Любовь – это химическая реакция. Между двумя людьми либо что-то происходит, либо нет.
– Ты говоришь о любви или о внезапной нахлынувшей страсти? Впрочем, это не имеет значения. – Флейм пожала плечами. – И то и другое способно здорово задеть. – У нее был слишком богатый опыт, чтобы доверять своим ощущениям. – По-моему, гораздо безопаснее сначала присмотреться и проверить. Это избавит от лишней боли.
– Осторожнее, дорогая. Мне кажется, что не стоит ковыряться в своих старых ранах.
– Я их припудрю, – ответила она и огляделась вокруг, вновь поразившись обилию орхидей. – Что же мне с ними делать? – спросила она вслух сама себя.
– Радоваться им, дорогая, – посоветовал Эллери. – Просто радоваться.
Флейм бросила на него насмешливо-грустный взгляд.
– Знаешь, Эллери, я почти уверена, что ты романтик, маскирующийся под циника.
Он улыбнулся и лукаво ей подмигнул.
– Точь-в-точь как ты.
Она рассмеялась, инстинктивно отрицая это. Но Эллери не обратил на ее смех никакого внимания и вышел. Она шутливо-сердито покачала головой и, повернувшись к ближайшей вазе с орхидеями, вдохнула нежный аромат, на ее лице отразилась легкая грусть по утраченным иллюзиям.
Она продолжала сжимать в руке карточку Ченса.
7
Фонари, висевшие на столбах кованых ворот с узорчатой решеткой, освещали подъезд к оперному театру «Уор-Мемориал». Его стрельчатые окна сияли огнями, возвещая миру об открытии осеннего сезона. Шикарные лимузины стояли в ряд по всей Ван-Несс-авеню, в то время как их хозяева, сливки общества, собрались в театре.
Это культурное событие означало, что светский сезон в Сан-Франциско начался. Кто что-то значил или претендовал на то, чтобы что-то значить, пожаловал на спектакль. Все пришли себя показать и на других посмотреть – к вящему восторгу всех модельеров мира.
Шелк от Райбса в ансамбле с тафтой от Унгаро, бархат от Валентина – с наброшенным на плечи атласом от Сен-Лорана. Все это сочеталось со сверканием бриллиантов, мерцанием рубинов и сапфиров и искристостью изумрудов, украшавших пальцы, запястья, шеи и уши любителей оперы.
Когда Флейм появилась под руку с Ченсом Стюартом, тут же были отмечены вниманием ее высокая прическа, гроздевидные бриллиантовые серьги, узкое декольтированное платье от де ла Рента – расшитый бисером шелковый креп, поверх которого было надето болеро с длинными рукавами и подбитыми плечами.
Однако всеобщий интерес возбуждал ее кавалер – облаченный в черный вечерний костюм темноволосый красавец с ярко-синими глазами и дерзкой насмешливой улыбкой. На какой-то момент Флейм превратилась в объект завистливых взглядов. И эти взгляды доставляли ей удовольствие.
Сверкнула фотовспышка, на мгновение ослепив Флейм. Прикрыв рукой глаза, она быстро заморгала.
– Наверно, у меня теперь будет рябить в глазах целый вечер после того, как мы прошли сквозь строй фотографов у входа.
– Их можно понять – любой фотограф не прочь обогатить свою частную коллекцию вашим снимком, – пропел Ченс, нежно глядя на нее.
В ответ на это лестное, но неверное замечание она иронически улыбнулась.
– Мне кажется, их в большей степени интересовал мой дьявольски красивый спутник.
– Дьявольски… Значит, таким я вам представляюсь? – На его щеках появилось некое подобие ямочек, свидетельствовавших о том, что он вот-вот собирается улыбнуться.
– Недавно я прочла о вас в газетах… Пишут, что сам дьявол посылает вам удачу… А когда видишь вашу улыбку, рождающую самые греховные мысли, напрашивается предположение – уж не сменили ли вы рога и хвост на черный смокинг.
Он посмотрел ей в глаза полным нежности взглядом, словно отгородившим их обоих от всего вокруг.
– Может быть, это и есть объяснение.
– Чему? – У нее неожиданно перехватило дыхание.
– Дьявола всегда влечет к огню, и чем он жарче – тем сильнее. – Его губы изогнулись в улыбке. – Сегодняшний вечер может обернуться черт знает чем.
– Флейм, дорогая! – от толпы отделилась Жаки Ван Клив.
Флейм отвернулась от Ченса, взволнованная его многозначительной репликой больше, чем сама себе в том признавалась, и сосредоточила внимание на журналистке светской хроники, одетой в несколько вызывающее шелковое платье: черный с розовым цветочек и турнюр сзади – по мнению Флейм, этот туалет как нельзя более подходил к Жаки – сплетнице с острым язычком.
