Вот и все, что происходило. При ранениях Акара не замедляла движений, не спотыкалась, не орала и не падала в обморок. Вэл поступила именно так.
Кто-то очень сильно сжимал Вэл руку. Она чувствовала, как ногти больно впиваются ей в кожу. Боль пронизывала ее всю целиком. Вэл открыла глаза.
Какой-то молодой человек склонился над ней, и сначала она не поняла, кто это. Девушка отпрянула, стараясь отодвинуться подальше. А потом разглядела чернильно-черные волосы, опухшие губы и глаза с золотыми пятнышками. Луис стоял поодаль.
- Вэл, - сказал Луис. - Это Равус. Равус.
- Не трогай меня, - попросила Вэл. Ей хотелось, чтобы боль ушла. Горькая улыбка скользнула по его губам, пальцы на ее руке разжались.
- Ты могла умереть, - тихо проговорил Равус.
Вэл истолковала это как хороший знак: на самом деле она не умирает.
Вэл проснулась, ощущая тепло и сонливость. На секунду ей показалось, что она в постели у себя дома. Она решила, что проспала и опоздала на уроки, а потом подумала, что, наверное, болеет. Когда Вэл открыла глаза, то увидела мерцающий свет свечей и темную крышу высоко над собой. Она была закутана в кокон из надушенных лавандой одеял и лежала на горе из подушек и ковриков. Ровный гул уличного движения наверху звучал почти как дождь.
Вэл приподнялась на локте. Равус стоял у рабочего стола и нарезал кусок какого-то темного вещества. Несколько секунд она наблюдала, как длинные ловкие пальцы держат ручку ножа, а потом выпростала ногу из-под одеяла. Нога оказалась обернутой листьями и забинтованной высоко у бедра. Тролль обернулся и посмотрел на нее.
- Ты проснулась.
Девушка покраснела, смущенная тем, что он снимал с нее запачканные брюки.
- А где Луис?
- Он вернулся в туннели. Я готовлю тебе питье. Сможешь его выпить?
Вэл кивнула.
- Это какое-то снадобье?
Он фыркнул:
- Это просто какао.
- О! - отозвалась Вэл, чувствуя себя ужасно глупо, и снова посмотрела на него. - У тебя рука не забинтована.
Равус поднял руку: на ладони не было даже шрама.
- На троллях все быстро заживает. Меня трудно убить, Вэл.
Она посмотрела на его руку, на стол с ингредиентами и тряхнула головой.
- Как оно действует - волшебство? Как ты берешь обычные вещи и превращаешь их в волшебные?
Он бросил на нее пристальный взгляд, а потом снова принялся нарезать коричневую плитку.
- По-твоему, я это делаю?
- А разве нет?
- Я ничего не делаю волшебным, - сказал он. - Я мог бы, наверное, но в небольших количествах и без особой действенной силы. Это мне не по силам. Это не по силам почти никому, за исключением высокого лорда или леди фейри. - Тут он обвел рукой свой рабочий стол. - Эти вещи - затвердевшие кусочки старой жвачки, разнообразные обертки и банки, окрашенные помадой сигаретные окурки - уже волшебные. Такими их сделали люди. - Он поднял серебряную обертку из-под жвачки. - Вот зеркало, которое никогда не разбивается. - Он взял салфетку, на которой отпечатался напомаженный рот. - Поцелуй, который никогда не кончается. Сигарета. Это дыхание мужчины.
- Но зеркала и поцелуи тоже не волшебные.
Тут он рассмеялся.
- Так ты не веришь, что поцелуем можно превратить зверя в принца или разбудить мертвого?
- И я ошибаюсь?
- Нет, - ответил он иронично. - Ты совершенно права. Но, к счастью, этот напиток не должен сделать ничего такого.
Вэл улыбнулась этим словам и подумала, что замечает все его взгляды, вздохи, малейшие изменения выражения лица. И она с тревогой старалась понять, что это может означать.
- Почему ты всегда выглядишь именно так? - спросила она. - Ты ведь мог бы выглядеть как угодно. Походить на любого.
Равус нахмурился, положил пестик и обошел стол. Она ощутила трепет, который отчасти был вызван страхом.
Вэл беспокоило, что она лежит на его постели неодетая, но ей не хотелось вставать.
- А, ты имеешь в виду ореол? - Тролль помедлил. - Сделать себя не таким страшным? Менее отвратительным?
- Ты вовсе не… - начала Вэл, но он поднял руку - и девушка замолчала.
- Моя мать была прекрасна. Несомненно, у меня более широкое понимание красоты, чем у тебя.
Вэл ничего не сказала, но кивнула. Ей не хотелось слишком задумываться над тем, есть ли у нее широкое понимание красоты. Ей всегда казалось, что оно довольно узкое и включало мать и других людей, которые прилагали слишком много усилий во имя красоты. Она всегда немного презрительно относилась к красоте, потому что красота, по мнению Вэл, требовала в обмен жертвовать слишком важным.
