Брат Вольфганга по масонской ложе и его бывший ученик был одного с ним возраста, беззаботный, красивый, благожелательный человек, а в такой роскошной карете Вольфганг уже и не помнил, когда ездил. Все было так, как в те счастливые времена, когда он путешествовал с Папой и считался баловнем всей Европы.
В Дрездене его пригласили выступить при дворе курфюрста Фридриха Августа III Саксонского, что считалось большой честью, потому что сей монарх редко удостаивал своим вниманием заезжих музыкантов. Выступление Моцарта было встречено бурными аплодисментами, и ему заплатили сотню дукатов и подарили великолепную серебряную табакерку.
А затем он вместе с Лихновским был приглашен на завтрак к русскому послу князю Белосельскому-Белозерскому, большому меломану. После завтрака посол предложил Вольфгангу состязаться в игре на органе, и фортепьяно со знаменитым дрезденским виртуозом Вильгельмом Геслером. Хотя Вольфганг уже много лет не играл на органе, отказаться от такого предложения было неразумно.
Превзойти Геслера ему не стоило никакого труда, даже в игре на органе, потому что органист Геслер был довольно бесцветный, а в игре на фортепьяно был скорее подражателем, и выступление Вольфганга встретили гораздо восторженнее.
Он слышал, как посол сказал Лихновскому:
– Господин Моцарт просто прелесть, остроумный, любезный, он может служить украшением любого двора.
Вольфганг подошел к послу и предложил:
– Ваше сиятельство, я счел бы за честь выступить перед русской императрицей. Я слышал, она большой знаток музыки.
– Это действительно так, господин Моцарт. Только императрица предпочитает итальянскую музыку.
И тут Лихновский дал знак Моцарту, что пора уходить.
В Лейпциге Вольфгангу привелось увидеть орган в церкви св. Томаса, где в свое время, будучи лютеранским кантором, Себастьян Бах играл и сочинял свою музыку. И когда теперешний кантор Иоганн Долес, ученик Баха, узнал, что Вольфганг Моцарт пришел отдать дань уважения его учителю, он встретил Вольфганга как самого почетного гостя и попросил сыграть на органе.
– Орган в прекрасном состоянии, господин капельмейстер! Мы заботимся о нем, как заботился сам Бах. Весь Лейпциг и лютеранская Германия будут с благоговением вспоминать, как один великий композитор почтил память другого великого композитора.
Вольфганг колебался. Победа над Геслером, правда, досталась ему легко, но он уже так давно забросил орган, а Бах был одним из немногих органистов, внушавших ему искреннее восхищение. Но Долеес не слушая никаких отговорок, подвел Вольфганга к месту, где когда-то восседал Бах.
Вспоминая музыку Баха и все, чему он у него научился, Вольфганг начал импровизировать на тему баховского хорала, а Долее стоял у него за спиной, закрыв глаза, одобрительно кивал головой и в упоении приговаривал:
– Какое изумительное туше, какое мастерство! Можно подумать, сам Иоганн Себастьян Бах восстал из мертвых.
Перед тем как уехать в Потсдам, Вольфганг пообещал Долесу вернуться в Лейпциг и дать открытый концерт, где он выступит солистом.
К своему удивлению и разочарованию, он не смог добиться аудиенции у Фридриха Вильгельма. Лихновский уверял его, что это проще простого, но прошла неделя, а никаких вестей от прусского двора не поступало. Тогда Лихновский пообещал устроить ему аудиенцию в Берлине в следующем месяце. Сейчас им надо вернуться в Лейпциг, заявил князь, там Вольфганг на одном концерте сможет много заработать. Лихновский, кроме того, срочно нуждался в сотне гульденов.
– Надо сменить лошадей, тогда мы с удобствами доберемся до Лейпцига. Как-никак до него шестьдесят четыре мили, – объяснил князь.
Отказать зятю Вильгельмины Тун Вольфганг не мог. Но когда он отдал князю сотню гульденов – тот брал не взаймы, – в кармане осталось всего ничего. А по прибытии в Лейпциг Лихновский отправился в свое имение в Силезию.
Боясь застрять в незнакомом городе, Вольфганг в то же время не мог решить, то ли ехать в Берлин, то ли вернуться домой. В начале поездки он получил от Станци два письма, но вот уже несколько недель она молчала, и Вольфганг сильно беспокоился. Лихновский до своего исчезновения говорил Вольфгангу: надо быть идиотом, чтобы беспокоиться из-за такого пустяка. Столь знаменитый маэстро, как Моцарт, может брать любовниц направо и налево. Но Вольфганг скучал по Станци и ни в ком другом не нуждался. Он уже совсем собрался ехать в Вену, когда Долес сообщил, что в его пользу в большом концертном зале Лейпцига устраивается праздничный концерт. Билеты продавались по одному гульдену, и Долесне сомневался: при такой скромной цене зал будет полон.
