Вот почему меня интересует твое мнение об этом манто.
Просьба не выходила за рамки обычного. Мальком и раньше консультировался с ней в подобных вопросах, говоря, что она представляет сразу два слоя его клиентуры – деловых женщин и светских львиц.
Ее интерес возрос, когда вслед за Малькомом она приблизилась к небольшому столу для совещаний. На одном из стульев лежала темная шубка.
Мальком поднял ее и набросил на руку, чтобы Флейм могла внимательно ее рассмотреть. Как только Флейм увидела темное, почти черное манто с длинными запашными полами, у нее перехватило дыхание.
– Мальком, это просто изумительно, – выдохнула она и, ощупав мех, устремила на него понимающий взгляд. – Это соболь, да?
– Да, русский соболь. Примерь.
Флейм не надо было уговаривать, она повернулась к Малькому спиной, позволив ему помочь ей облачиться в манто. Проведя ладонями по стоячему воротничку и полочке – ее пальцы скользили, утопая в ворсе, – она пришла к выводу, что подобное чувственное ощущение рождает только прикосновение к меху – мягкому, шелковистому и такому роскошному. Ничто другое не позволяет женщине ощутить себя до такой степени женщиной, элегантной и такой невероятно соблазнительной.
Она порывисто повернулась к Малькому.
– Потрясающе!
– На тебе – да.
Он произнес это довольно спокойно, однако огонь в глазах вполне выражал его чувства. Она отвернулась, зная, что не должна выказывать восторга, который, однако, сделал ее беспечной. Она плотно завернулась в манто, утопив пальцы в его глубоком меху.
– У меня есть предложение. – Она почувствовала у себя на плечах его руки. – Почему бы тебе не надеть эту шубу в оперу в пятницу вечером?
После мгновенного искушения она с сожалением вздохнула.
– Не могу. Это было бы нечестно по отношению к тебе, – сказала она, решительно тряхнув головой.
Она заметила, что он тихонько привлек ее к себе, только тогда, когда ощутила теплое дыхание около уха. Ей бы отстраниться, но она этого не сделала.
– По отношению ко мне? Поверь, что это – более чем честно. – Он говорил полушепотом, ласково. – Ты рождена для таких вещей, Флейм.
Он прикоснулся губами к ее волосам, и она почувствовала их чуть щекочущее скольжение к шее.
Инстинктивно она повернула голову.
– Не надо.
Однако протест прозвучал еле слышно, так как его рот уже отыскал ее мочку, и от неожиданного прикосновения она безудержно задрожала.
Флейм и не знала, до какой степени она уязвима, податлива. В минувшие выходные ей не следовало столько времени оставаться одной, предаваясь воспоминаниям и размышлениям о своей отчаянной потребности в любви и о том, что нет звука более одинокого, чем смех, который слышит только смеющийся, и победы более ничтожной, чем та, что празднует только победитель.
Независимости, когда никого нет рядом, не бывает; бывает лишь одиночество. Прикосновение рук Малькома, ощущение его нежных губ вновь напомнили ей обо всем этом.
– Я хочу тебя, Флейм. – Он горячо дышал ей в шею. – Хочу с того самого момента, когда пять лет назад ты вошла в этот кабинет. Тогда же я поклялся, что ты будешь моей. Ты моя, Флейм. Пора это признать.
Она поняла, что созрела. Да и Мальком так все идеально обставил – вино, обед, легкая беседа и соболья шуба, напомнившая о том, что она женщина, не чуждая обычных женских слабостей.
Но можно ли ему доверять? О ней ли он печется? Или подобно Рику стремится удовлетворить лишь свои желания?
Его руки скользнули вниз по меховым рукавам, он обнял ее, продолжая мучительно сладко ласкать ее ухо и щеку. Но она откликалась не столько на эти ласки, сколько на те нежности, что он нашептывал.
– Разве я не показал тебе, как все может быть между нами? Тихие ужины. Интимные вечера вдвоем. Это будет восхитительно, Флейм, стоит только тебе согласиться.
Она колебалась не более доли секунды.
– Нет, – сказала она и затем более решительно: – Нет.
Сделав шаг, она высвободилась из его объятий, еще два шага – и между ними образовалась расстояние.
Она торопливо сняла манто и, повернувшись, протянула его Малькому; она держалась абсолютно прямо, чтобы скрыть страшную внутреннюю дрожь.
– Шуба прелестна, Мальком, но условия, на которых она предлагается, мне кажутся неприемлемыми.
– Минуту назад ты ничего против них не имела, – напомнил он с довольным блеском в глазах.
Флейм нечего было возразить, а потому она оставила эти слова без ответа.
– Мы через это уже проходили. – Он отказался взять у нее шубу, и она бросила ее на спинку ближайшего стула. – Я не буду вашей любовницей, – сухо проговорила она. – Не позволю использовать себя подобным образом.
