своего регионального шефа Борова; Управителя Шторма, первого заместителя Верховного Главы Синдиката и Главу Новосибирского филиала Илько. Само собой, это были только псевдонимы, настоящие их имена знал только Верховный Глава, «Capo di tutti capi».
Тучный мужчина во главе стола скорее всего и был сам Верховный Глава, иначе вряд ли бы Управитель Шторм притулился по правую его руку. Все внимательно смотрели на то, как усаживается Николай Николаевич, и ему стало немного не по себе. Впервые за свою долгую жизнь он увидел всех восемнадцать Глав вместе. Считая Верховного, его первого зама и самого Ник-Никыча, получалось двадцать один человек. «Очко, - снова внутренне усмехнулся он, - Blackjack». Но потом поправился: «Недобор, всего двадцать».
Кресло, предназначенное одному из Глав, стояло пустым, а на столе перед ним лежала белая роза - символ смерти. «Уж не мое ли дитятко - Крысолов - порезвился», - вдруг подумал Николай Николаевич. И, чувствуя на себе взгляды собравшихся, он еще больше укрепился в своей догадке. «Дальше фронта не пошлют, - вдруг отчаянно подумал Ник-Никыч, - больше пули не дадут». И, храбро придвинув к себе сияющую чистотой хрустальную пепельницу, закурил. Все покосились, но ничего не сказали.
После долгого молчания, во время которого все ерзали и скрипели креслами, а Николай Николаевич, вдруг став совершенно спокойным, курил, поднялся Верховный Глава. Точнее, он лишь оторвал ненадолго от кресла обширный зад и снова его опустил.
- Как вы почти все знаете, господа, - начал он, - несколько дней назад почти полностью уничтожен наш Среднеазиатский филиал в Ташкенте. Погиб тамошний Глава.
Верховный замолчал, и Ник-Никыч почему-то вспомнил старый анекдот: «Водки, всем водки, пока не началось!». Верховный вперил тяжелый взгляд в куратора.
- Несет за это ответственность один из оперативников местного филиала. И, конечно, куратор предателя.
Теперь уже все глядели на Николая Николаевича.
«Началось», - подумал он и уже не сдержал рвущийся наружу нервный смех.
Улица Братьев Горкушенко, Новый Петергоф. Четверг, 2.07. 0:35
Ковалев задумчиво покрутил в пальцах рюмку. Разговор с убноновским опером не то чтобы не клеился, но и не развивался. Капитан Рогозин, представленный Богданом, как просто Виталька, против чего тот не возражал, подтвердил все, что рассказал Димка, но ничего сверх не добавил. И Сергей начал раздражаться, злиться на Богдана - вытащил к черту на рога, и тянет «пустышку».
- Что, Димыч, - вдруг спросил Ковалев, - ты, кажется, Иваныча водочкой помянуть хотел? Так вот тебе водочка, - и он щедро налил Богдану в рюмку «Нашей водки», купленной в ларьке у рынка. Плеснул Рогозину и себе. Поднял рюмку.
- Извини, - негромко спросил Виталий, - а кто такой Иваныч?
- Да я же говорил… - начал Богдан, но Сергей прервал его жестом.
- Капитан милиции в отставке Глуздырев Василий Иванович, бывший участковый в моем районе, - так же тихо произнес он. - Его, если мне башка еще не отказала, эти сраные сектанты зарезали. Сунулся Иваныч из-за меня в это расследование, наблюдал за сектой, ну а они его… - Ковалев махнул рукой.
- Мы ж с Серым через него и познакомились, - мрачно сказал Димка. - Я там, на даче, каждое лето обитал, а Серый по соседству жил. Ну, понятно, где ж это видано, чтобы местные с дачниками не валтузились? Лет нам тогда по семь-восемь было. Ну и сцепились. А Иваныч - он тогда еще участковым работал - мимо проходил. За ухи нас - и к себе. Мы думали - кранты, родителям накапает, а он поговорил по душам, узнал, из-за чего сцепились. Посмеялся, пожурил и угостил чем-то, я уж не помню, то ли конфетами, то ли шоколадом. Идите, говорит, да не деритесь, черти, соседи как-никак. Потом каждое лето у него паслись.
- За деда нам был, - грустно вздохнул Ковалев, - за неимением своих родных дедов и бабок. С его подачи, наверное, оба в менты и подались.
- А с чего ты взял, что его именно эти святоши убили? - внезапно спросил Виталий, - Мало ли у старого участкового врагов?
- Ну, своим-то глазам и ушам я еще верю, - зло ответил Сергей, приподняв над столом простреленную руку. - «Калашниковы» своими глазами видел, как в меня из автоматов с глушаками лупили - тоже. Вот выстрелов почти не слышал - это да, но именно поэтому ушам я и верю. Зато не верю в совпадения - сначала стреляют в меня, а через двадцать минут я нахожу убитого Иваныча и пустую видеокамеру. Если бы там побывал кто-то из бывших подопечных старика, то он либо прихватил бы видеокамеру, либо вообще ничего не взял.
