– переспросил он Дашу.
– Не знаю, – испугалась она. – Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело.
– Какое горе? – разозлился он. – Не каркай, накличешь ещё.
– Митенька, мне страшно. Как будто, как будто…
На кирпичном доме над дверью полыхал чудной плакат: суровая женщина с взволнованным лицом, в распахнутом платке на тёмных волосах, грозила пальцем прохожему. На плакате грозная надпись: «Ты записался, сволочь, в военно-морской флот?»
На каменном крылечке восседал здоровенный детина в тельняшке, с непримиримым лицом. Подождав, пока они приблизились, детина ловким движением выдернул из-за спины звуковой ускоритель. Митя от удивления аж заморгал. Он знал, как действует эта продолговатая чёрная штука, похожая на полицейский жезл. Если детина чокнутый, от них с Дашей останется только голубоватый дымок.
– Стой, кто идёт? – рявкнул детина.
– Не дури, Тимоха,– засмеялся гонец-порученец Егорка. – Оставь свои хохмы для клуба. Полковник на месте?
– Ничего не знаю, – не сдавался страж. – Говори пароль. Стреляю без предупреждения.
– Счас так стрельну, – окрысился Егорка, – язык проглотишь.
После этого детина смягчился, убрал ускоритель за спину, заискивающе прогудел:
– Куревом не богат, Егорий?
– И было бы, не дал. Ишь, шутник. Мало вас песочат, всё бы лемеха крутить. А у нас дело срочное.
– Проходи, коли так. – Детина отстранился, толкнул дверь ногой, но когда протискивались мимо, успел прихватить Дашу за бочок.
Полковник Улита принял их в обыкновенной комнате с одним окном и почти без мебели – тёсаный стол с компьютером, три табуретки да деревенские полати поперёк стены, – и если Митя ожидал увидеть одного из тех головорезов, чьи портреты красовались на расклеенных по Москве листовках с надписью «Враг свободной России. За укрывательство – смертная казнь», то здорово ошибся. На полатях сидел человек преклонного возраста, предельно измождённого вида и с таким выражением в запавших глазах, будто сидеть ему трудно и он сейчас ляжет, за что заранее просит прощения. Но вокруг реденьких кудрей Митя различил характерное свечение, знак высшей принадлежности; из всех встреченных Митей прежде людей таким знаком обладал лишь Истопник, но у того аура не имела такой упругой насыщенности. У Мити сердце оттаяло: больше не надо хитрить и изворачиваться. Дошёл.
– Именно так, Климов, – подтвердил его мысли полковник Улита. – Дошёл, и, полагаю, это было не так-то легко… Что ж, располагайтесь, детишки, разговор будет долгий. А ты ступай себе с богом, Егорка.
Гонец-порученец склонился в почтительном поклоне и приложился губами к желтоватой руке старика. Митя воспринял увиденное как должное, как что-то вполне естественное, но Даша испуганно ойкнула. Полковник с улыбкой обернул к ней страдальческий лик.
– Ишь как изломали тебя окаянные. Ничего, дай срок, вернётся покой в твою душу.
Даша, не выпуская Митиной руки, опустилась на табуретку.
Егорка, пятясь, покинул комнату, и полковник снова заговорил. Его голос звучал как течение глубоководной реки; серебристое сияние над головой покачивалось и меняло очертания, словно поддуваемое ветерком. Он поздравил их с тем, что они находятся в зоне отчуждения, где не действует власть супостата. Если они не таят в сердце зла, то бояться им больше нечего, у них будет время, чтобы заново понять смысл земного бытования и самим решить свою дальнейшую судьбу.
К Даше он обратился отдельно и сказал нечто такое, от чего «матрёшка» зарделась как маков цвет.
– Беду твою вижу, девушка, но шибко не кручинься. Любовь всё превозмогает.
Даша метнула быстрый взгляд на Митю.
– Любовь тут ни при чём, господин Улита. Это физиология. С ней не поспоришь.
– Про умные слова забудь, они для того придуманы, чтобы правду темнить. Пятерых детишков родишь, помяни моё слово. Нам солдатиков много понадобится.
После этого Даша затуманилась и умолкла, а Митя остро ощутил, что наступил час откровения, и если он им не воспользуется, другого раза может не быть.
– С детишками понятно, господин полковник, – сказал он с вызовом. – И с любовью тоже. А со мной что будет, хотелось бы удостовериться.
– Наскучило вслепую жить, отрок? – усмехнулся Улита.
– Давно наскучило, – согласился Митя.
– Спешить не надо. Сперва доложи, что в клюве принёс? Что велел передать Истопник?
– Зачем спрашиваете? И так ведь знаете. Вы же всю информацию слили.
– Нет, Митя, не всю. Твой Димыч не дурак. Он предусмотрел, что можешь в нехорошие руки попасть. Кое-что заблокировал намертво.
– Разве такое возможно?
