– спросил Пека понуро, – мы, наверное, уже за пределами Некрополиса.
– Это тебе так только кажется! – сказал Кроха, приваливаясь к стене, – тут на два шага вперед, три в сторону.
– А все равно идем долго. Я чувствую.
Кроха ничего не ответил. От стены позади исходил неприятный, глубинный холодок.
Сверху нависал низкий свод тоннеля. Со вздохом Кроха погасил лучину и тьма снова обступила их. В этой темноте бесстрашные взломщики пирамид не заметили, как заснули.
Над их головами тихо шелестел, несущий далекий, сладкий запах, ветер.
Какое-то время спустя Кроха проснулся оттого, что Пека трясет его за плечо. Кругом царила тьма, и потому он не сразу соориентировался в происходящем, а когда понял, то ему захотелось погрузиться обратно в сон. Действительность ужасала. Но голос Пеки сразу скинул всякую дрему, заменив ее резким и тягостным ощущением опасности:
– Кроха… там!
Тот замер, прислушиваясь ко тьме.
Когда среди привычных шуршаний и пощелкиваний толщи камня над головой выделился новый, непривычный звук у Крохи прошел мороз по коже. Сердце забилось, тьма навалилась кругом, мысль бешено скакала в поисках объяснений и… не находила.
Где-то далеко внизу, в толще пирамиды пели. Песнь эта, полная тоскливых, заунывных ноток, навевала жуть. Голосов было несколько – странный, призрачный хор, они причудливо переплетались, проводя каждый свою партию. Мотив был незнакомый, голоса тонкие – как флейта, и чуть более низкие – как тромбон.
Вот тогда Крохе стало по настоящему страшно. Песня звучала как жуткая эпитафия им обоим, печально и вместе с тем агрессивно – может быть, так могло петь все мертвое воинство Арсеникума, обрети оно вдруг голосовые связки. Немалым усилием воли Кроха подавил желание вскочить и вслепую бежать вперед, натыкаясь на стены и обдирая руки, лишь бы только не стоять на месте. Но это-то как раз и могло привести их к гибели.
Поэтому Кроха просто запалил еще одну лучину, и сказал возникшему и мрака лицу Пеки – белому, как лед далекий северных стран:
– Не бойся, Пека, это ветер.
Пека помотал головой, не соглашаясь. Было видно, что ему тоже хочется бежать, пока ноги не откажут служить и пена не пойдет изо рта.
Или пока те, что поют, не поймают его в темноте.
– Конечно ветер, Пека. Этот туннель – он как труба, ветер в нем создает эту песнь.
Впервые за много лет мы открыли проход – вот и играет.
Напарник Крохи пересек туннель и прислонился к стене рядом. Песня, то печальная, то жесткая, плыла над ними, пробивалась из каменных стен и гладкого пола.
И тут Кроха сделал то, что совершенно от себя не ожидал – он снова заснул.
Истомленный, изнервничавший организм, явно знал лучше хозяина что ему надо.
Лучина догорела, а поющие так и не пришли.
Утром… субъективным, потому что встроенные хронометры расхитителей гробниц показывали только личное время их хозяев, о себе впервые заявил голод. Проснувшись в полной темноте, Кроха печально заметил, что думает о еде – не слишком типичная мысль, если учесть, что ты проснулся в одном из похороненных глубоко под землей туннелей усыпальницы могущественного колдуна, а вместо плюшевого мишки тебе согревали ночь триста добровольно сгинувших фанатиков. Но тем не менее – хотелось есть, и мысль эта, идущая откуда-то из мрачных глубин подкорки имела все шансы выйти на первый план, оттеснив надежду и страх.
Загнав поглубже мысли о еде, двинулись дальше. Коридор был по-прежнему украшен рисунками, наверное, даже богаче чем раньше, но внимания на это уже не обращали – чувство эстетики отмерло окончательно. Лучина – спасительный светоч – разгоняла темноту в двух метрах впереди, в уже чуть позади черный полог вновь накатывал, скрывал пройденные метры.
Дважды проходили крохотные помещения – похоже на караулки. Если бы тут было кого караулить. Что еще удивительнее – у стен висели на цепях подобие деревянных нар. Для кого были эти минимальные удобства, Кроха не хотел и думать. Его самого терзали смутные видения – проплывал под ногами каменный пол, исчезал позади, и казалось что Пека с Крохой совсем не двигаются – застряли на торце исполинского бесконечного колеса, что крутится и крутится без остановки, вращаемое усталыми шагами тысячи вот таких как они – тысячи потерявшихся без света и в безвременье мотыльков.
