Он попятился и на цыпочках вышел из комнаты.
– Я не сплю, Данглар, – сказал Адамберг, не открывая глаз. – Возьмите себе кофе.
– Этим ложем мы обязаны Меркаде?
– Думаю, да, капитан. Я произвожу испытания.
– У вас найдутся конкуренты.
– Или последователи. Еще немного – и диванов станет шесть, по одному в каждом углу.
– Тут всего четыре угла, – уточнил Данглар, взгромоздившись на высокий табурет и свесив ноги.
– В любом случае это удобнее ваших треклятых табуретов. Не знаю, кто их изобрел, но они слишком высокие. Даже до приступки не дотянуться. Сидишь, словно аист на колокольне.
– Они шведские.
– Значит, шведы слишком высоки для нас. Вы думаете, это имеет значение?
– Что именно?
– Рост. Вам не кажется, что рост влияет на сообразительность, если, например, голова находится на расстоянии 1,9 метра от ступней и кровь тратит столько времени на движение туда-сюда? Может быть, мысли вдали от ног становятся чище? Или наоборот – какой-нибудь Мальчик-с-пальчик соображает лучше остальных, быстрее, точнее?
– Эммануил Кант, – сказал Данглар без особого энтузиазма, – был ростом всего полтора метра. А Кант – это воплощенная мысль, строго и безупречно выстроенная.
– А как там обстояло с телом?
– Он им так и не воспользовался.
– Тоже плохо, – пробормотал Адамберг, закрывая глаза.
Данглар счел, что разумнее будет ретироваться к себе в кабинет, от греха подальше.
– Данглар, вы ее видите? – спросил Адамберг ровным голосом. – Тень?
Майор вернулся и посмотрел в окно, на дождь, от которого в комнате стало совсем темно. Он слишком хорошо знал Адамберга, чтобы подумать, что комиссар спрашивал его о погоде.
– Она тут, Данглар. Она заслоняет свет. Вы не чувствуете? Она окутывает нас, разглядывает.
– Черная меланхолия? – предположил майор.
– Наверно. Вокруг нас.
Данглар провел рукой по затылку, дав себе время подумать. Какая тень? Где, что, когда? После потрясения, пережитого в Квебеке, Адамберг вынужден был на месяц отойти от дел, и Данглар пристально наблюдал за ним. Он видел, как быстро тот восставал из руин, которые почти похоронили под собой ясность его ума. Казалось, все довольно быстро вошло в норму – в норму Адамберга, само собой. Данглар чувствовал, что страх вновь возвращается к нему. Может быть, Адамберг недостаточно далеко отошел от пропасти, в которую чуть было не свалился?
– И давно это с вами? – спросил он.
– Началось почти сразу после моего возвращения, –• сказал Адамберг, внезапно открыв глаза и выпрямившись на пенопластовой лежанке. – Она, может, и раньше меня подкарауливала, бродила тут у нас.
– Тут у нас?
– В Конторе. Это зона ее обитания. Когда я уезжаю в Нормандию, например, я перестаю ее ощущать. Когда возвращаюсь, она тут как тут, серенькая, скромненькая. Может быть, Молчальница.
– Это еще кто?
– Кларисса – монахиня, которую прикончил дубильщик.
– И вы в это верите?
Адамберг улыбнулся.
– Я слышал ее прошлой ночью, – сказал он с каким-то даже удовольствием. – Она гуляла по чердаку, и ее платье шуршало по полу. Я встал, пошел посмотреть.
– И там никого не было.
– Во-во, – ответил Адамберг, мысленно послав привет разметчику из Аронкура.
Комиссар обвел взглядом комнату.
– Она мешает вам жить? – деликатно спросил Данглар, чувствуя, что вступает на минное поле.
– Нет. Но эта тень нам счастья не принесет, поверьте мне, Данглар. Она не за тем сюда явилась.
– После вашего возвращения не произошло ничего особенного, разве что Новичок появился.
– Вейренк де Бильк.
– Он вас и беспокоит? Тень пришла вместе с ним?
Адамберг обдумал предположение Данглара.
– Ну, какие-то неприятности он с собой принес, это очевидно. Вейренк родом из соседней долины. Он вам рассказал? О долине Оссо? О волосах?
– Нет. А зачем?
– В детстве на него напали пятеро парней. Они распороли ему живот и изрезали голову.
– И что?
– А то, что эти парни пришли из моей деревни. И Вейренк в курсе. Он сделал вид, что удивился, но на самом деле он все прекрасно знал еще до того, как попал в Контору. И лично я считаю, что именно за этим он к нам и пожаловал.
– За чем «за этим»?
– За воспоминаниями, Данглар.
Адамберг снова вытянулся на пенопласте.
– Помните медсестру, которую мы взяли два года назад? До нее я никогда старух не арестовывал. Мерзкая история.
– Она была чудовищем, – сказал Данглар дрогнувшим голосом.
– Ариана считает, что она – двойняшка. С одной стороны – Альфа, человек как человек, с другой – Омега, ангел смерти. Кстати, что такое альфа и омега?