– Почему нет? Чужая душа – потёмки. Наука вершки соскребла и почила на лаврах. Но много в человеке такого, что ей неподвластно. И никогда подвластно не будет. Ты, Митя, лучше ответь на мой вопрос, не тяни.
Сияние над головой полковника потускнело, почти исчезло, но что это означает, Митя не знал.
– Не гневайтесь, господин Улита, – ответил он в тон допросчику, – но если вы впрямь о чём-то не дознались, значит, Димыч не зря подстраховался. Мне велено до Марфы-кудесницы добраться, ей лично передать весточку. Кем буду, если нарушу указ?
– Будешь кем и есть, отрок. Странником всесветным.
Митя затаил дыхание.
– Что за странник такой? По этапу погонят?
– Странник – это не путь, а судьба. Она даётся не по достигнутой цели, по неизбежному промыслу. Не по уму и заслугам, по вере сердечной.
– Путано. Не понимаю.
– Значит, не созрел, чтоб понять. Теперь о Марфе Ильиничне. Её увидишь, но вряд ли узнаешь. У ней много обличий, и открывается её суть не всем. Говори, чего принёс, не сомневайся. Дойдёт по назначению.
– Митька, – вмешалась очнувшаяся Даша, – хватит дурачиться. Спрашивают – отвечай.
Он видел, что «матрёшка» полностью подпала под чары полковника. Лицо отрешённое, как у бредящей. В глубоких очах ледяной восторг. Там детишки нерождённые скачут. Это его разозлило.
– Не знаю, кто вы, господин Улита, но уж больно ловко управляетесь с нами. Нет, моё слово твёрдое. Или Марфе, или никому.
– А коли скажу, что я и есть та самая Марфа?
– Не поверю, – ответил Митя.
– И правильно сделаешь, – одобрил полковник.
Он стал слезать с полатей, да зацепился ногой за половик и чуть не грохнулся на пол. Митя успел подхватить. Тельце лёгкое, как у девушки, но в ладонях ощутил ожог.
– Вам плохо, полковник?
– Погоди, не суетись.
Старик высвободился из его рук, доковылял до стола. Там, кроме компьютера, стоял какой-то прибор наподобие электрического чайника с прозрачным сосудом, наполненным чем-то голубоватым – жидкостью или паром. Полковник подобрал витой проводок от прибора, свободный конец сунул в ухо, как штепсель в розетку. Щёлкнул тумблером, прибор заурчал, жидкость в сосуде вспенилась и помутнела, зато сияние над белыми прядками старика, уже еле заметное, озолотилось и обрело ровные очертания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Не знаю, – испугалась она. – Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело.
– Какое горе? – разозлился он. – Не каркай, накличешь ещё.
– Митенька, мне страшно. Как будто, как будто…
На кирпичном доме над дверью полыхал чудной плакат: суровая женщина с взволнованным лицом, в распахнутом платке на тёмных волосах, грозила пальцем прохожему. На плакате грозная надпись: «Ты записался, сволочь, в военно-морской флот?»
На каменном крылечке восседал здоровенный детина в тельняшке, с непримиримым лицом. Подождав, пока они приблизились, детина ловким движением выдернул из-за спины звуковой ускоритель. Митя от удивления аж заморгал. Он знал, как действует эта продолговатая чёрная штука, похожая на полицейский жезл. Если детина чокнутый, от них с Дашей останется только голубоватый дымок.
– Стой, кто идёт? – рявкнул детина.
– Не дури, Тимоха,– засмеялся гонец-порученец Егорка. – Оставь свои хохмы для клуба. Полковник на месте?
– Ничего не знаю, – не сдавался страж. – Говори пароль. Стреляю без предупреждения.
– Счас так стрельну, – окрысился Егорка, – язык проглотишь.
После этого детина смягчился, убрал ускоритель за спину, заискивающе прогудел:
– Куревом не богат, Егорий?
– И было бы, не дал. Ишь, шутник. Мало вас песочат, всё бы лемеха крутить. А у нас дело срочное.
– Проходи, коли так. – Детина отстранился, толкнул дверь ногой, но когда протискивались мимо, успел прихватить Дашу за бочок.
Полковник Улита принял их в обыкновенной комнате с одним окном и почти без мебели – тёсаный стол с компьютером, три табуретки да деревенские полати поперёк стены, – и если Митя ожидал увидеть одного из тех головорезов, чьи портреты красовались на расклеенных по Москве листовках с надписью «Враг свободной России. За укрывательство – смертная казнь», то здорово ошибся. На полатях сидел человек преклонного возраста, предельно измождённого вида и с таким выражением в запавших глазах, будто сидеть ему трудно и он сейчас ляжет, за что заранее просит прощения. Но вокруг реденьких кудрей Митя различил характерное свечение, знак высшей принадлежности; из всех встреченных Митей прежде людей таким знаком обладал лишь Истопник, но у того аура не имела такой упругой насыщенности. У Мити сердце оттаяло: больше не надо хитрить и изворачиваться. Дошёл.
