Открыв удостоверение, Мишка прочитал: «Старший лейтенант Ковалев Сергей Петрович, оперуполномоченный уголовного розыска Приозерского РУВД».
Повертев «корку» в руках, Мишка сунул ее в карман куртки убитого, а пистолет в кобуре повесил себе на бедро, запасной магазин положил в карман, в другой карман сунул небогатое содержимое бумажника - мятые десятки, общей суммой в сто рублей. Покойному оперу Ковалеву они уже были ни к чему, а у Мишки каждый грош был на счету.
До Орехова Мишка смог добраться только сегодня. Приехав в Питер поздним вечером двадцатого, вымотанный до предела, Волошин едва добрался до дома своей двоюродной сестры, к счастью, жившей на Измайловском проспекте, совсем рядом с Варшавским вокзалом. Кое-как объяснившись и перехватив сосисок с макаронами, Мишка вырубился, словно кто-то отключил в нем внутренний тумблер.
Проспал Волошин ровно сутки, проснувшись вечером двадцать первого. Проснулся почти с той же тяжестью в теле и голове, что и сутки назад, словно и не спал вовсе. Проснулся только потому, что Женька, напуганная такой спячкой, растолкала его. Тяжело переставляя ноги, Мишка добрел до туалета, потом залез под душ. Раны полностью затянулись, оставив только красноватые рубцы. Кости тоже почти срослись, и переломы требовали только тугих повязок. Нытье в ранах поутихло, но зуд стал сильнее.
Коротко ополоснувшись под тугими струями, Мишка вернулся в комнату и застал там теплую компанию - к Женьке, грызшей гранит науки в Пединституте, пришли однокурсники, выставившие на низкий стол пару литровых бутылок «Столбовой» водки и несколько пакетов сока - яблочного, персикового и виноградного. Вяло улыбнувшись, Мишка поднял протянутый ему стакан.
Весь следующий день Волошин снова спал как убитый, проснувшись лишь к полуночи. И тотчас же с жадностью набросился на еду. Видимо, его организм перешел на полную саморегуляцию, залечиваясь во сне, когда меньше тратится энергии на движение, а в перерывах - поглощал пищу, восстанавливая затраченную на лечение энергию.
Правда, вечером двадцать второго Мишка уже не чувствовал себя разбитым и в сон больше не клонило. Снова вымывшись под душем, Волошин подмигнул сестре и отправился в ближайший круглосуточный магазин за водкой - почему-то снова захотелось выпить.
И лишь сегодня утром он поехал в Орехово, чтобы наконец разобраться в том, что же с ним сделали, и главное - зачем? Он понимал, что это наивные вопросы, что глупостью была вся эта затея, но он поехал. И вот теперь сидел рядом с трупом опера угро, вдыхая гарь, которую нес от Храма ветер.
Неслышно поднявшись. Мишка прошел вперед, чувствуя, как усиливается запах гари - обугленного дерева, обгорелого кирпича и железа, сгоревшей плоти и какой-то синтетики. Мишка помнил - похожий запах оставался после того, как сгорал напалм. Присев на опушке, прикрытый со всех сторон кустами, Волошин раздвинул ветки.
Вся территория бывшего пионерлагеря напоминала огромное кострище. Кое-где поднимались закопченные кирпичные коробки, металлические каркасы щитовых времянок. Почерневшие от копоти турники и брусья на спортплощадке были погнуты и перекручены. Кое-где еще курились дымки догорающих построек. Там и здесь виднелись воронки, стены кирпичных построек были выщерблены пулями и осколками. У покосившихся ворот стояли два милицейских «рафика», в которые уже грузились люди в штатском. Пара милиционеров в форме лениво бродили по территории, видимо, уже закончив свои дела.
Мишка опустился на колени и спрятал лицо в ладонях. Какие бы сомнения его ни обуревали и какие бы вопросы он ни хотел задать наставникам, а может, - и Учителю, все-таки здесь был его дом, здесь были самые близкие ему люди, поддержавшие его в минуты душевного смятения, подарившие новый смысл жизни. И теперь все это было в прошлом - все и всё уничтожены, убиты, сожжены безжалостным огнем. Волошин тяжело помотал головой. Жизнь снова стала серой и пустой, как пыльный чердак.
Улица Пионерская, поселок Прибытково. Ленинградская обл. Четверг, 23.07. 15:00
Марта с размаху плюхнулась на возмущенно заскрипевший всеми сочленениями ветхий диван и рассмеялась. Старшая сестра поглядела на нее с подозрением.
- Слушай, - сказала младшая, - никогда бы не подумала, что в часе езды от Питера может быть такая глушь. Это же почище Борисовки!
- Во-первых, не в часе, а в полутора, - проворчала Мирдза, убирая со стола грязную посуду, - во-вторых, кончай то и дело переходить на латышский. Даже дома.