Махнув предупредительно налитую Димычем рюмку водки, Сергей встал со стула и, вытянув из кармана куртки, небрежно брошенной на диван, кассету, без спроса вставил ее в видеомагнитофон. Включил телевизор, небрежно ткнул клавишу «Play» видика. На экране появилась статичная темноватая картинка - до боли знакомый Сергею пейзаж бывшего пионерлагеря, обиталища секты. Если бы не шевеление веток деревьев, колыхаемых легким ветерком, и не мелькающие цифры в углу экрана, стремительно отсчитывавшие секунды давно ушедшей ночи, можно было бы подумать, что на экране фотография. «Ровно месяц назад снимал Иваныч, - грустно подумал Ковалев, разминая в пальцах сигарету. - Живой, здоровый и бодрый».
Изображение на экране вдруг потеряло статичность - к одному из жилых корпусов подъехали три микроавтобуса. По темному размытому силуэту было невозможно определить марку машин, не говоря уж о том, чтобы различить номера. Но тут изображение мелькнуло и стало гораздо светлее и четче - покойный капитан Глуздырев где-то разжился даже пассивным прибором ночного видения. Сразу стали видны эмблемы «Фольксвагена» и номера двух машин.
Из дома вышли двенадцать человек, навьюченные объемистыми рюкзаками, и начали неспешно грузиться в микроавтобусы. По крайней мере, у троих были отчетливо видны в руках десантные АКМы с утолщенными пэбээсами стволами. Люди погрузили в машины снаряжение, влезли в салоны сами, и «фольксы» выехали с территории лагеря. Ковалев остановил воспроизведение и начал перематывать этот короткий кусочек записи в начало. Повернулся к Рогозину.
- По-моему, немного убеждает, - сказал Сергей. Рогозин кивнул,
- Убеждает. Ты показывал ее начальству?
Ковалев отрицательно помотал головой.
- Хотели накопать еще чего-нибудь подобного побольше, а потом… - он развел руками. - Меня отстранили, дело шили - такая пленка обернулась бы против меня.
- Не скажи, - задумчиво произнес Виталий. - Не скажи. Нам, по крайней мере, она в самый цвет. Теперь есть все подступы к секте. Есть основание взять их в плотную разработку.
Он вдруг залихватски тяпнул рюмку водки и подмигнул Ковалеву.
- Не журись, Серега! Будет и на нашей улице праздник.
Улица Большая Ордынка, Москва. Четверг, 2.07. 15:00
Они вошли в комнату и быстро, но без спешки уселись вокруг стола - восемь подтянутых крепких мужчин примерно одного возраста - от сорока до сорока пяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Тучный мужчина во главе стола скорее всего и был сам Верховный Глава, иначе вряд ли бы Управитель Шторм притулился по правую его руку. Все внимательно смотрели на то, как усаживается Николай Николаевич, и ему стало немного не по себе. Впервые за свою долгую жизнь он увидел всех восемнадцать Глав вместе. Считая Верховного, его первого зама и самого Ник-Никыча, получалось двадцать один человек. «Очко, - снова внутренне усмехнулся он, - Blackjack». Но потом поправился: «Недобор, всего двадцать».
Кресло, предназначенное одному из Глав, стояло пустым, а на столе перед ним лежала белая роза - символ смерти. «Уж не мое ли дитятко - Крысолов - порезвился», - вдруг подумал Николай Николаевич. И, чувствуя на себе взгляды собравшихся, он еще больше укрепился в своей догадке. «Дальше фронта не пошлют, - вдруг отчаянно подумал Ник-Никыч, - больше пули не дадут». И, храбро придвинув к себе сияющую чистотой хрустальную пепельницу, закурил. Все покосились, но ничего не сказали.
После долгого молчания, во время которого все ерзали и скрипели креслами, а Николай Николаевич, вдруг став совершенно спокойным, курил, поднялся Верховный Глава. Точнее, он лишь оторвал ненадолго от кресла обширный зад и снова его опустил.
- Как вы почти все знаете, господа, - начал он, - несколько дней назад почти полностью уничтожен наш Среднеазиатский филиал в Ташкенте. Погиб тамошний Глава.
Верховный замолчал, и Ник-Никыч почему-то вспомнил старый анекдот: «Водки, всем водки, пока не началось!». Верховный вперил тяжелый взгляд в куратора.
- Несет за это ответственность один из оперативников местного филиала. И, конечно, куратор предателя.
Теперь уже все глядели на Николая Николаевича.
«Началось», - подумал он и уже не сдержал рвущийся наружу нервный смех.
Улица Братьев Горкушенко, Новый Петергоф. Четверг, 2.07. 0:35
Ковалев задумчиво покрутил в пальцах рюмку. Разговор с убноновским опером не то чтобы не клеился, но и не развивался. Капитан Рогозин, представленный Богданом, как просто Виталька, против чего тот не возражал, подтвердил все, что рассказал Димка, но ничего сверх не добавил. И Сергей начал раздражаться, злиться на Богдана - вытащил к черту на рога, и тянет «пустышку».