– Ты не позволишь себя использовать! – Вспыхнувший в нем гнев еще сильнее утяжелил его черты. – Что ты о себе возомнила, черт побери?! Без меня ты никто, одна из многих благородных девиц, у которых за душой нет ничего, кроме гордыни. Твоя работа, зарплата, вице-президентство, вся твоя так называемая карьера – моих рук дело, от начала и до конца!
Она поняла, что оттолкнула его от себя слишком резко. Но пути назад – даже при всем ее желании – уже не было.
– Я никогда не просила вас об одолжениях, Мальком.
– Однако быстренько их принимала. Я купил тебя уже десять раз.
– Когда вы изъявили желание, чтобы я распоряжалась счетом Пауэлла, я ясно дала понять, чтобы вы не рассчитывали на что-либо большее. Иначе нам не о чем говорить. Я дала тогда слово, что ваш счет станет для меня проблемой номер один. Так оно и было. Я мчусь к вам, когда бы вы ни позвонили. Но только по делу! Запомните, пожалуйста, что единственное место, куда я никогда не мчалась и не помчусь, так это ваша постель.
Его улыбку никак нельзя было назвать приятной.
– Даже если это будет означать, что ты лишишься счета Пауэлла… и всех прочих счетов, которыми управляешь благодаря мне? Я открыл для тебя двери многих корпораций, Флейм, и могу так же легко их закрыть – раз и навсегда.
– Это ультиматум, Мальком? – Тонкая нить, сдерживавшая ее гнев, порвалась. – Вы хотите сказать, что, если я не буду с вами спать, вы загубите мою карьеру? Неужели вы желаете меня до такой степени, что вам безразлично, буду ли я испытывать чувство ненависти, лежа в ваших объятиях, или нет? Ненависть, вы этого добиваетесь?
– Нет, черт побери, не этого!
Он отвернулся, проведя рукой по своей серебристой гриве.
Флейм наблюдала за ним, внутри у нее все кровоточило, она дрожала от обиды и гнева.
Она резко повернулась на каблуках и решительной походкой направилась к стулу с высокой спинкой, стоявшему около стола.
Взяв портфель, она двинулась к двери. Там ее уже ждал Мальком.
Она остановилась на расстоянии вытянутой руки.
– Честно признаться, я не считаю, чтобы у вас могли быть претензии к моей работе, Мальком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Просьба не выходила за рамки обычного. Мальком и раньше консультировался с ней в подобных вопросах, говоря, что она представляет сразу два слоя его клиентуры – деловых женщин и светских львиц.
Ее интерес возрос, когда вслед за Малькомом она приблизилась к небольшому столу для совещаний. На одном из стульев лежала темная шубка.
Мальком поднял ее и набросил на руку, чтобы Флейм могла внимательно ее рассмотреть. Как только Флейм увидела темное, почти черное манто с длинными запашными полами, у нее перехватило дыхание.
– Мальком, это просто изумительно, – выдохнула она и, ощупав мех, устремила на него понимающий взгляд. – Это соболь, да?
– Да, русский соболь. Примерь.
Флейм не надо было уговаривать, она повернулась к Малькому спиной, позволив ему помочь ей облачиться в манто. Проведя ладонями по стоячему воротничку и полочке – ее пальцы скользили, утопая в ворсе, – она пришла к выводу, что подобное чувственное ощущение рождает только прикосновение к меху – мягкому, шелковистому и такому роскошному. Ничто другое не позволяет женщине ощутить себя до такой степени женщиной, элегантной и такой невероятно соблазнительной.
Она порывисто повернулась к Малькому.
– Потрясающе!
– На тебе – да.
Он произнес это довольно спокойно, однако огонь в глазах вполне выражал его чувства. Она отвернулась, зная, что не должна выказывать восторга, который, однако, сделал ее беспечной. Она плотно завернулась в манто, утопив пальцы в его глубоком меху.
– У меня есть предложение. – Она почувствовала у себя на плечах его руки. – Почему бы тебе не надеть эту шубу в оперу в пятницу вечером?
После мгновенного искушения она с сожалением вздохнула.
– Не могу. Это было бы нечестно по отношению к тебе, – сказала она, решительно тряхнув головой.
Она заметила, что он тихонько привлек ее к себе, только тогда, когда ощутила теплое дыхание около уха. Ей бы отстраниться, но она этого не сделала.
– По отношению ко мне? Поверь, что это – более чем честно. – Он говорил полушепотом, ласково. – Ты рождена для таких вещей, Флейм.
Он прикоснулся губами к ее волосам, и она почувствовала их чуть щекочущее скольжение к шее.
Инстинктивно она повернула голову.
– Не надо.
