Выбивать коды переговоров Крысолову даже не пришлось - парень все выложил сам.
Дав пленнику напиться, Крысолов проанализировал его слова и снова задал вопросы, несколько видоизменив их. И снова получил те же ответы. Снова прокрутил полученную информацию в голове и, тяжко вздохнув, выстрелил парню в голову. Труп закопал на дальнем конце поля, оттащив подальше от дороги. Уже почти рассвело и следовало поторопиться. Крысолов замыл несколько кровавых пятен на обшивке заднего сиденья, на всякий случай протер пол и спинку сиденья. Потом свистнул Беса, неторопливо трусившего кругами большого радиуса вокруг машины, выполняя роль часового, и доехал до гидроузла на окраине Яккабага. Рассвело.
Там он и подремал до одиннадцати тридцати, точнее - промаялся, ибо взошедшее солнце накалило корпус «уазика», как сковородку, а в приоткрытое окно врывались клубы мелкой вездесущей лессовой пыли, поднимаемой легким ветерком с гор, который, к счастью, слегка охлаждал горячий воздух в кабине. Бес, повертевшись часика два, запросился на волю, и Крысолов открыл дверцу. Вернулся пес часов после одиннадцати, мокрый и довольный, залез на переднее сиденье и ткнулся носом в щеку Крысолова.
- Вижу, вижу, брат, - проворчал тот. - Сам знаю, что пора.
Он хлебнул минералки из бутыли, потер лицо и закурил. Только после этого завел двигатель. С неторопливой обстоятельностью, как и все, что он делал, Крысолов вывел машину на дорогу и поехал в сторону геологоразведки со скоростью неплохого велосипедиста. Стоять на одном месте надоело, а двигаться быстрее не позволяло время - было еще рановато.
В одиннадцать пятьдесят он остановился неподалеку от остановки у геологоразведочной станции и раскурил потухшую сигарку. Предстояло ждать. Через спутник он вышел на Бостон и заказал переговоры с неким телефоном в Ташкенте, номер которого ему сообщил ночью захваченный оперативник Синдиката.
- Виктор болеет, - произнес Крысолов, когда после долгих щелчков и музыкального пиликанья ему ответили. - Вернуться не могу, придется ухаживать за больным.
- Серьезно заболел?
- Да, - с улыбкой ответил Крысолов. Ситуация его забавляла.
- Передай ему привет и пожелания поскорее выздороветь.
- Хорошо, - ухмыльнулся Крысолов и дал отбой связи. Через пару минут - в двенадцать ноль одну - к машине подошел молодой человек лет семнадцати.
- Крысолов? - полувопросительно-полуутвердительно произнес он.
Крысолов кивнул.
- Он самый.
- Тогда разрешите, я сяду в машину. Крысолов снова кивнул и повернулся к Бесу.
- Веди себя прилично, - негромко произнес он. А сам повернулся к молодому человеку и словно нечаянно заглянул ему в глаза. Бесцветные, с маленькими, словно карандашные точки, черными зрачками. Аномал.
Часть 2
1. ВАРИАНТЫ
ПЕПЕЛ
Словами неуслышанных молитв
Заполоняет наши души пепел…
Джонатан Доу
Из цикла «Адские Ночи»
Пять городов - моя одиссея,
Как-то нелепо, смешно и убого,
Как тебя звать-то? Ответит: «Рассея»…
Темная полночь, глухая дорога…
Вот и допрыгались и доплясалися -
Ночь, глухомань да болотце урчащее;
Может, братишки, на вепря позаримся?
Да только веселье-то - не настоящее…
С. Белец
Орехово, Ленинградская обл. Россия, Понедельник, 1.06.98 г. 4:57
Брат Самэ с трудом открыл глаза и едва оторвал голову от жесткой тощей подушки. В комнате, которую он занимал вместе с еще четырьмя братьями, было темно. Часов у брата Самэ не было, но он мог сказать со стопроцентной гарантией, что сейчас было без трех минут пять. Ибо в каждой общине Синро Хикари - Путь Света - на утреннюю службу поднимали ровно в пять утра. А просыпаться за три минуты до подъема брат Самэ - правда, тогда его звали либо просто Мишкой, либо рядовым Волошиным - научился еще в армии. И армейская привычка, забывшаяся за два года после дембеля, вернулась к нему по прошествии двух недель пребывания в общине
Но все равно привыкнуть было трудно. Взять хотя бы те же имена. После двух-трех дней пребывания новичка в общине, наставники - русские и японцы - символически отбирали старое имя и присваивали новое, как они говорили - отражающее внутреннюю сущность неофита. Волошин с трудом привык отзываться на свое, а оно было одно из самых простых, всего два слога, а были и позаковыристей. Брат Самэ простодушно спросил у Наставника значение своего нового имени. И, получив ответ: «акула», поразился, окончательно уверовал в мудрость Наставника. Акулой - из-за острых неровных зубов, росших, казалось, в два ряда - Мишку Волошина звали в роте, а откуда об этом знать людям, видевшим его впервые?