- У стен есть уши, - сморщив нос, продекламировала Марта.
- Именно. Нас могут услышать - например, случайные гости, стоящие за дверью, - она очень тонкая. Если Вадим сказал легендироваться, то уж изволь поддерживать легенду.
- А какие гости к нам могут заявиться? - легкомысленно отозвалась Марта. - Живем тут, как медведи в берлоге. Даже позагорать из-за погодки такой не сходишь, - она энергично мотнула головой в сторону окна, по стеклу которого рекой текли струи дождя. - Сиди тут целыми днями… Даже поговорить не с кем. Блин, в Борисовке хоть искупаться можно было и на солнышке поваляться.
- Перед мальчиками попкой повертеть, - в тон ей продолжила Мирдза.
- А что, - не сдалась девушка, - тоже дело полезное. Так в глухомани и забудешь, как это делается. А как до нужного случая дойдет - и все, одичали, никого не охмуришь.
Мирдза с сомнением покачала головой.
- По-моему, ты и так делаешь это слишком хорошо и слишком часто. Небольшой перерыв будет тебе на пользу.
- Да ну тебя, - младшая сестра махнула рукой и надулась. - Хоть бы в Питер съездили. Я там, к твоему сведению, никогда не была - в отличие от некоторых.
- А мы сюда не в турпоездку выбрались, а стараемся скрыться от нехороших дядек.
Марта снова махнула рукой и, грустно нахохлившись, обхватила подушку и уставилась в окно. Мирдза вздохнула и отправилась на кухню мыть посуду. По правде говоря, ей уже тоже смертельно надоело кочевать с одного места на другое. Но другого выхода пока не было - она слишком хорошо осознавала опасность, угрожающую ей, сестре и Вадиму.
Неизвестное место. Латвия. Четверг, 23.07. 19:00 (время местное)
Когда зажегся свет, Чистильщик даже не шелохнулся. То есть веки совсем немного дрогнули, но он смог сдержать чисто рефлекторное движение, доставшееся ему по наследству от человеческих предков, и просто сузил зрачки. Со своего места он прекрасно видел почти всю камеру. Как он и предполагал, в углах камеры на недоступной высоте находились видеокамеры, наверняка работавшие и в инфракрасном диапазоне, так что за ним наблюдали все время. Правда, зря наблюдали - за без малого сутки, прошедшие с того момента, когда он очнулся в этой камере, Чистильщик сделал не более двух десятков движений, не считая, разумеется, разминку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Повертев «корку» в руках, Мишка сунул ее в карман куртки убитого, а пистолет в кобуре повесил себе на бедро, запасной магазин положил в карман, в другой карман сунул небогатое содержимое бумажника - мятые десятки, общей суммой в сто рублей. Покойному оперу Ковалеву они уже были ни к чему, а у Мишки каждый грош был на счету.
До Орехова Мишка смог добраться только сегодня. Приехав в Питер поздним вечером двадцатого, вымотанный до предела, Волошин едва добрался до дома своей двоюродной сестры, к счастью, жившей на Измайловском проспекте, совсем рядом с Варшавским вокзалом. Кое-как объяснившись и перехватив сосисок с макаронами, Мишка вырубился, словно кто-то отключил в нем внутренний тумблер.
Проспал Волошин ровно сутки, проснувшись вечером двадцать первого. Проснулся почти с той же тяжестью в теле и голове, что и сутки назад, словно и не спал вовсе. Проснулся только потому, что Женька, напуганная такой спячкой, растолкала его. Тяжело переставляя ноги, Мишка добрел до туалета, потом залез под душ. Раны полностью затянулись, оставив только красноватые рубцы. Кости тоже почти срослись, и переломы требовали только тугих повязок. Нытье в ранах поутихло, но зуд стал сильнее.
Коротко ополоснувшись под тугими струями, Мишка вернулся в комнату и застал там теплую компанию - к Женьке, грызшей гранит науки в Пединституте, пришли однокурсники, выставившие на низкий стол пару литровых бутылок «Столбовой» водки и несколько пакетов сока - яблочного, персикового и виноградного. Вяло улыбнувшись, Мишка поднял протянутый ему стакан.
Весь следующий день Волошин снова спал как убитый, проснувшись лишь к полуночи. И тотчас же с жадностью набросился на еду. Видимо, его организм перешел на полную саморегуляцию, залечиваясь во сне, когда меньше тратится энергии на движение, а в перерывах - поглощал пищу, восстанавливая затраченную на лечение энергию.
Правда, вечером двадцать второго Мишка уже не чувствовал себя разбитым и в сон больше не клонило. Снова вымывшись под душем, Волошин подмигнул сестре и отправился в ближайший круглосуточный магазин за водкой - почему-то снова захотелось выпить.
