Селим нанимает Бельмонта, и Бельмонт с Педрильо спасают Констанцу и Блондхен из сераля, и…
Тут Вольфганг перебил либреттиста:
– Эта последняя сцена может получиться очень драматичной и волнующей.
– Совершенно верно. Потому что не успевают они далеко убежать, как их ловит Осмин и приводит к Селиму, который обнаруживает, что Бельмонт – сын его злейшего врага.
По виду Вольфганга трудно было догадаться, насколько сюжет произвел на него впечатление, – он просто слушал, что последует дальше.
Затем паша Селим милостиво отпускает четырех пленников, и теперь они могут пожениться, потому что Блондхен и Педрильо тоже любят друг друга. Наступило долгое молчание.
– Вам не понравилось, Моцарт? Что ж, думал Вольфганг, это не Мольер, конечно.
– А как называется ваше либретто? – спросил он.
– «Бельмопт и Констанца».
– Господин Стефани, а нет ли у Бретцнера вещицы под таким названием?
– Господин Моцарт, драмы из турецкой жизни весьма популярны в Вено. Но мое либретто красочно и должно понравиться публике.
– Только вот название следует изменить, – задумчиво проговорил Вольфганг.
– Изменить? – Стефани возмутился.
– Да. Публика не поймет, о чем речь. Если вы хотите заинтересовать турецким сюжетом, это должно явствовать из названия. Например: «Похищение из сераля».
Стефани не хотелось признаться, но такое название, несомненно, звучало лучше.
– Не знаю, что бы я без вас делал, – насмешливо сказал он.
– Подыскали бы другого композитора.
Но либреттист явно не хотел расстаться с Моцартом; Моцарта высоко ценят многие именитые особы, и он очень опытный композитор, хотя порой и держит себя излишне высокомерно а дерзко, подумал Стефани и сказал:
– Если партитуру вы напишете быстро, я смогу поставить оперу ко дню приезда в Вену великого князя Павла, наследника русского престола, – его ожидают в сентябре.
– Это слишком малый срок, сегодня уже первое августа.
– Князь Голицын заверил меня, что великий князь – его друг и что либретто непременно придется ему по вкусу. Так же как и ваша музыка, не правда ли?
– Я сумею написать ее в срок. Но кто будет петь?
– Кавальери или Ланге будут петь Констанцу.
– Алоизия Ланге?
– Если Кавальери окажется в это время занята. У Кавальери голос лучше, и она более опытная певица, но в случае необходимости сойдет и Ланге. Как по-вашему?
Либреттист прав, размышлял Вольфганг, Кавальери – признанная примадонна. Алоизия не шла с ней ни в какое сравнение, но в душе он все же хотел, чтобы роль досталась Алоизий.
– А остальные певцы? – спросил он.
– Бельмонта будет исполнять Адамбергер, Осмина – Фишер.
У Фишера прекрасный голос, так же как и у Адамбергера, и оба отличные актеры. Но если либретто окажется посредственным и Стефани не согласится идти на поправки, придется с, ним помучиться не меньше, чем с Вареско. А он дал себе слово никогда больше но подвергаться подобному испытанию.
– Когда же вы дадите окончательный ответ, Моцарт? Я не могу ждать до бесконечности. Если вас мое либретто не заинтересовало, я передам его Глюку или Сальери.
– А если либретто потребует переработки, как это обычно случается?
– Как музыку приходится приспосабливать к голосам, так и стихи приходится подчинять музыке, – сказал Стефани.
– Значит, вы не откажетесь дорабатывать, если потребуется?
Вид у Стефани был недовольный, но он ответил:
– Даю слово. Для меня не менее важно, чем для вас, чтобы зингшпиль наш имел успех.
Впервые за все время улыбнувшись, Вольфганг сказал:
– Я сочту за честь работать с вами, господин Стефани, если это отвечает вашему желанию.
– Все будет зависеть от музыки, – заметил Стефани.
– Разумеется. Когда я могу получить либретто?
– Хоть сейчас– Передавая либретто Вольфгангу, Стефани добавил: – Вам придется приступить к работе без промедления, если мы хотим поставить оперу к приезду великого князя в следующем месяце.
Вольфганг пришел домой и тут же принялся читать либретто. Он сидел, погруженный в свои мысли, когда Констанца позвала его к столу. Сейчас не до обеда, он слишком занят, сказал он, и девушка рискнула подать обед в комнату.
– А как же матушка? Не сочтет это за личное оскорбление?
– Мама? – Констанца состроила гримасу. – Она пошла навестить Алоизию.
– А я-то думал, они не разговаривают друг с другом.
