Еще в Морганс-Уоке Ченс видел, как отца постепенно уничтожают бесконечные хлесткие удары ее языка. Он ее за это ненавидел. Конечно, он неизменно отвечал: «Да, мэм. Нет, мэм», но всегда с вызовом, без тени уважения.
Это было давным-давно. Однако сейчас ему казалось, что совсем недавно. Глубоко вздохнув, Ченс отогнал от себя воспоминания и подошел к парадной двери. Он дважды поднял и опустил медное кольцо – ветер заглушал его глухой стук.
Ему открыла Мэксайн, чье удивление сменилось тихой радостью.
– Ченс… Эти два дня я беспрестанно о вас думаю. И вот вы здесь.
Войдя, он взял пышнотелую экономку за обе руки и улыбнулся своему единственному другу.
– Как дела, Мэксайн?
Припухлость вокруг ее глаз свидетельствовала об уже пролитых в горе слезах, а их влажность – о том, что она вот-вот расплачется.
– Временами она бывала очень жестокой, Ченс, но последние дни она так страдала, что я… – Ее подбородок задрожал, и она осеклась. Затем натужно улыбнулась. – Трудно поверить, что ее больше нет. Я постоянно жду, что она меня позовет.
– Я знаю.
Он обвел взглядом переднюю – здесь ничего не изменилось, вплоть до зеленой фарфоровой вазы на круглом столе. Более того, он ощущал присутствие Хэтти, ее извечную враждебность.
– Это несправедливо, Ченс, – прошептала Мэксайн. – Я всегда думала, что, когда вы заново переступите порог этого дома, это будет к добру. А теперь… – Ее голос прервался, а взгляд скользнул в направлении большой гостиной. Ченс мгновенно понял, что Флейм была там.
– Я приехал, чтобы встретиться с миссис Стюарт, Мэксайн.
– Она не захочет вас видеть. – Мэксайн сочувственно покачала головой. – Она строго-настрого наказала, что если вы позвоните или…
– Мэксайн, мне кажется, я слышала…
Флейм остановилась в арочном дверном проеме, и их глаза встретились. Она была в черном платье с длинными рукавами, чрезвычайно простом и элегантном, ее рыжие волосы были забраны в классический пучок. Никаких драгоценностей и минимум косметики. Никогда она еще не казалась ему такой поразительно красивой. Он выпустил руки Мэксайн, которая отступила назад, и оставил без внимания ее виноватый и тревожный взгляд.
– Здравствуй, Флейм.
– Что ты здесь делаешь?
Может быть, по хрипотце в голосе или по складкам, чуть заметно залегшим у рта, Ченс понял, как она устала и что сейчас переживает. Впрочем, он не был в этом уверен. Как бы там ни было, он видел, что она утомлена и, как он надеялся, более податлива.
– Я приехал тебя повидать. – Он отошел от двери, направляясь к Флейм. – Ты по-прежнему моя жена.
– На сей счет с тобой свяжется мой адвокат.
И хотя он ожидал услышать нечто подобное, эти слова, произнесенные вслух, его разозлили.
– Полагаю, под твоим адвокатом подразумевается Бен Кэнон.
– Это имеет значение? – Она тоже была раздражена, но в то же время холодна, как тогда, у него в кабинете. – По какой бы причине ты сюда ни явился, это не играет роли. Пожалуйста, уходи, или тебя вышвырнут вон.
– Почему ты так боишься разговора со мной, Флейм?
– Я не боюсь! – Ее гнев прорвался наружу, но она тут же овладела собой. – Но не собираюсь это доказывать, стоя здесь и выслушивая тебя.
– Ненависть – жутко заразная штука. Ею пронизаны сами стены этого дома.
Он прошел мимо нее в столовую, окинул взглядом знакомую обстановку – рояль черного дерева, викторианские диван и стулья и шелковый коврик на полу с пятном от чая, который он давным-давно разлил.
– Ничего не изменилось, – задумчиво проговорил он, затем обернулся. – Я жил здесь мальчишкой. Хэтти тебе не говорила? – Она как-то настороженно кивнула. – Меня не пускали в гостиную за исключением редких случаев, но я проникал сюда, когда Хэтти не было поблизости. Однажды она застала меня за тем, что я прыгал с рояля, и огрела тростью. Наверно, я это заслужил. Но она не имела права запрещать мне видеться с матерью в течение трех дней. – Ченс помолчал, вспоминая, и его рот искривился в горькой улыбке. – Как ни странно, то, что моя мать была Морган, не имело для Хэтти никакого значения. Я был урожденным Стюартом, и за это она превращала мою жизнь в ад. Если на небесах есть справедливость, то сейчас она сама должна пребывать в аду.