– Именно так, Климов, – подтвердил его мысли полковник Улита. – Дошёл, и, полагаю, это было не так-то легко… Что ж, располагайтесь, детишки, разговор будет долгий. А ты ступай себе с богом, Егорка.
Гонец-порученец склонился в почтительном поклоне и приложился губами к желтоватой руке старика. Митя воспринял увиденное как должное, как что-то вполне естественное, но Даша испуганно ойкнула. Полковник с улыбкой обернул к ней страдальческий лик.
– Ишь как изломали тебя окаянные. Ничего, дай срок, вернётся покой в твою душу.
Даша, не выпуская Митиной руки, опустилась на табуретку.
Егорка, пятясь, покинул комнату, и полковник снова заговорил. Его голос звучал как течение глубоководной реки; серебристое сияние над головой покачивалось и меняло очертания, словно поддуваемое ветерком. Он поздравил их с тем, что они находятся в зоне отчуждения, где не действует власть супостата. Если они не таят в сердце зла, то бояться им больше нечего, у них будет время, чтобы заново понять смысл земного бытования и самим решить свою дальнейшую судьбу.
К Даше он обратился отдельно и сказал нечто такое, от чего «матрёшка» зарделась как маков цвет.
– Беду твою вижу, девушка, но шибко не кручинься. Любовь всё превозмогает.
Даша метнула быстрый взгляд на Митю.
– Любовь тут ни при чём, господин Улита. Это физиология. С ней не поспоришь.
– Про умные слова забудь, они для того придуманы, чтобы правду темнить. Пятерых детишков родишь, помяни моё слово. Нам солдатиков много понадобится.
После этого Даша затуманилась и умолкла, а Митя остро ощутил, что наступил час откровения, и если он им не воспользуется, другого раза может не быть.
– С детишками понятно, господин полковник, – сказал он с вызовом. – И с любовью тоже. А со мной что будет, хотелось бы удостовериться.
– Наскучило вслепую жить, отрок? – усмехнулся Улита.
– Давно наскучило, – согласился Митя.
– Спешить не надо. Сперва доложи, что в клюве принёс? Что велел передать Истопник?
– Зачем спрашиваете? И так ведь знаете. Вы же всю информацию слили.
– Нет, Митя, не всю. Твой Димыч не дурак. Он предусмотрел, что можешь в нехорошие руки попасть. Кое-что заблокировал намертво.
– Разве такое возможно?
– Почему нет? Чужая душа – потёмки. Наука вершки соскребла и почила на лаврах. Но много в человеке такого, что ей неподвластно. И никогда подвластно не будет. Ты, Митя, лучше ответь на мой вопрос, не тяни.
Сияние над головой полковника потускнело, почти исчезло, но что это означает, Митя не знал.
– Не гневайтесь, господин Улита, – ответил он в тон допросчику, – но если вы впрямь о чём-то не дознались, значит, Димыч не зря подстраховался. Мне велено до Марфы-кудесницы добраться, ей лично передать весточку. Кем буду, если нарушу указ?
– Будешь кем и есть, отрок. Странником всесветным.
Митя затаил дыхание.
– Что за странник такой? По этапу погонят?
– Странник – это не путь, а судьба. Она даётся не по достигнутой цели, по неизбежному промыслу. Не по уму и заслугам, по вере сердечной.
– Путано. Не понимаю.
– Значит, не созрел, чтоб понять. Теперь о Марфе Ильиничне. Её увидишь, но вряд ли узнаешь. У ней много обличий, и открывается её суть не всем. Говори, чего принёс, не сомневайся. Дойдёт по назначению.
– Митька, – вмешалась очнувшаяся Даша, – хватит дурачиться. Спрашивают – отвечай.
Он видел, что «матрёшка» полностью подпала под чары полковника. Лицо отрешённое, как у бредящей. В глубоких очах ледяной восторг. Там детишки нерождённые скачут. Это его разозлило.
– Не знаю, кто вы, господин Улита, но уж больно ловко управляетесь с нами. Нет, моё слово твёрдое. Или Марфе, или никому.
– А коли скажу, что я и есть та самая Марфа?
– Не поверю, – ответил Митя.
– И правильно сделаешь, – одобрил полковник.
Он стал слезать с полатей, да зацепился ногой за половик и чуть не грохнулся на пол. Митя успел подхватить. Тельце лёгкое, как у девушки, но в ладонях ощутил ожог.
– Вам плохо, полковник?
– Погоди, не суетись.
Старик высвободился из его рук, доковылял до стола. Там, кроме компьютера, стоял какой-то прибор наподобие электрического чайника с прозрачным сосудом, наполненным чем-то голубоватым – жидкостью или паром. Полковник подобрал витой проводок от прибора, свободный конец сунул в ухо, как штепсель в розетку. Щёлкнул тумблером, прибор заурчал, жидкость в сосуде вспенилась и помутнела, зато сияние над белыми прядками старика, уже еле заметное, озолотилось и обрело ровные очертания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109