Дальше я не заглядывал.
Любопытный контраст, подумал Адамберг, смотря, как высокий блондин возвращается к машине, чтобы ехать в Эвре, а Ариана, натягивая комбинезон, заступает на вахту, не выказывая ни малейших признаков страха. Лестницу забыли, и Ламар с Эсталером спустили патологиню на руках. Деревянная обшивка фоба треснула в нескольких местах, и полицейские отступили под накатившей на них волной зловония.
– Я же велел вам надеть респираторы, – сказал Адамберг.
– Зажги прожектора, Жан-Батист, – распорядилась Ариана, – и спусти мне сюда фонарь. На первый взгляд тут все на месте, как и в случае с Элизабет Шатель. Такое впечатление, что гробы открывали из простого любопытства.
– Может быть, это поклонник Мопассана, – прошептал Данглар: прижав к лицу респиратор, он изо всех сил старался не отходить слишком далеко.
– То есть, капитан? – спросил Адамберг.
– Мопассан описал человека, который неотвязно думает об умершей возлюбленной и сходит с ума оттого, что никогда уже не увидит милые сердцу черты. Решив посмотреть на них в последний раз, он, разрыв ее могилу, добирается до любимого лица. Но она уже не похожа на ту, что так восхищала его. И все же он сжимает в объятиях гниющий труп, и с тех пор его преследует не аромат воспоминаний, а запах ее смерти.
– Здорово, – сказал Адамберг. – Чудная история.
– Это Мопассан.
– И тем не менее. А выдуманные истории пишутся для того, чтобы помешать им произойти наяву.
– Как знать.
– Жан-Батист, – позвала его Ариана, – ты не знаешь, отчего она умерла?
– Пока нет.
– А я знаю: ей размозжили основание черепа. То ли ее зверски ударили, то ли на нее упало что-то тяжелое.
Адамберг, задумавшись, отошел в сторону. Элизабет, потом эта девушка – несчастный случай или убийство? У комиссара путались мысли. Убивать женщин, чтобы спустя три месяца залезть к ним в гроб, – все это не лезло ни в какие ворота. Сидя в мокрой траве, он ждал, когда Ариана закончит осмотр.
– Ничего больше нет, – сказала она, высунувшись из ямы. – Ее не тронули. Мне кажется, их интересовала верхняя часть головы. Возможно, гробокопатели хотели забрать прядь волос. Или глаз, – добавила она спокойно. – Но сейчас у нее уже…
– Понятно, – прервал ее Адамберг. – У нее уже нет глаз.
Данглар, еле сдерживая рвоту, бросился в сторону церкви. Укрывшись между двумя контрфорсами, он заставил себя углубиться в изучение характерной кладки черно-рыжими шашечками. Но приглушенные голоса коллег доносились и сюда.
– Если все дело в пряди волос, почему не срезать ее до похорон?
– Может, до тела было трудно добраться.
– Я мог бы еще представить посмертный любовный пыл в духе Мопассана, если бы это касалось только одной покойницы, не двух же сразу. Можешь посмотреть, что там с волосами?
– Нет, – сказала она, снимая перчатки. – У нее были короткие волосы, и отрезали там что-то или нет, все равно не понять. Может, мы имеем дело с фетишисткой, чье безумие зашло столь далеко, что она способна нанять двух гробокопателей, чтобы удовлетворить свою страсть. Можешь закапывать, Жан-Батист, больше там не на что смотреть.
Адамберг подошел к могиле и снова прочел имя усопшей. Паскалина Виймо. Они уже послали запрос и теперь ждали сведений о причинах ее смерти. Наверняка от деревенских болтунов он узнает что-то раньше, чем придут официальные данные. Он поднял оленьи рога, так и лежавшие в траве, и показал знаком, что можно закапывать.
– Что ты с этим будешь делать? – удивилась Ариана, вылезая из комбинезона.
– Это рога оленя.
– Я вижу. А зачем ты их за собой таскаешь?
– Потому что я не могу нигде оставить их. Ни тут, ни в кафе.
– Ну, как знаешь, – легко сдалась Ариана. По глазам Адамберга она поняла, что он уже ушел на дно и расспрашивать его бессмысленно.
XXVII
Перескакивая с дерева на куст, молва преодолела расстояние, разделяющее Оппортюн-ла-От и Аронкур, и в кафе, где ужинали полицейские, вошли Робер, Освальд и разметчик. Адамберг, собственно, этого и ждал.
– Черт, покойники от нас не отстают.
– Скорее опережают, – сказал Адамберг. – Садитесь, – он подвинулся, освобождая им место.
Они незаметно поменялись ролями, и на сей раз собрание мужей возглавил Адамберг. Нормандцы исподволь взглянули на красавицу, которая как ни в чем не бывало сидела в конце стола, запивая еду то вином, то водой.
– Это наш судебный медик, – объяснил Адамберг, чтобы они не теряли времени на хождение вокруг да около.
– Она работает с тобой, – сказал Робер.
– Она только что обследовала труп Паскалины Виймо.