– Греческие буквы.
– Допустим. Ей было 73 года. Помните, как она на нас посмотрела в момент ареста?
– Помню.
– Не очень бодрящее воспоминание, а, капитан? Может, она по-прежнему на нас смотрит? Вдруг она и есть Тень? Вспомните.
Данглар помнил. Все началось дома у пожилой дамы, умершей естественной смертью. Они приступили к рутинной проверке. Лечащий врач и Ромен, судебный медик, который тогда еще не впал в прострацию, управились минут за пятнадцать. Внезапная остановка сердца, телевизор еще работал. Два месяца спустя Данглар и Ламар произвели ту же дежурную операцию дома у мужчины девяносто одного года, умершего в своем кресле с открытой книгой в руках. Книга, как ни странно, называлась «Искусство быть бабушкой». Адамберг появился, когда его коллеги заканчивали отчет.
– Разрыв аневризмы, – объявил врач. – Это всегда как гром с ясного неба. Но если уж грянет, так грянет. Возражений нет, коллега?
– Никаких, – ответил Ромен.
– Тогда поехали.
Врач достал ручку и бланк медицинского заключения.
– Нет, – сказал Адамберг.
Все взгляды обратились на комиссара, который, прислонившись к стене и скрестив руки, смотрел на них.
– Что такое? – спросил Ромен.
– Вы ничего не чувствуете?
Адамберг отлепился от стены и подошел к телу. Он обнюхал лицо, коснулся ласковым движением редких волос старика. Потом, задрав голову, обошел квартиру.
– Разгадка носится в воздухе, Ромен, – отвлекись от тела, поищи в другом месте.
– В каком – другом? – спросил Ромен, подняв очки к потолку.
– Этого старика убили.
Лечащий врач раздраженно убрал в карман толстую черную ручку. Этот коротышка с туманным взглядом, такой загорелый, будто все время торчал на солнце, валандался тут, не вынимая рук из карманов потрепанных штанов. Он не внушал Адамбергу ни малейшего доверия.
– Мой пациент уже дышал на ладан, в нем жизни было не больше, чем в дряхлой кляче. Если уж грянет, так грянет.
– Бывает, что грянет, но не с неба. Вы чувствуете запах, доктор? Это не духи, не лекарства. Ромашка, перец, камфара, флердоранж.
– Диагноз уже поставлен, а вы, насколько мне известно, не медик.
– Нет, я полицейский.
– Оно и видно. Если вам что-то не нравится, позвоните комиссару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Я не сплю, Данглар, – сказал Адамберг, не открывая глаз. – Возьмите себе кофе.
– Этим ложем мы обязаны Меркаде?
– Думаю, да, капитан. Я произвожу испытания.
– У вас найдутся конкуренты.
– Или последователи. Еще немного – и диванов станет шесть, по одному в каждом углу.
– Тут всего четыре угла, – уточнил Данглар, взгромоздившись на высокий табурет и свесив ноги.
– В любом случае это удобнее ваших треклятых табуретов. Не знаю, кто их изобрел, но они слишком высокие. Даже до приступки не дотянуться. Сидишь, словно аист на колокольне.
– Они шведские.
– Значит, шведы слишком высоки для нас. Вы думаете, это имеет значение?
– Что именно?
– Рост. Вам не кажется, что рост влияет на сообразительность, если, например, голова находится на расстоянии 1,9 метра от ступней и кровь тратит столько времени на движение туда-сюда? Может быть, мысли вдали от ног становятся чище? Или наоборот – какой-нибудь Мальчик-с-пальчик соображает лучше остальных, быстрее, точнее?
– Эммануил Кант, – сказал Данглар без особого энтузиазма, – был ростом всего полтора метра. А Кант – это воплощенная мысль, строго и безупречно выстроенная.
– А как там обстояло с телом?
– Он им так и не воспользовался.
– Тоже плохо, – пробормотал Адамберг, закрывая глаза.
Данглар счел, что разумнее будет ретироваться к себе в кабинет, от греха подальше.
– Данглар, вы ее видите? – спросил Адамберг ровным голосом. – Тень?
Майор вернулся и посмотрел в окно, на дождь, от которого в комнате стало совсем темно. Он слишком хорошо знал Адамберга, чтобы подумать, что комиссар спрашивал его о погоде.
– Она тут, Данглар. Она заслоняет свет. Вы не чувствуете? Она окутывает нас, разглядывает.
– Черная меланхолия? – предположил майор.
– Наверно. Вокруг нас.
Данглар провел рукой по затылку, дав себе время подумать. Какая тень? Где, что, когда? После потрясения, пережитого в Квебеке, Адамберг вынужден был на месяц отойти от дел, и Данглар пристально наблюдал за ним. Он видел, как быстро тот восставал из руин, которые почти похоронили под собой ясность его ума. Казалось, все довольно быстро вошло в норму – в норму Адамберга, само собой. Данглар чувствовал, что страх вновь возвращается к нему. Может быть, Адамберг недостаточно далеко отошел от пропасти, в которую чуть было не свалился?