– Только когда это их устраивает. Теперь они друг другу нужны. Алоизия слышала, будто вы собираетесь писать оперу для немецкого театра, и просит маму уговорить вас дать ей роль в вашей опере. Вы это сделаете, Вольфганг?
– А вы бы хотели?
– После того, как она с вами обошлась, – ни в коем случае!
Констанца была очаровательна в своем возмущении, он готов был ее расцеловать.
– Я бы на вашем месте никогда ей не простила. Вольфганг широко улыбнулся:
– Я с радостью съем все, что вы мне приготовите.
Но каплун, от которого подымался соблазнительный аромат, когда она поставила его перед Вольфгангом, словно извиняясь за резкий тон, так и остался нетронутым. Композитор вчитывался в либретто.
Большинство сцен показалось ему статичными, скучными, слишком примитивными, но в голове уже рождался целый каскад звуков и, хотя многие ситуации и вызывали возражение, музыка будто сама просилась на бумагу.
В эту ночь Вольфганг не вставал из-за стола. Свечи догорели, и он продолжал писать в темноте. Каких бы трудностей ни представлял текст либретто, Вольфганг был одержим желанием создать музыку, которая передавала бы атмосферу похищения. И ему очень нравилось, как звучит название по-немецки: «Die Entfuhrung aus dem Seraib» – оно подходило к опере куда больше, чем общепринятые итальянские названия. Ему казалось хорошим предзнаменованием, что героиню зовут Констанцей, а романтические сцепы прямо рождены были для лирических арий, к которым у него всегда лежала душа.
В дверь постучала Констанца – она вошла застелить постель и прибрать в комнате – и удивилась, что Вольфганг вовсе не ложился, а увидев нетронутую еду, обиделась. Но он так любил ее в этот момент, любил за ее заботливость, и за имя – Констанца, и за то, что она молодая и хорошенькая; он был в восторге от названия «Die Entfuhrung aus dem Seraib», хотя Стефани до сих пор не дал своего окончательного согласия.
– Я принесу вам завтрак, – сказала Констанца, – но обещайте, что съедите.
И он обещал съесть все. Она смотрела на него счастливыми глазами, и он спросил: – Как дела с Алоизией?
Тут Констанца нахмурилась и ответила: – Они с мамой снова помирились. Это им сейчас на руку. – И побежала за завтраком.
Садясь за письмо Папе с намерением изложить все, что случилось, и получить одобрение, Вольфганг уже не сомневался – он будет писать оперу на либретто Стефани. Поэтому он особо подчеркнул в письме:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
Тут Вольфганг перебил либреттиста:
– Эта последняя сцена может получиться очень драматичной и волнующей.
– Совершенно верно. Потому что не успевают они далеко убежать, как их ловит Осмин и приводит к Селиму, который обнаруживает, что Бельмонт – сын его злейшего врага.
По виду Вольфганга трудно было догадаться, насколько сюжет произвел на него впечатление, – он просто слушал, что последует дальше.
Затем паша Селим милостиво отпускает четырех пленников, и теперь они могут пожениться, потому что Блондхен и Педрильо тоже любят друг друга. Наступило долгое молчание.
– Вам не понравилось, Моцарт? Что ж, думал Вольфганг, это не Мольер, конечно.
– А как называется ваше либретто? – спросил он.
– «Бельмопт и Констанца».
– Господин Стефани, а нет ли у Бретцнера вещицы под таким названием?
– Господин Моцарт, драмы из турецкой жизни весьма популярны в Вено. Но мое либретто красочно и должно понравиться публике.
– Только вот название следует изменить, – задумчиво проговорил Вольфганг.
– Изменить? – Стефани возмутился.
– Да. Публика не поймет, о чем речь. Если вы хотите заинтересовать турецким сюжетом, это должно явствовать из названия. Например: «Похищение из сераля».
Стефани не хотелось признаться, но такое название, несомненно, звучало лучше.
– Не знаю, что бы я без вас делал, – насмешливо сказал он.
– Подыскали бы другого композитора.
Но либреттист явно не хотел расстаться с Моцартом; Моцарта высоко ценят многие именитые особы, и он очень опытный композитор, хотя порой и держит себя излишне высокомерно а дерзко, подумал Стефани и сказал:
– Если партитуру вы напишете быстро, я смогу поставить оперу ко дню приезда в Вену великого князя Павла, наследника русского престола, – его ожидают в сентябре.
– Это слишком малый срок, сегодня уже первое августа.
– Князь Голицын заверил меня, что великий князь – его друг и что либретто непременно придется ему по вкусу. Так же как и ваша музыка, не правда ли?
– Я сумею написать ее в срок. Но кто будет петь?
– Кавальери или Ланге будут петь Констанцу.
– Алоизия Ланге?