Движением подбородка Робер показал, что понял, о чем речь, и не одобряет подобных занятий.
– Ты знал, что эту могилу открывали? – спросил Адамберг.
– Я знал, что Грасьен видел тень. Ты говоришь, что нас опередили.
– Мы отстали на несколько месяцев и по-прежнему плетемся далеко в хвосте.
– Что-то ты, по-моему, не особо спешишь, – заметил Освальд.
На другом конце стола Вейренк, сосредоточенный на своей тарелке, слегка кивнул в знак согласия:
– Не будь настороже, спускаясь по теченью:
Неспешная река не придает значенья
Видениям войны, уверенная в том,
Что справится вода с любым ее врагом.
– Что там бормочет твой полурыжик? – спросил Робер шепотом.
– Осторожно, Робер, никогда его так не называй. Это сокровенное.
– Ладно, – сказал Робер. – Но я не понимаю, что он говорит.
– Что спешить некуда.
– Твой брат говорит не так, как все.
– Это семейное.
– Ну, если семейное, тогда ничего, – уважительно промолвил Робер.
– А то, – прошептал разметчик.
– И он мне не брат, – добавил Адамберг.
Робер явно себя накручивал. Адамберг понял это по тому, как тот стискивал в кулаке бокал с белым вином и двигал челюстью слева направо, словно сено жевал.
– Что такое, Робер?
– Ты приехал из-за освальдовской тени, а не из-за оленя.
– Откуда ты знаешь? И то и другое произошло одновременно.
– Не ври, Беарнец.
– Хочешь забрать рога?
Робер колебался:
– Пусть остаются у тебя, они твои. Но не разлучай их. И не забывай нигде.
– Я весь день с ними не расстаюсь.
– Хорошо, – решил Робер, успокоившись. – Ну и что ты скажешь про Тень? Освальд говорит, это смерть.
– В каком-то смысле он прав.
– А в другом?
– Это кто-то или что-то, от чего я не жду ничего хорошего.
– А ты, – прошипел Робер, – ты тут как тут, стоит какому-нибудь кретину вроде Освальда сказать, что здесь видели тень, или психопатке вроде Эрманс попросить встречи с тобой.
– Дело в том, что еще один кретин, сторож кладбища в Монруже, тоже видел тень. Там тоже какой-то псих заставил разрыть могилу, чтобы добраться до гроба.
– Почему «заставил разрыть»?
– Потому что двум парням заплатили за то, чтобы это сделать, и они погибли.
– А что, этот тип сам не мог справиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Любопытный контраст, подумал Адамберг, смотря, как высокий блондин возвращается к машине, чтобы ехать в Эвре, а Ариана, натягивая комбинезон, заступает на вахту, не выказывая ни малейших признаков страха. Лестницу забыли, и Ламар с Эсталером спустили патологиню на руках. Деревянная обшивка фоба треснула в нескольких местах, и полицейские отступили под накатившей на них волной зловония.
– Я же велел вам надеть респираторы, – сказал Адамберг.
– Зажги прожектора, Жан-Батист, – распорядилась Ариана, – и спусти мне сюда фонарь. На первый взгляд тут все на месте, как и в случае с Элизабет Шатель. Такое впечатление, что гробы открывали из простого любопытства.
– Может быть, это поклонник Мопассана, – прошептал Данглар: прижав к лицу респиратор, он изо всех сил старался не отходить слишком далеко.
– То есть, капитан? – спросил Адамберг.
– Мопассан описал человека, который неотвязно думает об умершей возлюбленной и сходит с ума оттого, что никогда уже не увидит милые сердцу черты. Решив посмотреть на них в последний раз, он, разрыв ее могилу, добирается до любимого лица. Но она уже не похожа на ту, что так восхищала его. И все же он сжимает в объятиях гниющий труп, и с тех пор его преследует не аромат воспоминаний, а запах ее смерти.
– Здорово, – сказал Адамберг. – Чудная история.
– Это Мопассан.
– И тем не менее. А выдуманные истории пишутся для того, чтобы помешать им произойти наяву.
– Как знать.
– Жан-Батист, – позвала его Ариана, – ты не знаешь, отчего она умерла?
– Пока нет.
– А я знаю: ей размозжили основание черепа. То ли ее зверски ударили, то ли на нее упало что-то тяжелое.
Адамберг, задумавшись, отошел в сторону. Элизабет, потом эта девушка – несчастный случай или убийство? У комиссара путались мысли. Убивать женщин, чтобы спустя три месяца залезть к ним в гроб, – все это не лезло ни в какие ворота. Сидя в мокрой траве, он ждал, когда Ариана закончит осмотр.
– Ничего больше нет, – сказала она, высунувшись из ямы. – Ее не тронули. Мне кажется, их интересовала верхняя часть головы. Возможно, гробокопатели хотели забрать прядь волос. Или глаз, – добавила она спокойно. – Но сейчас у нее уже…
– Понятно, – прервал ее Адамберг. – У нее уже нет глаз.