– И давно это с вами? – спросил он.
– Началось почти сразу после моего возвращения, –• сказал Адамберг, внезапно открыв глаза и выпрямившись на пенопластовой лежанке. – Она, может, и раньше меня подкарауливала, бродила тут у нас.
– Тут у нас?
– В Конторе. Это зона ее обитания. Когда я уезжаю в Нормандию, например, я перестаю ее ощущать. Когда возвращаюсь, она тут как тут, серенькая, скромненькая. Может быть, Молчальница.
– Это еще кто?
– Кларисса – монахиня, которую прикончил дубильщик.
– И вы в это верите?
Адамберг улыбнулся.
– Я слышал ее прошлой ночью, – сказал он с каким-то даже удовольствием. – Она гуляла по чердаку, и ее платье шуршало по полу. Я встал, пошел посмотреть.
– И там никого не было.
– Во-во, – ответил Адамберг, мысленно послав привет разметчику из Аронкура.
Комиссар обвел взглядом комнату.
– Она мешает вам жить? – деликатно спросил Данглар, чувствуя, что вступает на минное поле.
– Нет. Но эта тень нам счастья не принесет, поверьте мне, Данглар. Она не за тем сюда явилась.
– После вашего возвращения не произошло ничего особенного, разве что Новичок появился.
– Вейренк де Бильк.
– Он вас и беспокоит? Тень пришла вместе с ним?
Адамберг обдумал предположение Данглара.
– Ну, какие-то неприятности он с собой принес, это очевидно. Вейренк родом из соседней долины. Он вам рассказал? О долине Оссо? О волосах?
– Нет. А зачем?
– В детстве на него напали пятеро парней. Они распороли ему живот и изрезали голову.
– И что?
– А то, что эти парни пришли из моей деревни. И Вейренк в курсе. Он сделал вид, что удивился, но на самом деле он все прекрасно знал еще до того, как попал в Контору. И лично я считаю, что именно за этим он к нам и пожаловал.
– За чем «за этим»?
– За воспоминаниями, Данглар.
Адамберг снова вытянулся на пенопласте.
– Помните медсестру, которую мы взяли два года назад? До нее я никогда старух не арестовывал. Мерзкая история.
– Она была чудовищем, – сказал Данглар дрогнувшим голосом.
– Ариана считает, что она – двойняшка. С одной стороны – Альфа, человек как человек, с другой – Омега, ангел смерти. Кстати, что такое альфа и омега?
– Греческие буквы.
– Допустим. Ей было 73 года. Помните, как она на нас посмотрела в момент ареста?
– Помню.
– Не очень бодрящее воспоминание, а, капитан? Может, она по-прежнему на нас смотрит? Вдруг она и есть Тень? Вспомните.
Данглар помнил. Все началось дома у пожилой дамы, умершей естественной смертью. Они приступили к рутинной проверке. Лечащий врач и Ромен, судебный медик, который тогда еще не впал в прострацию, управились минут за пятнадцать. Внезапная остановка сердца, телевизор еще работал. Два месяца спустя Данглар и Ламар произвели ту же дежурную операцию дома у мужчины девяносто одного года, умершего в своем кресле с открытой книгой в руках. Книга, как ни странно, называлась «Искусство быть бабушкой». Адамберг появился, когда его коллеги заканчивали отчет.
– Разрыв аневризмы, – объявил врач. – Это всегда как гром с ясного неба. Но если уж грянет, так грянет. Возражений нет, коллега?
– Никаких, – ответил Ромен.
– Тогда поехали.
Врач достал ручку и бланк медицинского заключения.
– Нет, – сказал Адамберг.
Все взгляды обратились на комиссара, который, прислонившись к стене и скрестив руки, смотрел на них.
– Что такое? – спросил Ромен.
– Вы ничего не чувствуете?
Адамберг отлепился от стены и подошел к телу. Он обнюхал лицо, коснулся ласковым движением редких волос старика. Потом, задрав голову, обошел квартиру.
– Разгадка носится в воздухе, Ромен, – отвлекись от тела, поищи в другом месте.
– В каком – другом? – спросил Ромен, подняв очки к потолку.
– Этого старика убили.
Лечащий врач раздраженно убрал в карман толстую черную ручку. Этот коротышка с туманным взглядом, такой загорелый, будто все время торчал на солнце, валандался тут, не вынимая рук из карманов потрепанных штанов. Он не внушал Адамбергу ни малейшего доверия.
– Мой пациент уже дышал на ладан, в нем жизни было не больше, чем в дряхлой кляче. Если уж грянет, так грянет.
– Бывает, что грянет, но не с неба. Вы чувствуете запах, доктор? Это не духи, не лекарства. Ромашка, перец, камфара, флердоранж.
– Диагноз уже поставлен, а вы, насколько мне известно, не медик.
– Нет, я полицейский.
– Оно и видно. Если вам что-то не нравится, позвоните комиссару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83