- Что, Димыч, - вдруг спросил Ковалев, - ты, кажется, Иваныча водочкой помянуть хотел? Так вот тебе водочка, - и он щедро налил Богдану в рюмку «Нашей водки», купленной в ларьке у рынка. Плеснул Рогозину и себе. Поднял рюмку.
- Извини, - негромко спросил Виталий, - а кто такой Иваныч?
- Да я же говорил… - начал Богдан, но Сергей прервал его жестом.
- Капитан милиции в отставке Глуздырев Василий Иванович, бывший участковый в моем районе, - так же тихо произнес он. - Его, если мне башка еще не отказала, эти сраные сектанты зарезали. Сунулся Иваныч из-за меня в это расследование, наблюдал за сектой, ну а они его… - Ковалев махнул рукой.
- Мы ж с Серым через него и познакомились, - мрачно сказал Димка. - Я там, на даче, каждое лето обитал, а Серый по соседству жил. Ну, понятно, где ж это видано, чтобы местные с дачниками не валтузились? Лет нам тогда по семь-восемь было. Ну и сцепились. А Иваныч - он тогда еще участковым работал - мимо проходил. За ухи нас - и к себе. Мы думали - кранты, родителям накапает, а он поговорил по душам, узнал, из-за чего сцепились. Посмеялся, пожурил и угостил чем-то, я уж не помню, то ли конфетами, то ли шоколадом. Идите, говорит, да не деритесь, черти, соседи как-никак. Потом каждое лето у него паслись.
- За деда нам был, - грустно вздохнул Ковалев, - за неимением своих родных дедов и бабок. С его подачи, наверное, оба в менты и подались.
- А с чего ты взял, что его именно эти святоши убили? - внезапно спросил Виталий, - Мало ли у старого участкового врагов?
- Ну, своим-то глазам и ушам я еще верю, - зло ответил Сергей, приподняв над столом простреленную руку. - «Калашниковы» своими глазами видел, как в меня из автоматов с глушаками лупили - тоже. Вот выстрелов почти не слышал - это да, но именно поэтому ушам я и верю. Зато не верю в совпадения - сначала стреляют в меня, а через двадцать минут я нахожу убитого Иваныча и пустую видеокамеру. Если бы там побывал кто-то из бывших подопечных старика, то он либо прихватил бы видеокамеру, либо вообще ничего не взял.
Махнув предупредительно налитую Димычем рюмку водки, Сергей встал со стула и, вытянув из кармана куртки, небрежно брошенной на диван, кассету, без спроса вставил ее в видеомагнитофон. Включил телевизор, небрежно ткнул клавишу «Play» видика. На экране появилась статичная темноватая картинка - до боли знакомый Сергею пейзаж бывшего пионерлагеря, обиталища секты. Если бы не шевеление веток деревьев, колыхаемых легким ветерком, и не мелькающие цифры в углу экрана, стремительно отсчитывавшие секунды давно ушедшей ночи, можно было бы подумать, что на экране фотография. «Ровно месяц назад снимал Иваныч, - грустно подумал Ковалев, разминая в пальцах сигарету. - Живой, здоровый и бодрый».
Изображение на экране вдруг потеряло статичность - к одному из жилых корпусов подъехали три микроавтобуса. По темному размытому силуэту было невозможно определить марку машин, не говоря уж о том, чтобы различить номера. Но тут изображение мелькнуло и стало гораздо светлее и четче - покойный капитан Глуздырев где-то разжился даже пассивным прибором ночного видения. Сразу стали видны эмблемы «Фольксвагена» и номера двух машин.
Из дома вышли двенадцать человек, навьюченные объемистыми рюкзаками, и начали неспешно грузиться в микроавтобусы. По крайней мере, у троих были отчетливо видны в руках десантные АКМы с утолщенными пэбээсами стволами. Люди погрузили в машины снаряжение, влезли в салоны сами, и «фольксы» выехали с территории лагеря. Ковалев остановил воспроизведение и начал перематывать этот короткий кусочек записи в начало. Повернулся к Рогозину.
- По-моему, немного убеждает, - сказал Сергей. Рогозин кивнул,
- Убеждает. Ты показывал ее начальству?
Ковалев отрицательно помотал головой.
- Хотели накопать еще чего-нибудь подобного побольше, а потом… - он развел руками. - Меня отстранили, дело шили - такая пленка обернулась бы против меня.
- Не скажи, - задумчиво произнес Виталий. - Не скажи. Нам, по крайней мере, она в самый цвет. Теперь есть все подступы к секте. Есть основание взять их в плотную разработку.
Он вдруг залихватски тяпнул рюмку водки и подмигнул Ковалеву.
- Не журись, Серега! Будет и на нашей улице праздник.
Улица Большая Ордынка, Москва. Четверг, 2.07. 15:00
Они вошли в комнату и быстро, но без спешки уселись вокруг стола - восемь подтянутых крепких мужчин примерно одного возраста - от сорока до сорока пяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109