Кантор попросил Моцарта дирижировать оркестром, выражая этим и желание музыкантов. На репетиции Вольфганг сказал Долесу:
– Музыканты считают, будто придают огня моей музыке, убыстряя темп, но они ошибаются. Если вещь написана без огня, быстрый темп не поможет.
Однако первой частью своей Хаффнеровской симфонии композитор дирижировал в очень ускоренном темпе. И Долес понял, с какой целью он это делает. Едва исполнив двадцать тактов, оркестр стал отставать. Вольфганг вдруг остановился, объяснил музыкантам их ошибку и снова начал дирижировать. Он прилагал все усилия к тому, чтобы музыканты играли как можно быстрее, и отстукивал ногой такт с таким усердием, что тонкая металлическая пряжка па его туфле треснула и мелкие кусочки полетели в оркестр. Вольфганг, не обратив на это внимания, крикнул: «Апсога!» – и начал снова все в том же темпе.
Музыканты, не на шутку рассерженные на этого маленького бледного человечка, который совсем загонял их, принялись за дело всерьез, и первая часть была исполнена безукоризненно. Долее заметил, что после этого Вольфганг стал дирижировать в нормальном темпе. Ему хотелось вернуть благорасположение музыкантов, однако так, чтобы это было не в ущерб достигнутым с таким трудом результатам. Под конец репетиции он похвалил оркестр и прибавил:
– Если господа музыканты сумеют играть на концерте не хуже, чем сегодня, публика не будет обманута в своих надеждах.
Позднее он сознался Долесу:
– Это вовсе не было капризом с моей стороны. Я заметил, что большинство музыкантов – люди пожилые, не поддай я им жару, они все время тащились бы в хвосте. Стоило им, однако, на меня разозлиться, и они не пожалели усилий и доказали свое умение.
Всю программу оркестр провел в требуемом темпе а безупречно аккомпанировал солисту в его трудных фортепьянных концертах.
Вольфганг не сомневался, что составленная им программа понравится публике. В нее входили две симфонии – Хаффнеровская и Пражская и два концерта для фортепьяно – си-бемоль мажор и ре мажор, только что законченный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
В Дрездене его пригласили выступить при дворе курфюрста Фридриха Августа III Саксонского, что считалось большой честью, потому что сей монарх редко удостаивал своим вниманием заезжих музыкантов. Выступление Моцарта было встречено бурными аплодисментами, и ему заплатили сотню дукатов и подарили великолепную серебряную табакерку.
А затем он вместе с Лихновским был приглашен на завтрак к русскому послу князю Белосельскому-Белозерскому, большому меломану. После завтрака посол предложил Вольфгангу состязаться в игре на органе, и фортепьяно со знаменитым дрезденским виртуозом Вильгельмом Геслером. Хотя Вольфганг уже много лет не играл на органе, отказаться от такого предложения было неразумно.
Превзойти Геслера ему не стоило никакого труда, даже в игре на органе, потому что органист Геслер был довольно бесцветный, а в игре на фортепьяно был скорее подражателем, и выступление Вольфганга встретили гораздо восторженнее.
Он слышал, как посол сказал Лихновскому:
– Господин Моцарт просто прелесть, остроумный, любезный, он может служить украшением любого двора.
Вольфганг подошел к послу и предложил:
– Ваше сиятельство, я счел бы за честь выступить перед русской императрицей. Я слышал, она большой знаток музыки.
– Это действительно так, господин Моцарт. Только императрица предпочитает итальянскую музыку.
И тут Лихновский дал знак Моцарту, что пора уходить.
В Лейпциге Вольфгангу привелось увидеть орган в церкви св. Томаса, где в свое время, будучи лютеранским кантором, Себастьян Бах играл и сочинял свою музыку. И когда теперешний кантор Иоганн Долес, ученик Баха, узнал, что Вольфганг Моцарт пришел отдать дань уважения его учителю, он встретил Вольфганга как самого почетного гостя и попросил сыграть на органе.
– Орган в прекрасном состоянии, господин капельмейстер! Мы заботимся о нем, как заботился сам Бах. Весь Лейпциг и лютеранская Германия будут с благоговением вспоминать, как один великий композитор почтил память другого великого композитора.