К каждой группе из четырех человек был прикреплен старший ученик, живший с «младшими братьями» в одной комнате, наставлявший их в ритуалах и распорядке общины. Вообще в общине - ее называли Хаси, «Мост» - царила строгая армейская дисциплина, всегда нравившаяся Мишке. И он истово отдался служению и спасению своей души.
Как объясняли Наставники, Учение возникло из Дзэна и Синто, откуда Учитель Гокуяма взял самое лучшее, объединил и приспособил для нынешнего времени и умов неяпонцев. Брат Самэ не вдавался в тонкости философии, но ревностно исполнял все, что предписано уставом общины. А теперь, став на третьем году новой жизни старшим учеником, следил, чтобы так же точно исполняли все и новички.
Ну вот, через минуту брат Огава, стоявший дневальным с трех до пяти ночи, пять раз ударит в гонг и уйдет спать на четыре часа. А для всех остальных, кроме брата Такэ, стоявшего с часа до трех, начнется новый день. Сначала - часовая служба во славу Учителя, полчаса беседы с Наставником, затем час медитации. В полвосьмого - завтрак: рис и овощи, в восемь - два часа в додзе, где до седьмого пота все будут изучать и шлифовать приемы кэндзюцу, каратэ и дзю-дзюцу. Час отдыха, во время которого продолжается беседа с Наставником - и на работу. Кто-то будет копаться в теплицах или на огородах - в зависимости от сезона, - дающих овощи к столу братьев и сестер, кто-то - рубить дрова, а кто-то - работать в мастерских, собирая мебель на продажу или мастеря холодное оружие для тренировок.
В два часа вновь часовая служба, медитация, в четыре - обед из риса, овощей и рыбы, изредка, правда, дают и мясо. В пять - снова в додзе и еще два часа тренировок. Еще час отдыха - и снова на работу. В десять - еще одна часовая служба и медитация. В полночь - отбой.
Хотя брат Самэ был готов, он все равно вздрогнул, услышав первый звонкий удар гонга. Брат Самэ резко отбросил тонкое одеяло и вскочил. Оделся, заправил постель - все это быстро, с армейской сноровкой, вновь проснувшейся в нем, порыкивая в полголоса на подопечных новичков. Словом, обычное начало обычного дня.
Но продолжился день весьма необычно. После завтрака Наставник Ирука отозвал брата Самэ в сторону, остальным велев присоединиться к группе Наставника Оикадзэ, и повел брата Самэ в ту часть здания, куда, кроме Наставников, остальным вход был запрещен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Дав пленнику напиться, Крысолов проанализировал его слова и снова задал вопросы, несколько видоизменив их. И снова получил те же ответы. Снова прокрутил полученную информацию в голове и, тяжко вздохнув, выстрелил парню в голову. Труп закопал на дальнем конце поля, оттащив подальше от дороги. Уже почти рассвело и следовало поторопиться. Крысолов замыл несколько кровавых пятен на обшивке заднего сиденья, на всякий случай протер пол и спинку сиденья. Потом свистнул Беса, неторопливо трусившего кругами большого радиуса вокруг машины, выполняя роль часового, и доехал до гидроузла на окраине Яккабага. Рассвело.
Там он и подремал до одиннадцати тридцати, точнее - промаялся, ибо взошедшее солнце накалило корпус «уазика», как сковородку, а в приоткрытое окно врывались клубы мелкой вездесущей лессовой пыли, поднимаемой легким ветерком с гор, который, к счастью, слегка охлаждал горячий воздух в кабине. Бес, повертевшись часика два, запросился на волю, и Крысолов открыл дверцу. Вернулся пес часов после одиннадцати, мокрый и довольный, залез на переднее сиденье и ткнулся носом в щеку Крысолова.
- Вижу, вижу, брат, - проворчал тот. - Сам знаю, что пора.
Он хлебнул минералки из бутыли, потер лицо и закурил. Только после этого завел двигатель. С неторопливой обстоятельностью, как и все, что он делал, Крысолов вывел машину на дорогу и поехал в сторону геологоразведки со скоростью неплохого велосипедиста. Стоять на одном месте надоело, а двигаться быстрее не позволяло время - было еще рановато.
В одиннадцать пятьдесят он остановился неподалеку от остановки у геологоразведочной станции и раскурил потухшую сигарку. Предстояло ждать. Через спутник он вышел на Бостон и заказал переговоры с неким телефоном в Ташкенте, номер которого ему сообщил ночью захваченный оперативник Синдиката.
- Виктор болеет, - произнес Крысолов, когда после долгих щелчков и музыкального пиликанья ему ответили. - Вернуться не могу, придется ухаживать за больным.
- Серьезно заболел?
- Да, - с улыбкой ответил Крысолов. Ситуация его забавляла.
- Передай ему привет и пожелания поскорее выздороветь.
- Хорошо, - ухмыльнулся Крысолов и дал отбой связи. Через пару минут - в двенадцать ноль одну - к машине подошел молодой человек лет семнадцати.