Когда стало совсем тоскливо, достигли отстойников. Это Пека их так назвал – на самом деле это были неглубокие квадратные бассейны, облицованные четырехугольной плиткой с замысловатым рисунком. Бассейны наполняла вода – тепловатая и поросшая поземной бесцветной ряской, которая благоухала как центнер пролежавшей полдня на солнце рыбы.
Здесь жили мокрицы – сколькие безногие создания, что медленно ползли по наклонной стене, иногда окуная свои полупрозрачные тела в пахучую влагу. К свету они были непривычны, и потому стремились укрыться в водорослевые заросли. Вода покрывалась мелкой рябью, будто под слоем водяной травки шевелилась, какая то мелкая водная живность – однако, что было на дне бассейна, Крохе выяснять совершенно не хотелось.
А вот Пека со странным выражением смотрел на уползавших мокриц, пока напарник не потянул его за собой.
От нечего делать Кроха считал шаги, занятие это помогало убить время и ненужные мысли. Так, например, отстойники встречались через каждые пятьдесят два шага или тридцать вздохов, или четверть сгоревшего прутика. Примерно на каждый двадцатый шаг приходилась развилка – а на каждый двухсотый – двойная или даже тройная.
Правда, зачастую получалось так, что коридор делал плавный оборот в недрах земных и возвращался назад. Плутать тут можно было до бесконечности и надежда найти верный путь на поверхность все больше таяла в душе Крохи.
Тем неожиданнее оказалось встретить после многочасового пути узкий и длинный желоб, решительно непохожий на все виденное ранее.
– Ой, – сказал Пека, остановившись, – а это что?
Начало желоба находилось прямо под ногами, чуть в стороне обретался очередной бассейн и вытекающая из него струйка воды, спускалась по желобу в темноту. Справа и слева спуск обрамляли узенькие карнизы, которые ступеньками следовали друг за другом. Пол был густо покрыт слизью. Рисунков на стене не было.
– Похоже, они забыли сделать ступени, – произнес Пека и аккуратно шагнул вперед.
– Пека, стой! – крикнул Кроха и попытался уцепить друга за рукав, но не успел.
Поскользнувшийся Пека уже катился вниз по слизи. Он отчаянно верещал, размахивал руками, и отчасти из-за этого его развернуло поперек желоба. Не проехав и трех метров, Крохин напарник пристал к одному из карнизов. Кроха посветил лучиной и увидел, как Пека встает на ноги – был он перемазан и здорово смахивал на Арсениковых постояльцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
– Это тебе так только кажется! – сказал Кроха, приваливаясь к стене, – тут на два шага вперед, три в сторону.
– А все равно идем долго. Я чувствую.
Кроха ничего не ответил. От стены позади исходил неприятный, глубинный холодок.
Сверху нависал низкий свод тоннеля. Со вздохом Кроха погасил лучину и тьма снова обступила их. В этой темноте бесстрашные взломщики пирамид не заметили, как заснули.
Над их головами тихо шелестел, несущий далекий, сладкий запах, ветер.
Какое-то время спустя Кроха проснулся оттого, что Пека трясет его за плечо. Кругом царила тьма, и потому он не сразу соориентировался в происходящем, а когда понял, то ему захотелось погрузиться обратно в сон. Действительность ужасала. Но голос Пеки сразу скинул всякую дрему, заменив ее резким и тягостным ощущением опасности:
– Кроха… там!
Тот замер, прислушиваясь ко тьме.
Когда среди привычных шуршаний и пощелкиваний толщи камня над головой выделился новый, непривычный звук у Крохи прошел мороз по коже. Сердце забилось, тьма навалилась кругом, мысль бешено скакала в поисках объяснений и… не находила.
Где-то далеко внизу, в толще пирамиды пели. Песнь эта, полная тоскливых, заунывных ноток, навевала жуть. Голосов было несколько – странный, призрачный хор, они причудливо переплетались, проводя каждый свою партию. Мотив был незнакомый, голоса тонкие – как флейта, и чуть более низкие – как тромбон.
Вот тогда Крохе стало по настоящему страшно. Песня звучала как жуткая эпитафия им обоим, печально и вместе с тем агрессивно – может быть, так могло петь все мертвое воинство Арсеникума, обрети оно вдруг голосовые связки. Немалым усилием воли Кроха подавил желание вскочить и вслепую бежать вперед, натыкаясь на стены и обдирая руки, лишь бы только не стоять на месте. Но это-то как раз и могло привести их к гибели.
Поэтому Кроха просто запалил еще одну лучину, и сказал возникшему и мрака лицу Пеки – белому, как лед далекий северных стран:
– Не бойся, Пека, это ветер.
Пека помотал головой, не соглашаясь. Было видно, что ему тоже хочется бежать, пока ноги не откажут служить и пена не пойдет изо рта.