И лишь сегодня утром он поехал в Орехово, чтобы наконец разобраться в том, что же с ним сделали, и главное - зачем? Он понимал, что это наивные вопросы, что глупостью была вся эта затея, но он поехал. И вот теперь сидел рядом с трупом опера угро, вдыхая гарь, которую нес от Храма ветер.
Неслышно поднявшись. Мишка прошел вперед, чувствуя, как усиливается запах гари - обугленного дерева, обгорелого кирпича и железа, сгоревшей плоти и какой-то синтетики. Мишка помнил - похожий запах оставался после того, как сгорал напалм. Присев на опушке, прикрытый со всех сторон кустами, Волошин раздвинул ветки.
Вся территория бывшего пионерлагеря напоминала огромное кострище. Кое-где поднимались закопченные кирпичные коробки, металлические каркасы щитовых времянок. Почерневшие от копоти турники и брусья на спортплощадке были погнуты и перекручены. Кое-где еще курились дымки догорающих построек. Там и здесь виднелись воронки, стены кирпичных построек были выщерблены пулями и осколками. У покосившихся ворот стояли два милицейских «рафика», в которые уже грузились люди в штатском. Пара милиционеров в форме лениво бродили по территории, видимо, уже закончив свои дела.
Мишка опустился на колени и спрятал лицо в ладонях. Какие бы сомнения его ни обуревали и какие бы вопросы он ни хотел задать наставникам, а может, - и Учителю, все-таки здесь был его дом, здесь были самые близкие ему люди, поддержавшие его в минуты душевного смятения, подарившие новый смысл жизни. И теперь все это было в прошлом - все и всё уничтожены, убиты, сожжены безжалостным огнем. Волошин тяжело помотал головой. Жизнь снова стала серой и пустой, как пыльный чердак.
Улица Пионерская, поселок Прибытково. Ленинградская обл. Четверг, 23.07. 15:00
Марта с размаху плюхнулась на возмущенно заскрипевший всеми сочленениями ветхий диван и рассмеялась. Старшая сестра поглядела на нее с подозрением.
- Слушай, - сказала младшая, - никогда бы не подумала, что в часе езды от Питера может быть такая глушь. Это же почище Борисовки!
- Во-первых, не в часе, а в полутора, - проворчала Мирдза, убирая со стола грязную посуду, - во-вторых, кончай то и дело переходить на латышский. Даже дома.
- У стен есть уши, - сморщив нос, продекламировала Марта.
- Именно. Нас могут услышать - например, случайные гости, стоящие за дверью, - она очень тонкая. Если Вадим сказал легендироваться, то уж изволь поддерживать легенду.
- А какие гости к нам могут заявиться? - легкомысленно отозвалась Марта. - Живем тут, как медведи в берлоге. Даже позагорать из-за погодки такой не сходишь, - она энергично мотнула головой в сторону окна, по стеклу которого рекой текли струи дождя. - Сиди тут целыми днями… Даже поговорить не с кем. Блин, в Борисовке хоть искупаться можно было и на солнышке поваляться.
- Перед мальчиками попкой повертеть, - в тон ей продолжила Мирдза.
- А что, - не сдалась девушка, - тоже дело полезное. Так в глухомани и забудешь, как это делается. А как до нужного случая дойдет - и все, одичали, никого не охмуришь.
Мирдза с сомнением покачала головой.
- По-моему, ты и так делаешь это слишком хорошо и слишком часто. Небольшой перерыв будет тебе на пользу.
- Да ну тебя, - младшая сестра махнула рукой и надулась. - Хоть бы в Питер съездили. Я там, к твоему сведению, никогда не была - в отличие от некоторых.
- А мы сюда не в турпоездку выбрались, а стараемся скрыться от нехороших дядек.
Марта снова махнула рукой и, грустно нахохлившись, обхватила подушку и уставилась в окно. Мирдза вздохнула и отправилась на кухню мыть посуду. По правде говоря, ей уже тоже смертельно надоело кочевать с одного места на другое. Но другого выхода пока не было - она слишком хорошо осознавала опасность, угрожающую ей, сестре и Вадиму.
Неизвестное место. Латвия. Четверг, 23.07. 19:00 (время местное)
Когда зажегся свет, Чистильщик даже не шелохнулся. То есть веки совсем немного дрогнули, но он смог сдержать чисто рефлекторное движение, доставшееся ему по наследству от человеческих предков, и просто сузил зрачки. Со своего места он прекрасно видел почти всю камеру. Как он и предполагал, в углах камеры на недоступной высоте находились видеокамеры, наверняка работавшие и в инфракрасном диапазоне, так что за ним наблюдали все время. Правда, зря наблюдали - за без малого сутки, прошедшие с того момента, когда он очнулся в этой камере, Чистильщик сделал не более двух десятков движений, не считая, разумеется, разминку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109