— Куда они от вас поехали? — спросил Харбов.
— Кто — они?
— Катайков, Гогин, Тишков, Булатов и девушка, которая с ними была.
— Знать ничего не знаю, — сказал Малокрошечный. — Пришли, заказали, что хотели, заплатили, что следует, и ушли. Для меня все одинаковы.
— Ну, а тот? — спросил Харбов.
— Кто — тот? — вскинулся Малокрошечный.
— Который один шел, во всем заграничном.
— А я и не знаю, что такое заграничное. Штаны есть штаны, куртка есть куртка. А где они сделаны, не могу знать. В Москве, в Санкт-Петербурге или где-нибудь в Лондоне — это нам неизвестно.
Харбов встал и босиком прошелся по комнате, разминая ноги.
— Значит, Катайков тебе чужой человек? — спросил он. — И даже привета от брата не передал? С братом твоим они ведь дружат.
Малокрошечный волновался ужасно. Он покраснел, и руки у него чуть заметно дрожали.
— Братец мой сам по себе, — сказал он, — а я сам по себе. Даже по вывескам можете заметить. Братец называется И. М. Малокрошечный, а я П. M., a в Каргополе лавочку держит — тот уже будет В. М.; И. М. — старший братец, В. М. будет младший, я и того и другого братской любовью люблю, а дела мы ведем каждый отдельно. Зачем же смешивать?
— Допрыгаешься! — сказал мрачно Харбов. — Смотри, как бы в темном деле не попасться.
— Никаких темных дел не веду. Если вы говорите, что в заграничном, не знаю; вы в модном вопросе лучше меня разбираетесь, а я материал не обязан щупать.
— Я человек, извините, обиженный, у меня вон Бакин-старик жену сманил. Тоже надо чувства мои уважать... Проходил человек какой-то, а почем я знаю — кто.
— С Катайковым разговаривал? — спросил Харбов.
— Кто?
— Человек этот.
— Ну, разговаривал.
— О чем?
— А я и не слышал. Я по хозяйству занимался. Откуда мне знать, о чем разговаривают! Вот вы, скажем, будете разговаривать, — что ж, думаете, я подслушивать стану?
— Обязательно станешь, — сказал Харбов, — и очень внимательно.
Вошла женщина и принесла большой горшок с молоком.
— Молока не надо, — сказал дядька, — ты в него воду подмешиваешь.
— Это вам Маруся сказала? — спросил Малокрошечный. — Красиво, красиво! Сама ушла, бросила и еще гадости распускает!
— При чем тут Маруся! — пожал плечами Харбов. — Это даже на пристани в Подпорожье известно, что у тебя на постоялом дворе в молоко подмешивают.
— А-а... — Малокрошечный успокоенно засмеялся, — это, значит, вы шутите.
Он поставил сахар на стол и встал.
— Прошу, гости почтенные, — сказал он кланяясь.
Самовар бурлил и плевался. Малокрошечный снял трубу, натужившись поднял его, поставил на стол, принес чайник и заварил чай. Мы расселись за столом. Малокрошечный нервно и как-то по-мужски неумело стал разливать чай и передавать стаканы. Харбов разделил студень и разложил его по тарелкам. Тикачев разрезал ковригу хлеба на огромные ломти. Наконец можно было начинать есть.
Не буду клеветать на Малокрошечного: студень был вкусный, или, может быть, он показался нам вкусным — больно уж мы были голодны. Мы жевали без передышки, и, если б нам так не хотелось спать, мы, наверное, ели бы еще дольше. Первым встал дядька, зевнул; ничего не сказав, пошел во вторую комнату и лег на первую попавшуюся постель. За ним поднялись и мы все.