Или пока те, что поют, не поймают его в темноте.
– Конечно ветер, Пека. Этот туннель – он как труба, ветер в нем создает эту песнь.
Впервые за много лет мы открыли проход – вот и играет.
Напарник Крохи пересек туннель и прислонился к стене рядом. Песня, то печальная, то жесткая, плыла над ними, пробивалась из каменных стен и гладкого пола.
И тут Кроха сделал то, что совершенно от себя не ожидал – он снова заснул.
Истомленный, изнервничавший организм, явно знал лучше хозяина что ему надо.
Лучина догорела, а поющие так и не пришли.
Утром… субъективным, потому что встроенные хронометры расхитителей гробниц показывали только личное время их хозяев, о себе впервые заявил голод. Проснувшись в полной темноте, Кроха печально заметил, что думает о еде – не слишком типичная мысль, если учесть, что ты проснулся в одном из похороненных глубоко под землей туннелей усыпальницы могущественного колдуна, а вместо плюшевого мишки тебе согревали ночь триста добровольно сгинувших фанатиков. Но тем не менее – хотелось есть, и мысль эта, идущая откуда-то из мрачных глубин подкорки имела все шансы выйти на первый план, оттеснив надежду и страх.
Загнав поглубже мысли о еде, двинулись дальше. Коридор был по-прежнему украшен рисунками, наверное, даже богаче чем раньше, но внимания на это уже не обращали – чувство эстетики отмерло окончательно. Лучина – спасительный светоч – разгоняла темноту в двух метрах впереди, в уже чуть позади черный полог вновь накатывал, скрывал пройденные метры.
Дважды проходили крохотные помещения – похоже на караулки. Если бы тут было кого караулить. Что еще удивительнее – у стен висели на цепях подобие деревянных нар. Для кого были эти минимальные удобства, Кроха не хотел и думать. Его самого терзали смутные видения – проплывал под ногами каменный пол, исчезал позади, и казалось что Пека с Крохой совсем не двигаются – застряли на торце исполинского бесконечного колеса, что крутится и крутится без остановки, вращаемое усталыми шагами тысячи вот таких как они – тысячи потерявшихся без света и в безвременье мотыльков.
Когда стало совсем тоскливо, достигли отстойников. Это Пека их так назвал – на самом деле это были неглубокие квадратные бассейны, облицованные четырехугольной плиткой с замысловатым рисунком. Бассейны наполняла вода – тепловатая и поросшая поземной бесцветной ряской, которая благоухала как центнер пролежавшей полдня на солнце рыбы.
Здесь жили мокрицы – сколькие безногие создания, что медленно ползли по наклонной стене, иногда окуная свои полупрозрачные тела в пахучую влагу. К свету они были непривычны, и потому стремились укрыться в водорослевые заросли. Вода покрывалась мелкой рябью, будто под слоем водяной травки шевелилась, какая то мелкая водная живность – однако, что было на дне бассейна, Крохе выяснять совершенно не хотелось.
А вот Пека со странным выражением смотрел на уползавших мокриц, пока напарник не потянул его за собой.
От нечего делать Кроха считал шаги, занятие это помогало убить время и ненужные мысли. Так, например, отстойники встречались через каждые пятьдесят два шага или тридцать вздохов, или четверть сгоревшего прутика. Примерно на каждый двадцатый шаг приходилась развилка – а на каждый двухсотый – двойная или даже тройная.
Правда, зачастую получалось так, что коридор делал плавный оборот в недрах земных и возвращался назад. Плутать тут можно было до бесконечности и надежда найти верный путь на поверхность все больше таяла в душе Крохи.
Тем неожиданнее оказалось встретить после многочасового пути узкий и длинный желоб, решительно непохожий на все виденное ранее.
– Ой, – сказал Пека, остановившись, – а это что?
Начало желоба находилось прямо под ногами, чуть в стороне обретался очередной бассейн и вытекающая из него струйка воды, спускалась по желобу в темноту. Справа и слева спуск обрамляли узенькие карнизы, которые ступеньками следовали друг за другом. Пол был густо покрыт слизью. Рисунков на стене не было.
– Похоже, они забыли сделать ступени, – произнес Пека и аккуратно шагнул вперед.
– Пека, стой! – крикнул Кроха и попытался уцепить друга за рукав, но не успел.
Поскользнувшийся Пека уже катился вниз по слизи. Он отчаянно верещал, размахивал руками, и отчасти из-за этого его развернуло поперек желоба. Не проехав и трех метров, Крохин напарник пристал к одному из карнизов. Кроха посветил лучиной и увидел, как Пека встает на ноги – был он перемазан и здорово смахивал на Арсениковых постояльцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164