– произнес Проспер с какой-то неопределенной интонацией.
От тела Рейвена исходил тошнотворный запах кокосового масла. Его развеял только внезапный порыв ветра с моря.
– Да я ж только шучу, старина.
– У вас такой широкий круг интересов, Розалинда, – заметил Проспер. – А над чем конкретно вы сейчас работаете?
– Над серией передач о коррупции на киностудиях Бомбея.
– Ах вот как... Тогда я понимаю, почему мой съемочный график вызвал у вас такой большой интерес. Странно, но мне почему-то кажется, что Миранда говорила мне совсем другое. Она говорила, что вы приехали сюда для исследования муссонов.
– Да, если на это останется время. Но в данный момент меня больше интересует коррупция. У меня складывается впечатление, что контрабанда становится для Бомбея настоящей проблемой.
Все захохотали, за исключением Миранды, которая бросилась на мою защиту.
– Да не смейтесь же! – воскликнула она. – Роз совершенно не понимает ситуации.
Странное, почти забытое ощущение, словно за моей спиной снова появилась семья, чтобы поддержать меня в трудную минуту. Я уже успела привыкнуть быть борцом-одиночкой.
– Вы, наверное, смотрели слишком много индийских фильмов, Роз, – сказал Проспер. – В каждом обязательно должен действовать негодяй-контрабандист. На самом же деле Индия попросту не может существовать без них. Здесь у нас две экономики: открытая и теневая, «белая» и «черная», и даже европейцы, живущие в Индии, как правило, не имеют никаких претензий к ее цвету.
– То, что у нас именуют «ходить по-большому», – добавил Рейвен. – Не в смысле деятельности кишечника, а в смысле финансовой деятельности. Как пишет наш известный литератор Шаши Тарур, «сходить по-маленькому» – это расплатиться теми деньгами, которыми вы можете себе позволить «пописать» через чековую книжку.
Лицо Проспера сохраняло невозмутимость, но было ясно, что вульгарность Рейвена ему не по душе.
– Да, конечно, – заметил он, немного отодвигаясь от Рейвена, – те, кто впервые приезжает в Индию, знакомятся с ней по фильмам типа тех, что снимает Калеб Мистри, где чуть ли не каждый герой произносит зажигательные речи против контрабандистов и теневой экономики. На самом же деле ни одно цивилизованное общество не способно существовать без товаров с черного рынка.
Он выдавил на ладонь гель против загара и размазал его по своей светло-коричневой груди. Неужели солнце осмеливалось коснуться его?
– Наше мудрое правительство, – продолжал он, – приняло весьма эффективное уголовное законодательство, запрещающее импорт качественных зарубежных товаров, таким образом защитив местного бизнесмена, производящего дешевые подделки.
– Индийские промышленники набивают карманы политиков прибылями, полученными в результате протекционистской политики, – добавил Рейвен, указав также, что Бомбей, как центр индийской торговли золотом, алмазами и недвижимостью, выплачивает треть всех налогов, собираемых на субконтиненте. – Теневая финансовая система здесь процветает, и все стараются этого просто не замечать. Политики беспомощны и не способны с ней бороться, даже если бы они действительно этого хотели.
– Самые богатые представители черного рынка попросту выделяют часть своей громадной выручки на финансирование предвыборных кампаний различных политиков, – сказал Проспер, втирая гель в бедра так, словно гладил любимого и очень дорогого сиамского кота.
– Без черного рынка, – вмешалась Миранда, – здесь не было бы сносного джина и шампанского и даже мармелада и печенья.
– Но каким же образом политикам удается получить поддержку таких законов, которые запрещают ввоз в страну самой эффективной современной техники? – спросила я.
– Вся Индия тонет в результатах этого самого «хождения по-большому», вот каким образом, – ответил Рейвен.
– Ну, что ж, вполне стройная экономическая система, – подвела я итог дискуссии. – Кто-нибудь из вас идет мыться... то есть, я хотела сказать, плавать?
Я нырнула где-то рядом с Непалом и поплыла под водой в сторону Мадхья Прадеш. На всей громадной карте Индии кроме меня было еще три пловца. Все остальные входили в воду только по грудь, грациозно хлопая по воде руками, словно длинными и толстыми водорослями, ноги же при этом неподвижно стояли на дне бассейна.
От матери я узнала, что вода играет ключевую роль при формировании металлических руд, а от отца – что воду можно носить, как вторую кожу. Именно он научил меня плавать так, чтобы вода делала тебя невесомым; и, если тебя вынесло в открытое море, говорил он, то плыть нужно по течению, а затем под углом в 45°, а не прямо против него. В отличие от сестры я так и не научилась тот же принцип применять и к жизни.