Я лег не раздеваясь, натянул одеяло и заснул сразу, как упал в черную пропасть. Я чувствовал, что меня трясут за плечо, и пытался сопротивляться. Мне казалось, я только закрыл глаза. Но меня безжалостно подняли и встряхнули. Харбов натягивал сапоги, Мисаилов стоял уже одетый в дорогу, у Тикачева торчала за плечами двустволка и вид был воинственный и серьезный. Натянул сапоги и я, потопал ногами и почувствовал, что готов в путь.
— Пошли, — сказал Харбов.
Малокрошечный с обиженным лицом распахнул перед нами дверь и вышел на крыльцо проводить нас. Во дворе напротив возилась Маруся, Бакин колол дрова. Малокрошечного как ветром сдуло. Бакин и Маруся помахали нам на прощание.
День был ясный, солнечный. Мы вышли на дорогу и зашагали — впереди Мисаилов и Харбов, сзади мы все, построившись в ряд. Еще один, третий дом был в поселке. Харбов внимательно на него посмотрел, когда мы проходили мимо.
— Здесь почтальон живет, — сказал он. — Почту возит отсюда до Куганаволока. — Он оглянулся и посмотрел назад. — Лошади, нет. Значит, уже уехал.
И вдруг мы все замерли. Из сарайчика, стоявшего возле дороги, вылезла вывалянная в сене фигурка. Колька маленький, заспанный, несчастный, стоял и смотрел на нас, протирая глаза кулаками. Дядька громко ахнул. Колька вздохнул и медленными шагами подошел к нам. Он стоял перед нами, и вид его выражал примерно следующее: «Вот я весь тут. Делайте со мной что хотите». Молчали и мы. Потом наконец Харбов, стараясь, чтобы голос звучал как можно строже, спросил:
— Ты что?
Колька вздохнул и отвернул лицо.
— Мы же тебе велели домой идти! — настаивал Харбов.
Колька еще раз вздохнул и переступил с ноги на ногу. Потом, подумав, негромко всхлипнул и рукой провел под носом.
— Ну что мы с ним будем делать? — спросил Харбов. — Николай Николаевич, как вы считаете?
Дядька почесал в голове:
— Да ведь, видишь ли, какое дело: как его пошлешь теперь обратно? Тоже страшно одного отправлять.
— Не пойду я обратно, — сказал Колька. — Что хотите делайте, не пойду!
— Ты ел чего-нибудь? — спросил Харбов.
— Ел.
— Где?
— У тетеньки попросил.
— Делать нечего, — сказал Харбов, — иди с нами. Но смотри: слушаться! Понял?
— Понял! — сказал Колька, сияя. — Вот те крест, слушаться буду!
Харбов повернулся и зашагал вперед. За ним зашагали мы. Сзади бодро семенил ногами Колька маленький, и физиономия его сияла, как медный пятак.
— Товарищи! — окликнули нас из леса.
Мы остановились. Женщина, подававшая у Малокрошечного студень и молоко, вышла из-за деревьев и подошла к нам.
— Вы про Катайкова интересовались... — сказала она.
Харбов пристально на нее посмотрел:
— Ну, ну?
— Точно я вам не скажу, куда они поехали, но только далеко, за озеро.
— Ты почему думаешь? — спросил Харбов.
— Их в Куганаволоке лодки ждут. Был разговор, я слышала.
— Так, так... — Харбов кивнул головой. — А куда они на лодках этих, не знаешь?
— Не знаю, — сказала женщина.
— Ты не почтальонова ли жена?
— Я, я!.. — закивала женщина улыбаясь.
— Чего же ты работать к нему пошла?
Женщина помрачнела.
— Долг отрабатываю, — сказала она.
— И много должна?
— Да не так много, а только что отрабатываю, то должаю опять.
— Пошли, Андрей, — сказал Мисаилов.
— Подожди минуточку. — Харбов с любопытством смотрел на женщину. — Это как же так получается? За что ж ты должаешь?
— Не я должаю, а муж, — хмуро сказала женщина.
— А он чего же должает?
— Тут, видишь, какое дело... — Женщина отвела глаза в сторону. — Он ему водку в долг отпускает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143