- У нее в волосах были сосульки, - продолжил он. - Такие холодные, что покрывались изморозью, соединявшей ее косы в хрустальные камни, которые постукивали, когда она двигалась. Их надо было видеть при свечах. Этот лед светился, словно состоял из пламени. Хорошо, что мать не могла выдерживать солнечный свет - иначе она освещала бы небо.
- А почему она не могла выдерживать солнечный свет?
- Никто из моей расы не может. На солнце мы превращаемся в камень и остаемся такими до ночи.
- Это больно?
Он покачал головой, но ничего не ответил.
- Несмотря на красоту, мать никогда не показывала моему отцу истинный облик. О, с ореолом она тоже была прекрасна, но то была приглушенная красота. И мои братья и сестры - мы тоже носили ореол.
- Он был смертным?
- Смертным. Ушел за один вздох фейри. Так говорила моя мать.
- Но тогда ты…
- Тролль. Кровь фейри передается целиком.
- А он знал, кто она?
- Отец притворялся, будто не знает, кто мы все, но должен был догадываться или хотя бы заподозрить, что мы не люди. Он владел лесопилкой, где распиливали и сушили древесину с нескольких сот акров леса, который ему принадлежал. Ясень, осину, березу, дуб, иву. Можжевельник, сосну, тис. У отца в городе была другая семья, но мать притворялась, что не знает об этом. Было много всякого притворства. Она следила, чтобы доски у отца получались хорошие и ровные. Они были отлично оструганы, не коробились и не гнили. Фейри… Мы ни в чем не знаем меры. Когда любим, мы - сама любовь. Такой была и мать. Но взамен она просила, чтобы он ударял в колокол на холме, чтобы дать ей знать о своем приходе. Однажды отец забыл позвонить в колокол.
Тролль встал, прошел за кипящим молоком и перелил его в чашку из китайского фарфора. До Вэл донесся аромат корицы и шоколада.
- Он увидел нас всех такими, какими мы были на самом деле. - Равус сел рядом с Вэл, так что длинные полы пальто расстелились по полу. - И убежал, чтобы никогда не возвращаться.
Она взяла у него чашку и сделала осторожный глоток. Какао оказалось слишком горячим и обожгло язык.
- И что случилось потом?
- Большинство людей удовлетворились бы таким концом рассказа. Потом случилось то, что вся любовь матери превратилась в ненависть. Даже дети после этого стали для нее ничем - просто напоминанием об отце.
Вэл подумала о своей матери и о том, как она никогда не сомневалась в том, что любит мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Кто-то очень сильно сжимал Вэл руку. Она чувствовала, как ногти больно впиваются ей в кожу. Боль пронизывала ее всю целиком. Вэл открыла глаза.
Какой-то молодой человек склонился над ней, и сначала она не поняла, кто это. Девушка отпрянула, стараясь отодвинуться подальше. А потом разглядела чернильно-черные волосы, опухшие губы и глаза с золотыми пятнышками. Луис стоял поодаль.
- Вэл, - сказал Луис. - Это Равус. Равус.
- Не трогай меня, - попросила Вэл. Ей хотелось, чтобы боль ушла. Горькая улыбка скользнула по его губам, пальцы на ее руке разжались.
- Ты могла умереть, - тихо проговорил Равус.
Вэл истолковала это как хороший знак: на самом деле она не умирает.
Вэл проснулась, ощущая тепло и сонливость. На секунду ей показалось, что она в постели у себя дома. Она решила, что проспала и опоздала на уроки, а потом подумала, что, наверное, болеет. Когда Вэл открыла глаза, то увидела мерцающий свет свечей и темную крышу высоко над собой. Она была закутана в кокон из надушенных лавандой одеял и лежала на горе из подушек и ковриков. Ровный гул уличного движения наверху звучал почти как дождь.
Вэл приподнялась на локте. Равус стоял у рабочего стола и нарезал кусок какого-то темного вещества. Несколько секунд она наблюдала, как длинные ловкие пальцы держат ручку ножа, а потом выпростала ногу из-под одеяла. Нога оказалась обернутой листьями и забинтованной высоко у бедра. Тролль обернулся и посмотрел на нее.
- Ты проснулась.
Девушка покраснела, смущенная тем, что он снимал с нее запачканные брюки.
- А где Луис?
- Он вернулся в туннели. Я готовлю тебе питье. Сможешь его выпить?
Вэл кивнула.
- Это какое-то снадобье?
Он фыркнул:
- Это просто какао.
- О! - отозвалась Вэл, чувствуя себя ужасно глупо, и снова посмотрела на него. - У тебя рука не забинтована.
Равус поднял руку: на ладони не было даже шрама.
- На троллях все быстро заживает. Меня трудно убить, Вэл.
Она посмотрела на его руку, на стол с ингредиентами и тряхнула головой.
- Как оно действует - волшебство? Как ты берешь обычные вещи и превращаешь их в волшебные?