Вынырнув, я увидела, что Викрам Рейвен сидит опустив ноги в воду.
– Вы способны быть столь энергичной в такую жару, – заметил он. – Мы в Бомбее подобную погоду называем «три-рубашки-в-день».
Я вылезла из бассейна.
– Должно быть, увлекательно работать в Центральном отделе реквизита, – сказала я Рейвену, который в ответ довольно улыбнулся. – Вы же работали там, когда погибла первая миссис Шарма?
Он перестал улыбаться и заерзал в шезлонге.
– Не в том здании, где расположен отдел. Это произошло в день рождения Ганпати, когда полгорода участвует в процессии перенесения изображений бога-слона на пляж Чоупатти. Мои ребята из отдела реквизита делают свои глиняные статуи для обряда погружения. Фигура, изготовленная в этом году, считается матерью фигуры следующего года, так как мы кладем кусочек глины от статуи этого года в статую года следующего.
– Но Проспер в тот день работал. Почему, если это был праздник?
– Проспер – настоящий трудоголик. Он снимал празднество на Чоупатти для одного из эпизодов «Бури». Но впоследствии ему пришлось переснять эту сцену уже как чисто игровую, так как документальный материал оказался слишком уж бурным. Настоящей катастрофой.
– Уверена, Майя с этим согласилась бы, – сказала я. – Кстати, мистер Рейвен, вам известен мастер по имени Роби?
– Он у меня не работает. Однако упоминание его имени очень уместно. Он научился своему мастерству, делая изображения Ганпати из песка на пляже Чоупатти. Вы знали об этом?
– А может быть, вы помните и друга Роби, мастера по имени Сами?
Рейвен соскользнул с шезлонга в воду.
– Сами... нет, я не могу припомнить никого по имени Сами. Сатиш у нас есть...
Он решительным шагом стал удаляться от меня, ступая по полу бассейна.
Проспер стоял в том месте, где я оставила свое полотенце, и беседовал с высоким белокожим человеком, хотя, наверное, слово «белокожий» к нему не очень-то и подходило. Его кожа была розовато-серого оттенка, цвета консервированного тунца, и во всем его облике было что-то от угря – правда, это совсем не портило его, – но все в нем было каким-то чрезмерно узким, включая и плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
От тела Рейвена исходил тошнотворный запах кокосового масла. Его развеял только внезапный порыв ветра с моря.
– Да я ж только шучу, старина.
– У вас такой широкий круг интересов, Розалинда, – заметил Проспер. – А над чем конкретно вы сейчас работаете?
– Над серией передач о коррупции на киностудиях Бомбея.
– Ах вот как... Тогда я понимаю, почему мой съемочный график вызвал у вас такой большой интерес. Странно, но мне почему-то кажется, что Миранда говорила мне совсем другое. Она говорила, что вы приехали сюда для исследования муссонов.
– Да, если на это останется время. Но в данный момент меня больше интересует коррупция. У меня складывается впечатление, что контрабанда становится для Бомбея настоящей проблемой.
Все захохотали, за исключением Миранды, которая бросилась на мою защиту.
– Да не смейтесь же! – воскликнула она. – Роз совершенно не понимает ситуации.
Странное, почти забытое ощущение, словно за моей спиной снова появилась семья, чтобы поддержать меня в трудную минуту. Я уже успела привыкнуть быть борцом-одиночкой.
– Вы, наверное, смотрели слишком много индийских фильмов, Роз, – сказал Проспер. – В каждом обязательно должен действовать негодяй-контрабандист. На самом же деле Индия попросту не может существовать без них. Здесь у нас две экономики: открытая и теневая, «белая» и «черная», и даже европейцы, живущие в Индии, как правило, не имеют никаких претензий к ее цвету.
– То, что у нас именуют «ходить по-большому», – добавил Рейвен. – Не в смысле деятельности кишечника, а в смысле финансовой деятельности. Как пишет наш известный литератор Шаши Тарур, «сходить по-маленькому» – это расплатиться теми деньгами, которыми вы можете себе позволить «пописать» через чековую книжку.
Лицо Проспера сохраняло невозмутимость, но было ясно, что вульгарность Рейвена ему не по душе.
– Да, конечно, – заметил он, немного отодвигаясь от Рейвена, – те, кто впервые приезжает в Индию, знакомятся с ней по фильмам типа тех, что снимает Калеб Мистри, где чуть ли не каждый герой произносит зажигательные речи против контрабандистов и теневой экономики. На самом же деле ни одно цивилизованное общество не способно существовать без товаров с черного рынка.
