранирующую программу, она кивнула на телефон, — уверена, он позвонит в течение получаса.
Вспомнился взгляд консьержа, позвякивание велосипедной цепи.
— Он сказал, что хочет поговорить, — продолжала Андреа. — Только поговорить. Ты хочешь поговорить с ним, Марли?
— Нет, — ответила она голосом маленькой девочки, высоким и ломким. А потом: — Он оставил номер?
Вздохнув, Андреа медленно покачала головой, потом сказала:
— Да, конечно, оставил.
Глава 9
ВВЕРХУ, НА ПРОЕКТАХ
Тьму наполняли узоры — как пчелиные соты цвета крови. Было тепло. И по большей части мягко.
— Ну и бардак, — сказал один из ангелов. Голос оказался женский и доносился откуда-то из далекого далека, но звучал нежно, музыкально и очень отчетливо.
— Надо было перехватить его еще у Леона, — сказал второй ангел — тоже женщина. — Наверху это не понравится.
— У него, похоже, что-то было в этом большом кармане, видишь? Карман разрезали, чтобы это что-то вытащить.
— И не только карман, сестренка. Господи. Вот.
Узоры качнулись и поплыли, когда кто-то подвинул его голову. Холодная ладонь у него на щеке.
— Не испачкай себе рубашку, — сказала первый ангел.
— Дважды-в-День это не понравится. Как, по-твоему, с чего это он так сорвался и побежал?
Его это выводило из себя, потому что хотелось спать. Разумеется, он спит, но почему-то в его мозг просачиваются искусственные сны Марши, и он барахтается в рваной путанице фрагментов из самых разных серий «Важных мира сего». Мыло тянулось беспрерывно еще до его рождения, сюжет — этакий многоголовый солитер повествования, извивающийся, как магнитная лента, каждые несколько месяцев сворачивался кольцом, чтобы поглотить самое себя, но потом отращивал новые головы, жадные до напряжения и накала страстей.
Наконец Бобби смог увидеть этого корчащегося червяка целиком, во всей его длине, таким, каким Марше его никогда не увидеть, — удлиненную спираль «сенснетовской» ДНК, хрупкий дешевый эктоплазм, сосущий соки из бесчисленных голодных мечтателей. Что до Марши, к ней повествование приходило через органы чувств Мишель Морган Магнум, главной героини, унаследовавшей корпорацию «Магнум АГ». Но сегодняшняя серия каким-то жутким образом все норовила уклониться от отчаянно запутанных сердечных дел Мишель, за которыми Бобби вскоре перестал следить, перескочив на подробные описания социоархитектуры самодостаточных комплексов-«ульев» типа «Солери». Некоторые детали этих описаний казались подозрительными, даже на взгляд Бобби. Он, например, сомневался, что там действительно целые этажи отведены под продажу исключительно льдисто-голубых вельветовых комбинезонов с алмазными пряжками у колен или что там есть другие этажи, вечно темные и заселенные исключительно голодающими детьми. В это последнее, как он вроде бы смутно помнил, Марша верила беззаветно и относилась поэтому к Проектам с суеверным ужасом — как к некоему вертикально вздыбленному аду, куда ей придется однажды взойти. Другие фрагменты искусственного сна напомнили Бобби «сенснетовский» канал «Знание», появлявшийся у них в доме в качестве бесплатного приложения к каждой стим-подписке; там тоже были искусные мультипликационные диаграммы внутренней структуры Проекта, на них накладывался монотонный голос, бубнивший лекцию об образе жизни различных его обитателей. Эти обитатели когда Бобби удалось на них сосредоточиться — оказались еще менее убедительными, нежели вельветовые вспышки цвета голубого льда или беззвучно крадущиеся во тьме младенцы-каннибалы. Веселая молодая мать резала пиццу огромным промышленным водяным ножом на кухоньке безупречно чистой однокомнатной квартиры. Стеклянная дверь открывалась на узкий балкон и прямоугольник мультяшно-голубого неба. Женщина была черной, но не негритянкой — Бобби подумал, что она скорее походит на одну из порнокукол из модуля в его спальне, только очень-очень темную, юную и в образе счастливой матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Я привезла тебе подарок! — крикнула ей вслед Марли, но Андреа ее не расслышала.
Пройдя в кухню, Марли налила воды в чайник, зажгла плиту от старомодной электрозажигалки и начала рыться на заставленных всякой всячиной полках в поисках кофе.
— Пожалуй, да, — говорила за кофе Андреа, — теперь понимаю. — Она рассматривала голограмму шкатулки, которую Марли впервые увидела в вирековском конструкте парка Гауди. — Это в твоем стиле. — Она тронула клавишу, и «брауновская» иллюзия исчезла. За единственным окном комнаты небо, будто причудливой гравировкой, было разукрашено венчиками перистых облаков. — Что до меня, это слишком угрюмо, слишком серьезно. Как и те работы, что ты выставляла в своей галерее. Но значить это может только одно — герр Вирек не ошибся в выборе; ты ему решишь эту загадку. А, учитывая заработную плату, я бы на твоем месте с этим не торопилась.
Андреа щеголяла в подарке Марли — дорогой, с восхитительным количеством мелких деталей, мужской блузе из серой фламандской фланели. Андреа просто обожала вещи такого стиля, и ее радость при виде блузы была очевидной. Блуза почти под цвет ее глаз великолепно оттеняла пепельные волосы.
— Он просто ужасен, этот Вирек. Мне кажется… — Марли запнулась.
— Охотно верю, — отозвалась Андреа, прихлебывая кофе. — А ты что, ждала, что денежный мешок окажется приятным или хотя бы нормальным типом?