– Если Кавальери окажется в это время занята. У Кавальери голос лучше, и она более опытная певица, но в случае необходимости сойдет и Ланге. Как по-вашему?
Либреттист прав, размышлял Вольфганг, Кавальери – признанная примадонна. Алоизия не шла с ней ни в какое сравнение, но в душе он все же хотел, чтобы роль досталась Алоизий.
– А остальные певцы? – спросил он.
– Бельмонта будет исполнять Адамбергер, Осмина – Фишер.
У Фишера прекрасный голос, так же как и у Адамбергера, и оба отличные актеры. Но если либретто окажется посредственным и Стефани не согласится идти на поправки, придется с, ним помучиться не меньше, чем с Вареско. А он дал себе слово никогда больше но подвергаться подобному испытанию.
– Когда же вы дадите окончательный ответ, Моцарт? Я не могу ждать до бесконечности. Если вас мое либретто не заинтересовало, я передам его Глюку или Сальери.
– А если либретто потребует переработки, как это обычно случается?
– Как музыку приходится приспосабливать к голосам, так и стихи приходится подчинять музыке, – сказал Стефани.
– Значит, вы не откажетесь дорабатывать, если потребуется?
Вид у Стефани был недовольный, но он ответил:
– Даю слово. Для меня не менее важно, чем для вас, чтобы зингшпиль наш имел успех.
Впервые за все время улыбнувшись, Вольфганг сказал:
– Я сочту за честь работать с вами, господин Стефани, если это отвечает вашему желанию.
– Все будет зависеть от музыки, – заметил Стефани.
– Разумеется. Когда я могу получить либретто?
– Хоть сейчас– Передавая либретто Вольфгангу, Стефани добавил: – Вам придется приступить к работе без промедления, если мы хотим поставить оперу к приезду великого князя в следующем месяце.
Вольфганг пришел домой и тут же принялся читать либретто. Он сидел, погруженный в свои мысли, когда Констанца позвала его к столу. Сейчас не до обеда, он слишком занят, сказал он, и девушка рискнула подать обед в комнату.
– А как же матушка? Не сочтет это за личное оскорбление?
– Мама? – Констанца состроила гримасу. – Она пошла навестить Алоизию.
– А я-то думал, они не разговаривают друг с другом.
– Только когда это их устраивает. Теперь они друг другу нужны. Алоизия слышала, будто вы собираетесь писать оперу для немецкого театра, и просит маму уговорить вас дать ей роль в вашей опере. Вы это сделаете, Вольфганг?
– А вы бы хотели?
– После того, как она с вами обошлась, – ни в коем случае!
Констанца была очаровательна в своем возмущении, он готов был ее расцеловать.
– Я бы на вашем месте никогда ей не простила. Вольфганг широко улыбнулся:
– Я с радостью съем все, что вы мне приготовите.
Но каплун, от которого подымался соблазнительный аромат, когда она поставила его перед Вольфгангом, словно извиняясь за резкий тон, так и остался нетронутым. Композитор вчитывался в либретто.
Большинство сцен показалось ему статичными, скучными, слишком примитивными, но в голове уже рождался целый каскад звуков и, хотя многие ситуации и вызывали возражение, музыка будто сама просилась на бумагу.
В эту ночь Вольфганг не вставал из-за стола. Свечи догорели, и он продолжал писать в темноте. Каких бы трудностей ни представлял текст либретто, Вольфганг был одержим желанием создать музыку, которая передавала бы атмосферу похищения. И ему очень нравилось, как звучит название по-немецки: «Die Entfuhrung aus dem Seraib» – оно подходило к опере куда больше, чем общепринятые итальянские названия. Ему казалось хорошим предзнаменованием, что героиню зовут Констанцей, а романтические сцепы прямо рождены были для лирических арий, к которым у него всегда лежала душа.
В дверь постучала Констанца – она вошла застелить постель и прибрать в комнате – и удивилась, что Вольфганг вовсе не ложился, а увидев нетронутую еду, обиделась. Но он так любил ее в этот момент, любил за ее заботливость, и за имя – Констанца, и за то, что она молодая и хорошенькая; он был в восторге от названия «Die Entfuhrung aus dem Seraib», хотя Стефани до сих пор не дал своего окончательного согласия.
– Я принесу вам завтрак, – сказала Констанца, – но обещайте, что съедите.
И он обещал съесть все. Она смотрела на него счастливыми глазами, и он спросил: – Как дела с Алоизией?
Тут Констанца нахмурилась и ответила: – Они с мамой снова помирились. Это им сейчас на руку. – И побежала за завтраком.
Садясь за письмо Папе с намерением изложить все, что случилось, и получить одобрение, Вольфганг уже не сомневался – он будет писать оперу на либретто Стефани. Поэтому он особо подчеркнул в письме:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222