– спросил Адамберг.
– Правда. Добившись успеха, Расин сбросил с трона старого драматурга. Они ненавидели друг друга. Ретанкур выбирает Корнеля и указывает на его врага – Расина. То есть Вейренка. Поэтому она и заговорила стихами, чтобы навести вас на мысль о Вейренке.
– Действительно, я сразу о нем подумал. Я только не понял, снился он ей или просто она от него заразилась.
Адамберг поднял стекло и пристегнул ремень безопасности.
– Давайте я сам сначала с ним поговорю, – сказал он, заводя мотор.
LIX
Вейренк быстро шел на поправку. Откинувшись на подушки, он сидел на кровати в одних шортах, подогнув одну ногу под себя и вытянув другую. Он смотрел, как Адамберг, скрестив руки, ходит взад-вперед по палате.
– Вам что, трудно вставать? – спросил Адамберг.
– Тут потянет, там пожжет, не более того.
– Вы можете ходить, водить машину?
– Думаю, да.
– Хорошо.
– Ну что же, господин, я вижу – пробил час
И отблеск тайны лег издалека на вас.
– Вы правы, Вейренк. Убийца Элизабет, Паскалины, Диалы, Пайки и бригадира Грималя, преступник, который осквернил могилы, чуть было не отправил на тот свет Ретанкур, искромсал трех оленей и кота и опустошил раку с мощами – не женщина. А мужчина.
– Это что, просто интуиция? Или в деле появились новые элементы?
– Что вы понимаете под «элементами»?
– Улики.
– Пока нет. Но я знаю, что этот человек знал достаточно про ангела смерти, чтобы пустить нас по ее следу, направить следствие в нужную ему сторону и привести его прямиком к пропасти, в то время как он преспокойно делал свое дело на стороне.
Вейренк прищурился, потянулся за сигаретами.
– Расследование шло ко дну, – продолжал Адамберг, – женщины гибли, и я тонул вместе с ними. Блестящая месть. Можно? – кивнул он на сигареты.
Вейренк протянул ему пачку и зажег две сигареты. Адамберг проследил за движением его руки. Ни дрожи, ни тревоги.
– И этот человек работает у нас, в уголовном розыске.
Вейренк запустил руку в свою тигриную шевелюру, выдохнул дым и поднял на Адамберга изумленный взгляд.
– Но у нас нет против него ни единого более или менее осязаемого элемента. У меня связаны руки. Что скажете, Вейренк?
Лейтенант стряхнул пепел в ладонь, и Адамберг пододвинул ему пепельницу.
– Пока ему вослед бросали мы суда,
Решив, что за морем он канул без следа,
Он рядом с нами был, и в этом – вся беда.
– Именно. Какой триумф, не правда ли? Умница, заморочивший голову двадцати семи дуракам.
– Вы, надеюсь, не имеете в виду Ноэля? Я плохо его знаю, но я не согласен. Ноэль агрессивен, но он не агрессор.
Адамберг покачал головой.
– Про кого же вы думаете?
– Я думаю про то, что сказала Ретанкур, выйдя из тумана.
– Ну наконец-то, – улыбнулся Вейренк. – Вы имеете в виду два стиха из «Горация»?
– Откуда вы знаете, что она процитировала?
– Я часто справляюсь о ней. Мне Лавуазье сказал.
– Для новичка вы необыкновенно предупредительны.
– Ретанкур – моя напарница.
– Мне кажется, Ретанкур из последних сил пыталась указать мне на убийцу.
– Мой господин, к чему вся эта речь?
Чтоб с запозданьем смысл из этих слов извлечь?
Их сутью пренебречь и тем беду предречь?
– Ну а вы, Вейренк, поняли, в чем смысл?
– Нет, – сказал Вейренк, отводя глаза, чтобы стряхнуть пепел. – Что вы собираетесь делать?
– Ничего особенного. Я собираюсь подождать преступника там, куда он придет. Время не терпит, он знает, что Ретанкур скоро заговорит. У него мало времени – не больше недели, учитывая, что Виолетта поправляется со страшной скоростью. Убийце надо во что бы то ни стало приготовить свою смесь до того, как ему отрежут все пути к вечной жизни. Мы отдадим ему на заклание Франсину, сделав вид, что сняли охрану.
– Классический ход, – прокомментировал Вейренк.
– В забеге на короткие дистанции нет ничего необыкновенного. Два парня несутся бок о бок по беговой дорожке, и побеждает самый быстрый. Вот и все. И тем не менее уже несколько тысячелетий миллионы парней все бегут и бегут. Тут то же самое. Он бежит, и я бегу. Я ничего нового не собираюсь придумывать, просто убийце надо помешать прийти к финишу раньше нас.
– Но он наверняка подозревает, какую ловушку мы ему расставим.
– Конечно. Но он все равно побежит, у него, как и у меня, нет выбора. Он тоже не собирается оригинальничать, ему надо добиться успеха, и чем примитивнее наша ловушка, тем меньше убийца будет ее опасаться.
– Почему?
– Он, как и вы, считает, что я придумаю нечто позаковыристей.