— В какой-то момент мне почудилось, что он не совсем человек. Я очень отчетливо это почувствовала.
— А он и не человек, Марли. Ты разговаривала с проекцией, спецэффектом…
— И, тем не менее… — она беспомощно повела рукой и тут же почувствовала досаду на саму себя.
— И, тем не менее, он очень, очень богат и платит тебе кучу денег за то, чтобы ты сделала что-то, к чему ты, возможно, уникально подходишь. Улыбнувшись, Андреа расправила тщательно заглаженный угольно-черный манжет.
— У тебя ведь не такой уж богатый выбор, правда?
— Знаю. Пожалуй, это меня и тревожит.
— Ну-у, — протянула Андреа, — я думала, что смогу ненадолго оттянуть этот разговор, но у меня есть еще кое-что, что может тебя встревожить. Если «встревожить» здесь подходящее выражение.
— Да?
— Я подумала, было, может, вообще не стоит тебе об этом говорить, но уверена, что рано или поздно он все равно до тебя доберется. Я сказала бы: он чует деньги.
Марли осторожно поставила пустую чашку на заваленный журналами столик из индийского тростника.
— У него очень острый нюх на такие вещи.
— Когда?
— Вчера. Началось, думаю, примерно через час после того, как должно было состояться твое собеседование с Виреком. Он позвонил мне на работу. Он оставил записку здесь, у консьержа. Если я уберу экранирующую программу, она кивнула на телефон, — уверена, он позвонит в течение получаса.
Вспомнился взгляд консьержа, позвякивание велосипедной цепи.
— Он сказал, что хочет поговорить, — продолжала Андреа. — Только поговорить. Ты хочешь поговорить с ним, Марли?
— Нет, — ответила она голосом маленькой девочки, высоким и ломким. А потом: — Он оставил номер?
Вздохнув, Андреа медленно покачала головой, потом сказала:
— Да, конечно, оставил.
Глава 9
ВВЕРХУ, НА ПРОЕКТАХ
Тьму наполняли узоры — как пчелиные соты цвета крови. Было тепло. И по большей части мягко.
— Ну и бардак, — сказал один из ангелов. Голос оказался женский и доносился откуда-то из далекого далека, но звучал нежно, музыкально и очень отчетливо.
— Надо было перехватить его еще у Леона, — сказал второй ангел — тоже женщина. — Наверху это не понравится.
— У него, похоже, что-то было в этом большом кармане, видишь? Карман разрезали, чтобы это что-то вытащить.
— И не только карман, сестренка. Господи. Вот.
Узоры качнулись и поплыли, когда кто-то подвинул его голову. Холодная ладонь у него на щеке.
— Не испачкай себе рубашку, — сказала первый ангел.
— Дважды-в-День это не понравится. Как, по-твоему, с чего это он так сорвался и побежал?
Его это выводило из себя, потому что хотелось спать. Разумеется, он спит, но почему-то в его мозг просачиваются искусственные сны Марши, и он барахтается в рваной путанице фрагментов из самых разных серий «Важных мира сего». Мыло тянулось беспрерывно еще до его рождения, сюжет — этакий многоголовый солитер повествования, извивающийся, как магнитная лента, каждые несколько месяцев сворачивался кольцом, чтобы поглотить самое себя, но потом отращивал новые головы, жадные до напряжения и накала страстей.
Наконец Бобби смог увидеть этого корчащегося червяка целиком, во всей его длине, таким, каким Марше его никогда не увидеть, — удлиненную спираль «сенснетовской» ДНК, хрупкий дешевый эктоплазм, сосущий соки из бесчисленных голодных мечтателей. Что до Марши, к ней повествование приходило через органы чувств Мишель Морган Магнум, главной героини, унаследовавшей корпорацию «Магнум АГ». Но сегодняшняя серия каким-то жутким образом все норовила уклониться от отчаянно запутанных сердечных дел Мишель, за которыми Бобби вскоре перестал следить, перескочив на подробные описания социоархитектуры самодостаточных комплексов-«ульев» типа «Солери». Некоторые детали этих описаний казались подозрительными, даже на взгляд Бобби. Он, например, сомневался, что там действительно целые этажи отведены под продажу исключительно льдисто-голубых вельветовых комбинезонов с алмазными пряжками у колен или что там есть другие этажи, вечно темные и заселенные исключительно голодающими детьми. В это последнее, как он вроде бы смутно помнил, Марша верила беззаветно и относилась поэтому к Проектам с суеверным ужасом — как к некоему вертикально вздыбленному аду, куда ей придется однажды взойти. Другие фрагменты искусственного сна напомнили Бобби «сенснетовский» канал «Знание», появлявшийся у них в доме в качестве бесплатного приложения к каждой стим-подписке; там тоже были искусные мультипликационные диаграммы внутренней структуры Проекта, на них накладывался монотонный голос, бубнивший лекцию об образе жизни различных его обитателей. Эти обитатели когда Бобби удалось на них сосредоточиться — оказались еще менее убедительными, нежели вельветовые вспышки цвета голубого льда или беззвучно крадущиеся во тьме младенцы-каннибалы. Веселая молодая мать резала пиццу огромным промышленным водяным ножом на кухоньке безупречно чистой однокомнатной квартиры. Стеклянная дверь открывалась на узкий балкон и прямоугольник мультяшно-голубого неба. Женщина была черной, но не негритянкой — Бобби подумал, что она скорее походит на одну из порнокукол из модуля в его спальне, только очень-очень темную, юную и в образе счастливой матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79