– Я была разочарована вашим отсутствием на ужине у Гилда перед началом спектакля. Эллери уверил меня, что сегодня вечером вы будете здесь. Разумеется, сейчас нет нужды объяснять, в чем дело. Я все поняла, – заявила Жаки, повернувшись к Ченсу. – Добро пожаловать в наш город снова.
– Жаки, – оделив ее одной из своих особых улыбок, он почтительно склонил голову, – сегодня вы чертовски проницательны.
Она рассмеялась, большие кольца, свисающие у нее из ушей, покачивались в такт ее движениям.
– Что я могу сказать? Меня притянуло назад, как мотылька на огонь, – ответил он, переведя взгляд на Флейм. Яркий блеск его глаз, как и произнесенные слова, указывали на то, что причиной его возвращения была она.
Флейм пыталась скрыть, как она счастлива, пыталась умерить свои ожидания. Она боролась с собой всю неделю. Но это оказалось нелегко, особенно сейчас, когда она была с ним и близость его волновала ее так же, как и в первый раз.
– Вижу, что вы не зря заслужили репутацию человека, умеющего взять быка за рога, – полушепотом заметила Жаки.
– А разве можно чего-нибудь добиться выжиданием удобного случая? – мягко возразил Ченс. – Как по-вашему?
– Нет, нельзя, – согласилась она, окинув журналистским глазом сверкающую драгоценностями публику. – Таскают на себе прямо-таки каменные глыбы, верно? Впрочем, сразу можно определить, где натуральные украшения, а где – нет. Надо лишь поискать глазами, есть ли рядом дюжий телохранитель с едва оттопыренным карманом. – Улыбнувшись, она помолчала. – Я вспоминаю один элитный благотворительный бал для избранных в Далласе. Там была женщина, буквально сверху донизу увешанная бриллиантами. Я сделала осторожное замечание, что, по-моему, она перестаралась. В ответ эта прелестная техасская барышня пропела со своим протяжным акцентом: «Жаки, дорогая, когда речь идет о бриллиантах, «меньше» не всегда означает «лучше». Судя по сегодняшней публике, эта истина вполне универсальна. Смотрите-ка, – она тронула Флейм за руку выше локтя, указывая на изящную блондинку у окна, одетую в шедевр от Лакруа – сплошную шифоновую пену, – Сандра Хэлси. Какое на ней божественное платье!
– Да, действительно, – отозвалась Флейм.
– Оно было доставлено на «конкорде» специально для этого случая. Можете себе представить, во что ей обошелся этот наряд, – заявила Жаки и замолчала, плотно сжав губы и всем своим видом выражая неодобрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Ты говоришь о любви или о внезапной нахлынувшей страсти? Впрочем, это не имеет значения. – Флейм пожала плечами. – И то и другое способно здорово задеть. – У нее был слишком богатый опыт, чтобы доверять своим ощущениям. – По-моему, гораздо безопаснее сначала присмотреться и проверить. Это избавит от лишней боли.
– Осторожнее, дорогая. Мне кажется, что не стоит ковыряться в своих старых ранах.
– Я их припудрю, – ответила она и огляделась вокруг, вновь поразившись обилию орхидей. – Что же мне с ними делать? – спросила она вслух сама себя.
– Радоваться им, дорогая, – посоветовал Эллери. – Просто радоваться.
Флейм бросила на него насмешливо-грустный взгляд.
– Знаешь, Эллери, я почти уверена, что ты романтик, маскирующийся под циника.
Он улыбнулся и лукаво ей подмигнул.
– Точь-в-точь как ты.
Она рассмеялась, инстинктивно отрицая это. Но Эллери не обратил на ее смех никакого внимания и вышел. Она шутливо-сердито покачала головой и, повернувшись к ближайшей вазе с орхидеями, вдохнула нежный аромат, на ее лице отразилась легкая грусть по утраченным иллюзиям.
Она продолжала сжимать в руке карточку Ченса.
7
Фонари, висевшие на столбах кованых ворот с узорчатой решеткой, освещали подъезд к оперному театру «Уор-Мемориал». Его стрельчатые окна сияли огнями, возвещая миру об открытии осеннего сезона. Шикарные лимузины стояли в ряд по всей Ван-Несс-авеню, в то время как их хозяева, сливки общества, собрались в театре.
Это культурное событие означало, что светский сезон в Сан-Франциско начался. Кто что-то значил или претендовал на то, чтобы что-то значить, пожаловал на спектакль. Все пришли себя показать и на других посмотреть – к вящему восторгу всех модельеров мира.
Шелк от Райбса в ансамбле с тафтой от Унгаро, бархат от Валентина – с наброшенным на плечи атласом от Сен-Лорана. Все это сочеталось со сверканием бриллиантов, мерцанием рубинов и сапфиров и искристостью изумрудов, украшавших пальцы, запястья, шеи и уши любителей оперы.