Однако протест прозвучал еле слышно, так как его рот уже отыскал ее мочку, и от неожиданного прикосновения она безудержно задрожала.
Флейм и не знала, до какой степени она уязвима, податлива. В минувшие выходные ей не следовало столько времени оставаться одной, предаваясь воспоминаниям и размышлениям о своей отчаянной потребности в любви и о том, что нет звука более одинокого, чем смех, который слышит только смеющийся, и победы более ничтожной, чем та, что празднует только победитель.
Независимости, когда никого нет рядом, не бывает; бывает лишь одиночество. Прикосновение рук Малькома, ощущение его нежных губ вновь напомнили ей обо всем этом.
– Я хочу тебя, Флейм. – Он горячо дышал ей в шею. – Хочу с того самого момента, когда пять лет назад ты вошла в этот кабинет. Тогда же я поклялся, что ты будешь моей. Ты моя, Флейм. Пора это признать.
Она поняла, что созрела. Да и Мальком так все идеально обставил – вино, обед, легкая беседа и соболья шуба, напомнившая о том, что она женщина, не чуждая обычных женских слабостей.
Но можно ли ему доверять? О ней ли он печется? Или подобно Рику стремится удовлетворить лишь свои желания?
Его руки скользнули вниз по меховым рукавам, он обнял ее, продолжая мучительно сладко ласкать ее ухо и щеку. Но она откликалась не столько на эти ласки, сколько на те нежности, что он нашептывал.
– Разве я не показал тебе, как все может быть между нами? Тихие ужины. Интимные вечера вдвоем. Это будет восхитительно, Флейм, стоит только тебе согласиться.
Она колебалась не более доли секунды.
– Нет, – сказала она и затем более решительно: – Нет.
Сделав шаг, она высвободилась из его объятий, еще два шага – и между ними образовалась расстояние.
Она торопливо сняла манто и, повернувшись, протянула его Малькому; она держалась абсолютно прямо, чтобы скрыть страшную внутреннюю дрожь.
– Шуба прелестна, Мальком, но условия, на которых она предлагается, мне кажутся неприемлемыми.
– Минуту назад ты ничего против них не имела, – напомнил он с довольным блеском в глазах.
Флейм нечего было возразить, а потому она оставила эти слова без ответа.
– Мы через это уже проходили. – Он отказался взять у нее шубу, и она бросила ее на спинку ближайшего стула. – Я не буду вашей любовницей, – сухо проговорила она. – Не позволю использовать себя подобным образом.
– Ты не позволишь себя использовать! – Вспыхнувший в нем гнев еще сильнее утяжелил его черты. – Что ты о себе возомнила, черт побери?! Без меня ты никто, одна из многих благородных девиц, у которых за душой нет ничего, кроме гордыни. Твоя работа, зарплата, вице-президентство, вся твоя так называемая карьера – моих рук дело, от начала и до конца!
Она поняла, что оттолкнула его от себя слишком резко. Но пути назад – даже при всем ее желании – уже не было.
– Я никогда не просила вас об одолжениях, Мальком.
– Однако быстренько их принимала. Я купил тебя уже десять раз.
– Когда вы изъявили желание, чтобы я распоряжалась счетом Пауэлла, я ясно дала понять, чтобы вы не рассчитывали на что-либо большее. Иначе нам не о чем говорить. Я дала тогда слово, что ваш счет станет для меня проблемой номер один. Так оно и было. Я мчусь к вам, когда бы вы ни позвонили. Но только по делу! Запомните, пожалуйста, что единственное место, куда я никогда не мчалась и не помчусь, так это ваша постель.
Его улыбку никак нельзя было назвать приятной.
– Даже если это будет означать, что ты лишишься счета Пауэлла… и всех прочих счетов, которыми управляешь благодаря мне? Я открыл для тебя двери многих корпораций, Флейм, и могу так же легко их закрыть – раз и навсегда.
– Это ультиматум, Мальком? – Тонкая нить, сдерживавшая ее гнев, порвалась. – Вы хотите сказать, что, если я не буду с вами спать, вы загубите мою карьеру? Неужели вы желаете меня до такой степени, что вам безразлично, буду ли я испытывать чувство ненависти, лежа в ваших объятиях, или нет? Ненависть, вы этого добиваетесь?
– Нет, черт побери, не этого!
Он отвернулся, проведя рукой по своей серебристой гриве.
Флейм наблюдала за ним, внутри у нее все кровоточило, она дрожала от обиды и гнева.
Она резко повернулась на каблуках и решительной походкой направилась к стулу с высокой спинкой, стоявшему около стола.
Взяв портфель, она двинулась к двери. Там ее уже ждал Мальком.
Она остановилась на расстоянии вытянутой руки.
– Честно признаться, я не считаю, чтобы у вас могли быть претензии к моей работе, Мальком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117