Он выдавил на ладонь гель против загара и размазал его по своей светло-коричневой груди. Неужели солнце осмеливалось коснуться его?
– Наше мудрое правительство, – продолжал он, – приняло весьма эффективное уголовное законодательство, запрещающее импорт качественных зарубежных товаров, таким образом защитив местного бизнесмена, производящего дешевые подделки.
– Индийские промышленники набивают карманы политиков прибылями, полученными в результате протекционистской политики, – добавил Рейвен, указав также, что Бомбей, как центр индийской торговли золотом, алмазами и недвижимостью, выплачивает треть всех налогов, собираемых на субконтиненте. – Теневая финансовая система здесь процветает, и все стараются этого просто не замечать. Политики беспомощны и не способны с ней бороться, даже если бы они действительно этого хотели.
– Самые богатые представители черного рынка попросту выделяют часть своей громадной выручки на финансирование предвыборных кампаний различных политиков, – сказал Проспер, втирая гель в бедра так, словно гладил любимого и очень дорогого сиамского кота.
– Без черного рынка, – вмешалась Миранда, – здесь не было бы сносного джина и шампанского и даже мармелада и печенья.
– Но каким же образом политикам удается получить поддержку таких законов, которые запрещают ввоз в страну самой эффективной современной техники? – спросила я.
– Вся Индия тонет в результатах этого самого «хождения по-большому», вот каким образом, – ответил Рейвен.
– Ну, что ж, вполне стройная экономическая система, – подвела я итог дискуссии. – Кто-нибудь из вас идет мыться... то есть, я хотела сказать, плавать?
Я нырнула где-то рядом с Непалом и поплыла под водой в сторону Мадхья Прадеш. На всей громадной карте Индии кроме меня было еще три пловца. Все остальные входили в воду только по грудь, грациозно хлопая по воде руками, словно длинными и толстыми водорослями, ноги же при этом неподвижно стояли на дне бассейна.
От матери я узнала, что вода играет ключевую роль при формировании металлических руд, а от отца – что воду можно носить, как вторую кожу. Именно он научил меня плавать так, чтобы вода делала тебя невесомым; и, если тебя вынесло в открытое море, говорил он, то плыть нужно по течению, а затем под углом в 45°, а не прямо против него. В отличие от сестры я так и не научилась тот же принцип применять и к жизни.
Вынырнув, я увидела, что Викрам Рейвен сидит опустив ноги в воду.
– Вы способны быть столь энергичной в такую жару, – заметил он. – Мы в Бомбее подобную погоду называем «три-рубашки-в-день».
Я вылезла из бассейна.
– Должно быть, увлекательно работать в Центральном отделе реквизита, – сказала я Рейвену, который в ответ довольно улыбнулся. – Вы же работали там, когда погибла первая миссис Шарма?
Он перестал улыбаться и заерзал в шезлонге.
– Не в том здании, где расположен отдел. Это произошло в день рождения Ганпати, когда полгорода участвует в процессии перенесения изображений бога-слона на пляж Чоупатти. Мои ребята из отдела реквизита делают свои глиняные статуи для обряда погружения. Фигура, изготовленная в этом году, считается матерью фигуры следующего года, так как мы кладем кусочек глины от статуи этого года в статую года следующего.
– Но Проспер в тот день работал. Почему, если это был праздник?
– Проспер – настоящий трудоголик. Он снимал празднество на Чоупатти для одного из эпизодов «Бури». Но впоследствии ему пришлось переснять эту сцену уже как чисто игровую, так как документальный материал оказался слишком уж бурным. Настоящей катастрофой.
– Уверена, Майя с этим согласилась бы, – сказала я. – Кстати, мистер Рейвен, вам известен мастер по имени Роби?
– Он у меня не работает. Однако упоминание его имени очень уместно. Он научился своему мастерству, делая изображения Ганпати из песка на пляже Чоупатти. Вы знали об этом?
– А может быть, вы помните и друга Роби, мастера по имени Сами?
Рейвен соскользнул с шезлонга в воду.
– Сами... нет, я не могу припомнить никого по имени Сами. Сатиш у нас есть...
Он решительным шагом стал удаляться от меня, ступая по полу бассейна.
Проспер стоял в том месте, где я оставила свое полотенце, и беседовал с высоким белокожим человеком, хотя, наверное, слово «белокожий» к нему не очень-то и подходило. Его кожа была розовато-серого оттенка, цвета консервированного тунца, и во всем его облике было что-то от угря – правда, это совсем не портило его, – но все в нем было каким-то чрезмерно узким, включая и плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139