Вольфганг колебался. Победа над Геслером, правда, досталась ему легко, но он уже так давно забросил орган, а Бах был одним из немногих органистов, внушавших ему искреннее восхищение. Но Долеес не слушая никаких отговорок, подвел Вольфганга к месту, где когда-то восседал Бах.
Вспоминая музыку Баха и все, чему он у него научился, Вольфганг начал импровизировать на тему баховского хорала, а Долее стоял у него за спиной, закрыв глаза, одобрительно кивал головой и в упоении приговаривал:
– Какое изумительное туше, какое мастерство! Можно подумать, сам Иоганн Себастьян Бах восстал из мертвых.
Перед тем как уехать в Потсдам, Вольфганг пообещал Долесу вернуться в Лейпциг и дать открытый концерт, где он выступит солистом.
К своему удивлению и разочарованию, он не смог добиться аудиенции у Фридриха Вильгельма. Лихновский уверял его, что это проще простого, но прошла неделя, а никаких вестей от прусского двора не поступало. Тогда Лихновский пообещал устроить ему аудиенцию в Берлине в следующем месяце. Сейчас им надо вернуться в Лейпциг, заявил князь, там Вольфганг на одном концерте сможет много заработать. Лихновский, кроме того, срочно нуждался в сотне гульденов.
– Надо сменить лошадей, тогда мы с удобствами доберемся до Лейпцига. Как-никак до него шестьдесят четыре мили, – объяснил князь.
Отказать зятю Вильгельмины Тун Вольфганг не мог. Но когда он отдал князю сотню гульденов – тот брал не взаймы, – в кармане осталось всего ничего. А по прибытии в Лейпциг Лихновский отправился в свое имение в Силезию.
Боясь застрять в незнакомом городе, Вольфганг в то же время не мог решить, то ли ехать в Берлин, то ли вернуться домой. В начале поездки он получил от Станци два письма, но вот уже несколько недель она молчала, и Вольфганг сильно беспокоился. Лихновский до своего исчезновения говорил Вольфгангу: надо быть идиотом, чтобы беспокоиться из-за такого пустяка. Столь знаменитый маэстро, как Моцарт, может брать любовниц направо и налево. Но Вольфганг скучал по Станци и ни в ком другом не нуждался. Он уже совсем собрался ехать в Вену, когда Долес сообщил, что в его пользу в большом концертном зале Лейпцига устраивается праздничный концерт. Билеты продавались по одному гульдену, и Долесне сомневался: при такой скромной цене зал будет полон.
Кантор попросил Моцарта дирижировать оркестром, выражая этим и желание музыкантов. На репетиции Вольфганг сказал Долесу:
– Музыканты считают, будто придают огня моей музыке, убыстряя темп, но они ошибаются. Если вещь написана без огня, быстрый темп не поможет.
Однако первой частью своей Хаффнеровской симфонии композитор дирижировал в очень ускоренном темпе. И Долес понял, с какой целью он это делает. Едва исполнив двадцать тактов, оркестр стал отставать. Вольфганг вдруг остановился, объяснил музыкантам их ошибку и снова начал дирижировать. Он прилагал все усилия к тому, чтобы музыканты играли как можно быстрее, и отстукивал ногой такт с таким усердием, что тонкая металлическая пряжка па его туфле треснула и мелкие кусочки полетели в оркестр. Вольфганг, не обратив на это внимания, крикнул: «Апсога!» – и начал снова все в том же темпе.
Музыканты, не на шутку рассерженные на этого маленького бледного человечка, который совсем загонял их, принялись за дело всерьез, и первая часть была исполнена безукоризненно. Долее заметил, что после этого Вольфганг стал дирижировать в нормальном темпе. Ему хотелось вернуть благорасположение музыкантов, однако так, чтобы это было не в ущерб достигнутым с таким трудом результатам. Под конец репетиции он похвалил оркестр и прибавил:
– Если господа музыканты сумеют играть на концерте не хуже, чем сегодня, публика не будет обманута в своих надеждах.
Позднее он сознался Долесу:
– Это вовсе не было капризом с моей стороны. Я заметил, что большинство музыкантов – люди пожилые, не поддай я им жару, они все время тащились бы в хвосте. Стоило им, однако, на меня разозлиться, и они не пожалели усилий и доказали свое умение.
Всю программу оркестр провел в требуемом темпе а безупречно аккомпанировал солисту в его трудных фортепьянных концертах.
Вольфганг не сомневался, что составленная им программа понравится публике. В нее входили две симфонии – Хаффнеровская и Пражская и два концерта для фортепьяно – си-бемоль мажор и ре мажор, только что законченный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222