Он бросил на нее пристальный взгляд, а потом снова принялся нарезать коричневую плитку.
- По-твоему, я это делаю?
- А разве нет?
- Я ничего не делаю волшебным, - сказал он. - Я мог бы, наверное, но в небольших количествах и без особой действенной силы. Это мне не по силам. Это не по силам почти никому, за исключением высокого лорда или леди фейри. - Тут он обвел рукой свой рабочий стол. - Эти вещи - затвердевшие кусочки старой жвачки, разнообразные обертки и банки, окрашенные помадой сигаретные окурки - уже волшебные. Такими их сделали люди. - Он поднял серебряную обертку из-под жвачки. - Вот зеркало, которое никогда не разбивается. - Он взял салфетку, на которой отпечатался напомаженный рот. - Поцелуй, который никогда не кончается. Сигарета. Это дыхание мужчины.
- Но зеркала и поцелуи тоже не волшебные.
Тут он рассмеялся.
- Так ты не веришь, что поцелуем можно превратить зверя в принца или разбудить мертвого?
- И я ошибаюсь?
- Нет, - ответил он иронично. - Ты совершенно права. Но, к счастью, этот напиток не должен сделать ничего такого.
Вэл улыбнулась этим словам и подумала, что замечает все его взгляды, вздохи, малейшие изменения выражения лица. И она с тревогой старалась понять, что это может означать.
- Почему ты всегда выглядишь именно так? - спросила она. - Ты ведь мог бы выглядеть как угодно. Походить на любого.
Равус нахмурился, положил пестик и обошел стол. Она ощутила трепет, который отчасти был вызван страхом.
Вэл беспокоило, что она лежит на его постели неодетая, но ей не хотелось вставать.
- А, ты имеешь в виду ореол? - Тролль помедлил. - Сделать себя не таким страшным? Менее отвратительным?
- Ты вовсе не… - начала Вэл, но он поднял руку - и девушка замолчала.
- Моя мать была прекрасна. Несомненно, у меня более широкое понимание красоты, чем у тебя.
Вэл ничего не сказала, но кивнула. Ей не хотелось слишком задумываться над тем, есть ли у нее широкое понимание красоты. Ей всегда казалось, что оно довольно узкое и включало мать и других людей, которые прилагали слишком много усилий во имя красоты. Она всегда немного презрительно относилась к красоте, потому что красота, по мнению Вэл, требовала в обмен жертвовать слишком важным.
- У нее в волосах были сосульки, - продолжил он. - Такие холодные, что покрывались изморозью, соединявшей ее косы в хрустальные камни, которые постукивали, когда она двигалась. Их надо было видеть при свечах. Этот лед светился, словно состоял из пламени. Хорошо, что мать не могла выдерживать солнечный свет - иначе она освещала бы небо.
- А почему она не могла выдерживать солнечный свет?
- Никто из моей расы не может. На солнце мы превращаемся в камень и остаемся такими до ночи.
- Это больно?
Он покачал головой, но ничего не ответил.
- Несмотря на красоту, мать никогда не показывала моему отцу истинный облик. О, с ореолом она тоже была прекрасна, но то была приглушенная красота. И мои братья и сестры - мы тоже носили ореол.
- Он был смертным?
- Смертным. Ушел за один вздох фейри. Так говорила моя мать.
- Но тогда ты…
- Тролль. Кровь фейри передается целиком.
- А он знал, кто она?
- Отец притворялся, будто не знает, кто мы все, но должен был догадываться или хотя бы заподозрить, что мы не люди. Он владел лесопилкой, где распиливали и сушили древесину с нескольких сот акров леса, который ему принадлежал. Ясень, осину, березу, дуб, иву. Можжевельник, сосну, тис. У отца в городе была другая семья, но мать притворялась, что не знает об этом. Было много всякого притворства. Она следила, чтобы доски у отца получались хорошие и ровные. Они были отлично оструганы, не коробились и не гнили. Фейри… Мы ни в чем не знаем меры. Когда любим, мы - сама любовь. Такой была и мать. Но взамен она просила, чтобы он ударял в колокол на холме, чтобы дать ей знать о своем приходе. Однажды отец забыл позвонить в колокол.
Тролль встал, прошел за кипящим молоком и перелил его в чашку из китайского фарфора. До Вэл донесся аромат корицы и шоколада.
- Он увидел нас всех такими, какими мы были на самом деле. - Равус сел рядом с Вэл, так что длинные полы пальто расстелились по полу. - И убежал, чтобы никогда не возвращаться.
Она взяла у него чашку и сделала осторожный глоток. Какао оказалось слишком горячим и обожгло язык.
- И что случилось потом?
- Большинство людей удовлетворились бы таким концом рассказа. Потом случилось то, что вся любовь матери превратилась в ненависть. Даже дети после этого стали для нее ничем - просто напоминанием об отце.
Вэл подумала о своей матери и о том, как она никогда не сомневалась в том, что любит мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52