– Уж не следует ли мне тебя пожалеть? – насмешливо отозвалась Флейм, стоявшая в дверном проеме со скрещенными на груди руками, словно бросая вызов. – Не эту ли цель преследовал твой рассказ о бедном затравленном ребенке? Знаешь, что самое печальное, Ченс? – Она приблизилась к нему все с тем же вызывающим видом. – Если бы ты рассказал мне об этом раньше, если бы не лгал, я бы, может, тебе и поверила… Что было бы еще глупее. Думаю, мне следует тебя поблагодарить.
Теперь насторожился он.
– Я совершил ошибку.
– И крупную. Ты использовал меня. Как быстрый и легкий способ получить Морганс-Уок. Я никогда тебе этого не прощу и никогда – не забуду.
– Ты заблуждаешься. Когда мы познакомились, я понятия не имел о том, что ты каким-то образом связана с Хэтти.
– Когда ты это выяснил – до или после нашего знакомства, – не имеет значения. Важно то, что ты ни слова мне не сказал. Наоборот, старательно скрывал.
– Я признаю свою вину. Наверно, я боялся, что ты не поймешь. Хотел, чтобы сначала прошло какое-то время. Но я не лгал, когда признавался тебе в любви.
Она рассмеялась – отрывистым, коротким смехом.
– Не верю. После того что ты сделал, ты являешься сюда, уверяешь меня в своей безграничной любви и думаешь, будто я брошусь к тебе в объятия? Неужели, по-твоему, я настолько глупа и простодушна, что позволю тебе второй раз меня провести?
Ее губы были зловеще сжаты, на подбородке дергался мускул.
– Я надеялся на то, что ты прислушаешься к доводам разума.
– Чьим? Твоим? Меня от тебя тошнит, лгун, ублюдок!
Она повернулась, чтобы уйти, ненавидя его так же сильно, как когда-то любила.
– Перестань, Флейм!
Он схватил ее за руку. Она остановилась, застыв при его прикосновении, и, не говоря ни слова, холодно глядела на его пальцы. После нескольких секунд напряженного молчания он убрал руку.
– Ты заразилась ненавистью, которой пропитан этот дом, правда?
– Не потому ли ты так решительно настроен уничтожить его – это средоточие ненависти – и выстроить на его месте свой грандиозный курорт? – Флейм уловила мимолетное изумление, которое Ченс не успел скрыть при упоминании о предполагаемом курортном комплексе. – Думаешь, я не знаю, что ты собираешься сотворить с Морганс-Уоком и остальной землей, которую купил?
– Каковы бы ни были мои намерения в отношении этой земли, не они привели меня сюда.
– В самом деле? – усмехнулась она. – Другими словами, ты здесь не затем, чтобы меня вернуть? Позволь полюбопытствовать, Ченс. Как ты намеревался убедить меня в необходимости затопить долину и уничтожить Морганс-Уок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Это было давным-давно. Однако сейчас ему казалось, что совсем недавно. Глубоко вздохнув, Ченс отогнал от себя воспоминания и подошел к парадной двери. Он дважды поднял и опустил медное кольцо – ветер заглушал его глухой стук.
Ему открыла Мэксайн, чье удивление сменилось тихой радостью.
– Ченс… Эти два дня я беспрестанно о вас думаю. И вот вы здесь.
Войдя, он взял пышнотелую экономку за обе руки и улыбнулся своему единственному другу.
– Как дела, Мэксайн?
Припухлость вокруг ее глаз свидетельствовала об уже пролитых в горе слезах, а их влажность – о том, что она вот-вот расплачется.
– Временами она бывала очень жестокой, Ченс, но последние дни она так страдала, что я… – Ее подбородок задрожал, и она осеклась. Затем натужно улыбнулась. – Трудно поверить, что ее больше нет. Я постоянно жду, что она меня позовет.
– Я знаю.
Он обвел взглядом переднюю – здесь ничего не изменилось, вплоть до зеленой фарфоровой вазы на круглом столе. Более того, он ощущал присутствие Хэтти, ее извечную враждебность.
– Это несправедливо, Ченс, – прошептала Мэксайн. – Я всегда думала, что, когда вы заново переступите порог этого дома, это будет к добру. А теперь… – Ее голос прервался, а взгляд скользнул в направлении большой гостиной. Ченс мгновенно понял, что Флейм была там.
– Я приехал, чтобы встретиться с миссис Стюарт, Мэксайн.
– Она не захочет вас видеть. – Мэксайн сочувственно покачала головой. – Она строго-настрого наказала, что если вы позвоните или…
– Мэксайн, мне кажется, я слышала…
Флейм остановилась в арочном дверном проеме, и их глаза встретились. Она была в черном платье с длинными рукавами, чрезвычайно простом и элегантном, ее рыжие волосы были забраны в классический пучок. Никаких драгоценностей и минимум косметики. Никогда она еще не казалась ему такой поразительно красивой. Он выпустил руки Мэксайн, которая отступила назад, и оставил без внимания ее виноватый и тревожный взгляд.
– Здравствуй, Флейм.
– Что ты здесь делаешь?