– Понимаю, – согласился Вейренк. – Если вы идете примитивным путем, то, значит, вернете Франсину домой? Под незаметным эскортом?
– Нет. Никому не придет в голову, что Франсина вернется на ферму по собственной воле.
– Куда же вы ее денете? В гостиницу в Эвре? Спровоцируете утечку информации?
– Не совсем так. Я выберу надежное место, которое преступник сможет легко вычислить сам, если у него есть хоть одна извилина. А у него она есть, и не одна.
Вейренк задумался.
– Место, известное вам, – начал он рассуждать вслух, – место, которое не напугает Франсину и где вы сможете организовать охрану, не прибегая к помощи полицейских.
– Например?
– Гостиница в Аронкуре.
– Видите, как все просто. В Аронкуре, где все началось, под защитой Робера и Освальда. Они гораздо незаметнее полицейских. Легавых все равно узнают.
Вейренк с сомнением посмотрел на Адамберга.
– Даже легавого, который спустился с гор, не потрудившись застегнуть рубашку и убрать туман из глаз?
– Даже меня, Вейренк. И знаете почему? Знаете ли вы, почему парень, сидящий за столиком в кафе перед кружкой пива, не похож на легавого, сидящего за столиком в кафе перед кружкой пива? Потому что легавый работает, а парень – нет. Потому что парень думает, мечтает, воображает. А полицейский наблюдает. Глаза парня обращены внутрь себя, а глаза легавого шарят вокруг. И направление взгляда бросается в глаза больше, чем знаки отличия. Так что легавым не место в аронкурском кафе.
– Неплохо, – признал Вейренк, потушив сигарету.
– Надеюсь. – Адамберг встал.
– Зачем вы пришли, комиссар?
– Спросить вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь нового, с тех пор как перенесли сцену в реальные декорации, на Верхний луг.
– Только одно.
– Слушаю вас.
– Пятый парень стоял в тени орехового дерева и смотрел на остальных.
– Так.
– Он держал руки за спиной.
– И?
– И я подумал, что у него могло быть в руках, что он прятал. Оружие, может быть.
– Горячо. Продолжайте думать, лейтенант.
Вейренк смотрел вслед комиссару. Взяв пиджак, у которого, как ни странно промок только один рукав, Адамберг вышел, хлопнув дверью. Вейренк закрыл глаза и улыбнулся.
«Вы лжете, господин, но каждый ваш обман
Показывает мне, где ждет меня капкан».
LX
Втиснувшись в дальний угол бельевого склада, Тень ждала, когда стихнут вечерние шумы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Правда. Добившись успеха, Расин сбросил с трона старого драматурга. Они ненавидели друг друга. Ретанкур выбирает Корнеля и указывает на его врага – Расина. То есть Вейренка. Поэтому она и заговорила стихами, чтобы навести вас на мысль о Вейренке.
– Действительно, я сразу о нем подумал. Я только не понял, снился он ей или просто она от него заразилась.
Адамберг поднял стекло и пристегнул ремень безопасности.
– Давайте я сам сначала с ним поговорю, – сказал он, заводя мотор.
LIX
Вейренк быстро шел на поправку. Откинувшись на подушки, он сидел на кровати в одних шортах, подогнув одну ногу под себя и вытянув другую. Он смотрел, как Адамберг, скрестив руки, ходит взад-вперед по палате.
– Вам что, трудно вставать? – спросил Адамберг.
– Тут потянет, там пожжет, не более того.
– Вы можете ходить, водить машину?
– Думаю, да.
– Хорошо.
– Ну что же, господин, я вижу – пробил час
И отблеск тайны лег издалека на вас.
– Вы правы, Вейренк. Убийца Элизабет, Паскалины, Диалы, Пайки и бригадира Грималя, преступник, который осквернил могилы, чуть было не отправил на тот свет Ретанкур, искромсал трех оленей и кота и опустошил раку с мощами – не женщина. А мужчина.
– Это что, просто интуиция? Или в деле появились новые элементы?
– Что вы понимаете под «элементами»?
– Улики.
– Пока нет. Но я знаю, что этот человек знал достаточно про ангела смерти, чтобы пустить нас по ее следу, направить следствие в нужную ему сторону и привести его прямиком к пропасти, в то время как он преспокойно делал свое дело на стороне.
Вейренк прищурился, потянулся за сигаретами.
– Расследование шло ко дну, – продолжал Адамберг, – женщины гибли, и я тонул вместе с ними. Блестящая месть. Можно? – кивнул он на сигареты.
Вейренк протянул ему пачку и зажег две сигареты. Адамберг проследил за движением его руки. Ни дрожи, ни тревоги.
– И этот человек работает у нас, в уголовном розыске.
Вейренк запустил руку в свою тигриную шевелюру, выдохнул дым и поднял на Адамберга изумленный взгляд.
– Но у нас нет против него ни единого более или менее осязаемого элемента. У меня связаны руки. Что скажете, Вейренк?
Лейтенант стряхнул пепел в ладонь, и Адамберг пододвинул ему пепельницу.