- Крысолов? - полувопросительно-полуутвердительно произнес он.
Крысолов кивнул.
- Он самый.
- Тогда разрешите, я сяду в машину. Крысолов снова кивнул и повернулся к Бесу.
- Веди себя прилично, - негромко произнес он. А сам повернулся к молодому человеку и словно нечаянно заглянул ему в глаза. Бесцветные, с маленькими, словно карандашные точки, черными зрачками. Аномал.
Часть 2
1. ВАРИАНТЫ
ПЕПЕЛ
Словами неуслышанных молитв
Заполоняет наши души пепел…
Джонатан Доу
Из цикла «Адские Ночи»
Пять городов - моя одиссея,
Как-то нелепо, смешно и убого,
Как тебя звать-то? Ответит: «Рассея»…
Темная полночь, глухая дорога…
Вот и допрыгались и доплясалися -
Ночь, глухомань да болотце урчащее;
Может, братишки, на вепря позаримся?
Да только веселье-то - не настоящее…
С. Белец
Орехово, Ленинградская обл. Россия, Понедельник, 1.06.98 г. 4:57
Брат Самэ с трудом открыл глаза и едва оторвал голову от жесткой тощей подушки. В комнате, которую он занимал вместе с еще четырьмя братьями, было темно. Часов у брата Самэ не было, но он мог сказать со стопроцентной гарантией, что сейчас было без трех минут пять. Ибо в каждой общине Синро Хикари - Путь Света - на утреннюю службу поднимали ровно в пять утра. А просыпаться за три минуты до подъема брат Самэ - правда, тогда его звали либо просто Мишкой, либо рядовым Волошиным - научился еще в армии. И армейская привычка, забывшаяся за два года после дембеля, вернулась к нему по прошествии двух недель пребывания в общине
Но все равно привыкнуть было трудно. Взять хотя бы те же имена. После двух-трех дней пребывания новичка в общине, наставники - русские и японцы - символически отбирали старое имя и присваивали новое, как они говорили - отражающее внутреннюю сущность неофита. Волошин с трудом привык отзываться на свое, а оно было одно из самых простых, всего два слога, а были и позаковыристей. Брат Самэ простодушно спросил у Наставника значение своего нового имени. И, получив ответ: «акула», поразился, окончательно уверовал в мудрость Наставника. Акулой - из-за острых неровных зубов, росших, казалось, в два ряда - Мишку Волошина звали в роте, а откуда об этом знать людям, видевшим его впервые?
К каждой группе из четырех человек был прикреплен старший ученик, живший с «младшими братьями» в одной комнате, наставлявший их в ритуалах и распорядке общины. Вообще в общине - ее называли Хаси, «Мост» - царила строгая армейская дисциплина, всегда нравившаяся Мишке. И он истово отдался служению и спасению своей души.
Как объясняли Наставники, Учение возникло из Дзэна и Синто, откуда Учитель Гокуяма взял самое лучшее, объединил и приспособил для нынешнего времени и умов неяпонцев. Брат Самэ не вдавался в тонкости философии, но ревностно исполнял все, что предписано уставом общины. А теперь, став на третьем году новой жизни старшим учеником, следил, чтобы так же точно исполняли все и новички.
Ну вот, через минуту брат Огава, стоявший дневальным с трех до пяти ночи, пять раз ударит в гонг и уйдет спать на четыре часа. А для всех остальных, кроме брата Такэ, стоявшего с часа до трех, начнется новый день. Сначала - часовая служба во славу Учителя, полчаса беседы с Наставником, затем час медитации. В полвосьмого - завтрак: рис и овощи, в восемь - два часа в додзе, где до седьмого пота все будут изучать и шлифовать приемы кэндзюцу, каратэ и дзю-дзюцу. Час отдыха, во время которого продолжается беседа с Наставником - и на работу. Кто-то будет копаться в теплицах или на огородах - в зависимости от сезона, - дающих овощи к столу братьев и сестер, кто-то - рубить дрова, а кто-то - работать в мастерских, собирая мебель на продажу или мастеря холодное оружие для тренировок.
В два часа вновь часовая служба, медитация, в четыре - обед из риса, овощей и рыбы, изредка, правда, дают и мясо. В пять - снова в додзе и еще два часа тренировок. Еще час отдыха - и снова на работу. В десять - еще одна часовая служба и медитация. В полночь - отбой.
Хотя брат Самэ был готов, он все равно вздрогнул, услышав первый звонкий удар гонга. Брат Самэ резко отбросил тонкое одеяло и вскочил. Оделся, заправил постель - все это быстро, с армейской сноровкой, вновь проснувшейся в нем, порыкивая в полголоса на подопечных новичков. Словом, обычное начало обычного дня.
Но продолжился день весьма необычно. После завтрака Наставник Ирука отозвал брата Самэ в сторону, остальным велев присоединиться к группе Наставника Оикадзэ, и повел брата Самэ в ту часть здания, куда, кроме Наставников, остальным вход был запрещен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109