Данглар, еле сдерживая рвоту, бросился в сторону церкви. Укрывшись между двумя контрфорсами, он заставил себя углубиться в изучение характерной кладки черно-рыжими шашечками. Но приглушенные голоса коллег доносились и сюда.
– Если все дело в пряди волос, почему не срезать ее до похорон?
– Может, до тела было трудно добраться.
– Я мог бы еще представить посмертный любовный пыл в духе Мопассана, если бы это касалось только одной покойницы, не двух же сразу. Можешь посмотреть, что там с волосами?
– Нет, – сказала она, снимая перчатки. – У нее были короткие волосы, и отрезали там что-то или нет, все равно не понять. Может, мы имеем дело с фетишисткой, чье безумие зашло столь далеко, что она способна нанять двух гробокопателей, чтобы удовлетворить свою страсть. Можешь закапывать, Жан-Батист, больше там не на что смотреть.
Адамберг подошел к могиле и снова прочел имя усопшей. Паскалина Виймо. Они уже послали запрос и теперь ждали сведений о причинах ее смерти. Наверняка от деревенских болтунов он узнает что-то раньше, чем придут официальные данные. Он поднял оленьи рога, так и лежавшие в траве, и показал знаком, что можно закапывать.
– Что ты с этим будешь делать? – удивилась Ариана, вылезая из комбинезона.
– Это рога оленя.
– Я вижу. А зачем ты их за собой таскаешь?
– Потому что я не могу нигде оставить их. Ни тут, ни в кафе.
– Ну, как знаешь, – легко сдалась Ариана. По глазам Адамберга она поняла, что он уже ушел на дно и расспрашивать его бессмысленно.
XXVII
Перескакивая с дерева на куст, молва преодолела расстояние, разделяющее Оппортюн-ла-От и Аронкур, и в кафе, где ужинали полицейские, вошли Робер, Освальд и разметчик. Адамберг, собственно, этого и ждал.
– Черт, покойники от нас не отстают.
– Скорее опережают, – сказал Адамберг. – Садитесь, – он подвинулся, освобождая им место.
Они незаметно поменялись ролями, и на сей раз собрание мужей возглавил Адамберг. Нормандцы исподволь взглянули на красавицу, которая как ни в чем не бывало сидела в конце стола, запивая еду то вином, то водой.
– Это наш судебный медик, – объяснил Адамберг, чтобы они не теряли времени на хождение вокруг да около.
– Она работает с тобой, – сказал Робер.
– Она только что обследовала труп Паскалины Виймо.
Движением подбородка Робер показал, что понял, о чем речь, и не одобряет подобных занятий.
– Ты знал, что эту могилу открывали? – спросил Адамберг.
– Я знал, что Грасьен видел тень. Ты говоришь, что нас опередили.
– Мы отстали на несколько месяцев и по-прежнему плетемся далеко в хвосте.
– Что-то ты, по-моему, не особо спешишь, – заметил Освальд.
На другом конце стола Вейренк, сосредоточенный на своей тарелке, слегка кивнул в знак согласия:
– Не будь настороже, спускаясь по теченью:
Неспешная река не придает значенья
Видениям войны, уверенная в том,
Что справится вода с любым ее врагом.
– Что там бормочет твой полурыжик? – спросил Робер шепотом.
– Осторожно, Робер, никогда его так не называй. Это сокровенное.
– Ладно, – сказал Робер. – Но я не понимаю, что он говорит.
– Что спешить некуда.
– Твой брат говорит не так, как все.
– Это семейное.
– Ну, если семейное, тогда ничего, – уважительно промолвил Робер.
– А то, – прошептал разметчик.
– И он мне не брат, – добавил Адамберг.
Робер явно себя накручивал. Адамберг понял это по тому, как тот стискивал в кулаке бокал с белым вином и двигал челюстью слева направо, словно сено жевал.
– Что такое, Робер?
– Ты приехал из-за освальдовской тени, а не из-за оленя.
– Откуда ты знаешь? И то и другое произошло одновременно.
– Не ври, Беарнец.
– Хочешь забрать рога?
Робер колебался:
– Пусть остаются у тебя, они твои. Но не разлучай их. И не забывай нигде.
– Я весь день с ними не расстаюсь.
– Хорошо, – решил Робер, успокоившись. – Ну и что ты скажешь про Тень? Освальд говорит, это смерть.
– В каком-то смысле он прав.
– А в другом?
– Это кто-то или что-то, от чего я не жду ничего хорошего.
– А ты, – прошипел Робер, – ты тут как тут, стоит какому-нибудь кретину вроде Освальда сказать, что здесь видели тень, или психопатке вроде Эрманс попросить встречи с тобой.
– Дело в том, что еще один кретин, сторож кладбища в Монруже, тоже видел тень. Там тоже какой-то псих заставил разрыть могилу, чтобы добраться до гроба.
– Почему «заставил разрыть»?
– Потому что двум парням заплатили за то, чтобы это сделать, и они погибли.
– А что, этот тип сам не мог справиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83