Может быть, по хрипотце в голосе или по складкам, чуть заметно залегшим у рта, Ченс понял, как она устала и что сейчас переживает. Впрочем, он не был в этом уверен. Как бы там ни было, он видел, что она утомлена и, как он надеялся, более податлива.
– Я приехал тебя повидать. – Он отошел от двери, направляясь к Флейм. – Ты по-прежнему моя жена.
– На сей счет с тобой свяжется мой адвокат.
И хотя он ожидал услышать нечто подобное, эти слова, произнесенные вслух, его разозлили.
– Полагаю, под твоим адвокатом подразумевается Бен Кэнон.
– Это имеет значение? – Она тоже была раздражена, но в то же время холодна, как тогда, у него в кабинете. – По какой бы причине ты сюда ни явился, это не играет роли. Пожалуйста, уходи, или тебя вышвырнут вон.
– Почему ты так боишься разговора со мной, Флейм?
– Я не боюсь! – Ее гнев прорвался наружу, но она тут же овладела собой. – Но не собираюсь это доказывать, стоя здесь и выслушивая тебя.
– Ненависть – жутко заразная штука. Ею пронизаны сами стены этого дома.
Он прошел мимо нее в столовую, окинул взглядом знакомую обстановку – рояль черного дерева, викторианские диван и стулья и шелковый коврик на полу с пятном от чая, который он давным-давно разлил.
– Ничего не изменилось, – задумчиво проговорил он, затем обернулся. – Я жил здесь мальчишкой. Хэтти тебе не говорила? – Она как-то настороженно кивнула. – Меня не пускали в гостиную за исключением редких случаев, но я проникал сюда, когда Хэтти не было поблизости. Однажды она застала меня за тем, что я прыгал с рояля, и огрела тростью. Наверно, я это заслужил. Но она не имела права запрещать мне видеться с матерью в течение трех дней. – Ченс помолчал, вспоминая, и его рот искривился в горькой улыбке. – Как ни странно, то, что моя мать была Морган, не имело для Хэтти никакого значения. Я был урожденным Стюартом, и за это она превращала мою жизнь в ад. Если на небесах есть справедливость, то сейчас она сама должна пребывать в аду.
– Уж не следует ли мне тебя пожалеть? – насмешливо отозвалась Флейм, стоявшая в дверном проеме со скрещенными на груди руками, словно бросая вызов. – Не эту ли цель преследовал твой рассказ о бедном затравленном ребенке? Знаешь, что самое печальное, Ченс? – Она приблизилась к нему все с тем же вызывающим видом. – Если бы ты рассказал мне об этом раньше, если бы не лгал, я бы, может, тебе и поверила… Что было бы еще глупее. Думаю, мне следует тебя поблагодарить.
Теперь насторожился он.
– Я совершил ошибку.
– И крупную. Ты использовал меня. Как быстрый и легкий способ получить Морганс-Уок. Я никогда тебе этого не прощу и никогда – не забуду.
– Ты заблуждаешься. Когда мы познакомились, я понятия не имел о том, что ты каким-то образом связана с Хэтти.
– Когда ты это выяснил – до или после нашего знакомства, – не имеет значения. Важно то, что ты ни слова мне не сказал. Наоборот, старательно скрывал.
– Я признаю свою вину. Наверно, я боялся, что ты не поймешь. Хотел, чтобы сначала прошло какое-то время. Но я не лгал, когда признавался тебе в любви.
Она рассмеялась – отрывистым, коротким смехом.
– Не верю. После того что ты сделал, ты являешься сюда, уверяешь меня в своей безграничной любви и думаешь, будто я брошусь к тебе в объятия? Неужели, по-твоему, я настолько глупа и простодушна, что позволю тебе второй раз меня провести?
Ее губы были зловеще сжаты, на подбородке дергался мускул.
– Я надеялся на то, что ты прислушаешься к доводам разума.
– Чьим? Твоим? Меня от тебя тошнит, лгун, ублюдок!
Она повернулась, чтобы уйти, ненавидя его так же сильно, как когда-то любила.
– Перестань, Флейм!
Он схватил ее за руку. Она остановилась, застыв при его прикосновении, и, не говоря ни слова, холодно глядела на его пальцы. После нескольких секунд напряженного молчания он убрал руку.
– Ты заразилась ненавистью, которой пропитан этот дом, правда?
– Не потому ли ты так решительно настроен уничтожить его – это средоточие ненависти – и выстроить на его месте свой грандиозный курорт? – Флейм уловила мимолетное изумление, которое Ченс не успел скрыть при упоминании о предполагаемом курортном комплексе. – Думаешь, я не знаю, что ты собираешься сотворить с Морганс-Уоком и остальной землей, которую купил?
– Каковы бы ни были мои намерения в отношении этой земли, не они привели меня сюда.
– В самом деле? – усмехнулась она. – Другими словами, ты здесь не затем, чтобы меня вернуть? Позволь полюбопытствовать, Ченс. Как ты намеревался убедить меня в необходимости затопить долину и уничтожить Морганс-Уок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117