Когда Флейм появилась под руку с Ченсом Стюартом, тут же были отмечены вниманием ее высокая прическа, гроздевидные бриллиантовые серьги, узкое декольтированное платье от де ла Рента – расшитый бисером шелковый креп, поверх которого было надето болеро с длинными рукавами и подбитыми плечами.
Однако всеобщий интерес возбуждал ее кавалер – облаченный в черный вечерний костюм темноволосый красавец с ярко-синими глазами и дерзкой насмешливой улыбкой. На какой-то момент Флейм превратилась в объект завистливых взглядов. И эти взгляды доставляли ей удовольствие.
Сверкнула фотовспышка, на мгновение ослепив Флейм. Прикрыв рукой глаза, она быстро заморгала.
– Наверно, у меня теперь будет рябить в глазах целый вечер после того, как мы прошли сквозь строй фотографов у входа.
– Их можно понять – любой фотограф не прочь обогатить свою частную коллекцию вашим снимком, – пропел Ченс, нежно глядя на нее.
В ответ на это лестное, но неверное замечание она иронически улыбнулась.
– Мне кажется, их в большей степени интересовал мой дьявольски красивый спутник.
– Дьявольски… Значит, таким я вам представляюсь? – На его щеках появилось некое подобие ямочек, свидетельствовавших о том, что он вот-вот собирается улыбнуться.
– Недавно я прочла о вас в газетах… Пишут, что сам дьявол посылает вам удачу… А когда видишь вашу улыбку, рождающую самые греховные мысли, напрашивается предположение – уж не сменили ли вы рога и хвост на черный смокинг.
Он посмотрел ей в глаза полным нежности взглядом, словно отгородившим их обоих от всего вокруг.
– Может быть, это и есть объяснение.
– Чему? – У нее неожиданно перехватило дыхание.
– Дьявола всегда влечет к огню, и чем он жарче – тем сильнее. – Его губы изогнулись в улыбке. – Сегодняшний вечер может обернуться черт знает чем.
– Флейм, дорогая! – от толпы отделилась Жаки Ван Клив.
Флейм отвернулась от Ченса, взволнованная его многозначительной репликой больше, чем сама себе в том признавалась, и сосредоточила внимание на журналистке светской хроники, одетой в несколько вызывающее шелковое платье: черный с розовым цветочек и турнюр сзади – по мнению Флейм, этот туалет как нельзя более подходил к Жаки – сплетнице с острым язычком.
– Я была разочарована вашим отсутствием на ужине у Гилда перед началом спектакля. Эллери уверил меня, что сегодня вечером вы будете здесь. Разумеется, сейчас нет нужды объяснять, в чем дело. Я все поняла, – заявила Жаки, повернувшись к Ченсу. – Добро пожаловать в наш город снова.
– Жаки, – оделив ее одной из своих особых улыбок, он почтительно склонил голову, – сегодня вы чертовски проницательны.
Она рассмеялась, большие кольца, свисающие у нее из ушей, покачивались в такт ее движениям.
– Что я могу сказать? Меня притянуло назад, как мотылька на огонь, – ответил он, переведя взгляд на Флейм. Яркий блеск его глаз, как и произнесенные слова, указывали на то, что причиной его возвращения была она.
Флейм пыталась скрыть, как она счастлива, пыталась умерить свои ожидания. Она боролась с собой всю неделю. Но это оказалось нелегко, особенно сейчас, когда она была с ним и близость его волновала ее так же, как и в первый раз.
– Вижу, что вы не зря заслужили репутацию человека, умеющего взять быка за рога, – полушепотом заметила Жаки.
– А разве можно чего-нибудь добиться выжиданием удобного случая? – мягко возразил Ченс. – Как по-вашему?
– Нет, нельзя, – согласилась она, окинув журналистским глазом сверкающую драгоценностями публику. – Таскают на себе прямо-таки каменные глыбы, верно? Впрочем, сразу можно определить, где натуральные украшения, а где – нет. Надо лишь поискать глазами, есть ли рядом дюжий телохранитель с едва оттопыренным карманом. – Улыбнувшись, она помолчала. – Я вспоминаю один элитный благотворительный бал для избранных в Далласе. Там была женщина, буквально сверху донизу увешанная бриллиантами. Я сделала осторожное замечание, что, по-моему, она перестаралась. В ответ эта прелестная техасская барышня пропела со своим протяжным акцентом: «Жаки, дорогая, когда речь идет о бриллиантах, «меньше» не всегда означает «лучше». Судя по сегодняшней публике, эта истина вполне универсальна. Смотрите-ка, – она тронула Флейм за руку выше локтя, указывая на изящную блондинку у окна, одетую в шедевр от Лакруа – сплошную шифоновую пену, – Сандра Хэлси. Какое на ней божественное платье!
– Да, действительно, – отозвалась Флейм.
– Оно было доставлено на «конкорде» специально для этого случая. Можете себе представить, во что ей обошелся этот наряд, – заявила Жаки и замолчала, плотно сжав губы и всем своим видом выражая неодобрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117