– Пока ему вослед бросали мы суда,
Решив, что за морем он канул без следа,
Он рядом с нами был, и в этом – вся беда.
– Именно. Какой триумф, не правда ли? Умница, заморочивший голову двадцати семи дуракам.
– Вы, надеюсь, не имеете в виду Ноэля? Я плохо его знаю, но я не согласен. Ноэль агрессивен, но он не агрессор.
Адамберг покачал головой.
– Про кого же вы думаете?
– Я думаю про то, что сказала Ретанкур, выйдя из тумана.
– Ну наконец-то, – улыбнулся Вейренк. – Вы имеете в виду два стиха из «Горация»?
– Откуда вы знаете, что она процитировала?
– Я часто справляюсь о ней. Мне Лавуазье сказал.
– Для новичка вы необыкновенно предупредительны.
– Ретанкур – моя напарница.
– Мне кажется, Ретанкур из последних сил пыталась указать мне на убийцу.
– Мой господин, к чему вся эта речь?
Чтоб с запозданьем смысл из этих слов извлечь?
Их сутью пренебречь и тем беду предречь?
– Ну а вы, Вейренк, поняли, в чем смысл?
– Нет, – сказал Вейренк, отводя глаза, чтобы стряхнуть пепел. – Что вы собираетесь делать?
– Ничего особенного. Я собираюсь подождать преступника там, куда он придет. Время не терпит, он знает, что Ретанкур скоро заговорит. У него мало времени – не больше недели, учитывая, что Виолетта поправляется со страшной скоростью. Убийце надо во что бы то ни стало приготовить свою смесь до того, как ему отрежут все пути к вечной жизни. Мы отдадим ему на заклание Франсину, сделав вид, что сняли охрану.
– Классический ход, – прокомментировал Вейренк.
– В забеге на короткие дистанции нет ничего необыкновенного. Два парня несутся бок о бок по беговой дорожке, и побеждает самый быстрый. Вот и все. И тем не менее уже несколько тысячелетий миллионы парней все бегут и бегут. Тут то же самое. Он бежит, и я бегу. Я ничего нового не собираюсь придумывать, просто убийце надо помешать прийти к финишу раньше нас.
– Но он наверняка подозревает, какую ловушку мы ему расставим.
– Конечно. Но он все равно побежит, у него, как и у меня, нет выбора. Он тоже не собирается оригинальничать, ему надо добиться успеха, и чем примитивнее наша ловушка, тем меньше убийца будет ее опасаться.
– Почему?
– Он, как и вы, считает, что я придумаю нечто позаковыристей.
– Понимаю, – согласился Вейренк. – Если вы идете примитивным путем, то, значит, вернете Франсину домой? Под незаметным эскортом?
– Нет. Никому не придет в голову, что Франсина вернется на ферму по собственной воле.
– Куда же вы ее денете? В гостиницу в Эвре? Спровоцируете утечку информации?
– Не совсем так. Я выберу надежное место, которое преступник сможет легко вычислить сам, если у него есть хоть одна извилина. А у него она есть, и не одна.
Вейренк задумался.
– Место, известное вам, – начал он рассуждать вслух, – место, которое не напугает Франсину и где вы сможете организовать охрану, не прибегая к помощи полицейских.
– Например?
– Гостиница в Аронкуре.
– Видите, как все просто. В Аронкуре, где все началось, под защитой Робера и Освальда. Они гораздо незаметнее полицейских. Легавых все равно узнают.
Вейренк с сомнением посмотрел на Адамберга.
– Даже легавого, который спустился с гор, не потрудившись застегнуть рубашку и убрать туман из глаз?
– Даже меня, Вейренк. И знаете почему? Знаете ли вы, почему парень, сидящий за столиком в кафе перед кружкой пива, не похож на легавого, сидящего за столиком в кафе перед кружкой пива? Потому что легавый работает, а парень – нет. Потому что парень думает, мечтает, воображает. А полицейский наблюдает. Глаза парня обращены внутрь себя, а глаза легавого шарят вокруг. И направление взгляда бросается в глаза больше, чем знаки отличия. Так что легавым не место в аронкурском кафе.
– Неплохо, – признал Вейренк, потушив сигарету.
– Надеюсь. – Адамберг встал.
– Зачем вы пришли, комиссар?
– Спросить вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь нового, с тех пор как перенесли сцену в реальные декорации, на Верхний луг.
– Только одно.
– Слушаю вас.
– Пятый парень стоял в тени орехового дерева и смотрел на остальных.
– Так.
– Он держал руки за спиной.
– И?
– И я подумал, что у него могло быть в руках, что он прятал. Оружие, может быть.
– Горячо. Продолжайте думать, лейтенант.
Вейренк смотрел вслед комиссару. Взяв пиджак, у которого, как ни странно промок только один рукав, Адамберг вышел, хлопнув дверью. Вейренк закрыл глаза и улыбнулся.
«Вы лжете, господин, но каждый ваш обман
Показывает мне, где ждет меня капкан».
LX
Втиснувшись в дальний угол бельевого склада, Тень ждала, когда стихнут вечерние шумы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83