Паркетный пол был покрыт турецким ковром, а на широкой кровати отливало золотом бархатное покрывало.
Финн ввел ее в круг света от лампы, стоявшей у кровати, и стал целовать снова. Потом расстегнул дюжину крошечных пуговиц на спине мягкого лилового бархатного платья. Оно соскользнуло с плеч Лилли, повернувшись к нему, она снова обняла его за шею и принялась целовать. Ее сжигало желание, подобное какой-то внутренней боли, она ни о чем не думала, кроме его рук на своей обнаженной коже, сжимавших ее все сильнее и сильнее.
Лилли выскользнула из рубашки и встала перед ним, а он смотрел на нее, как на призрак.
– Финн, дорогой мой, – переполненная ощущением счастья, проговорила Лилли, – так и должно быть.
И снова шагнула в его объятия, и он снова целовал ее, а потом поднял и уложил на золотистый бархат постели.
Они не спускали друг с друга глаз, пока он раздевался. Его взгляд скользил от розовых пальцев ног по мягким голеням, следовал изящной кривизне бедер, более крутому изгибу талии, до восхитительных грудей. Он видел ее лицо с темно-розовым румянцем возбуждения на щеках и облако блестевших черных волос, роскошными волнами рассыпавшихся вокруг головы. Ее полураскрытые алые губы ждали его поцелуев, а ярко сиявшие сапфировые глаза бесстыдно рассматривали его, предлагая ему ее собственную дерзкую наготу.
– Вы самая красивая из всех женщин, которых мне когда-либо довелось видеть, – сказал Финн, приподнимая ее ногу и целуя безукоризненно изящные пальцы.
– И много их вы видели, Финн? – спросила она с нахлынувшим вдруг чувством ревности.
– Предостаточно для того, чтобы можно было сравнивать.
Лилли протянула к нему руки и страстно проговорила:
– Мне кажется, что я ждала вас всю жизнь.
Они буквально вцепились друг в друга, плоть к плоти, не отрывая трепетавших губ. А когда он, наконец, взял ее, это была целая буря огня и страсти, которой она напрасно ждала от Нэда.
– Боже мой, только не выходи из меня, не выходи, не выходи, – стонала она в экстазе, и он приподнимал ее к себе, снова и снова достигая вместе с нею высшей точки наслаждения.
Потом они лежали в изнеможении, не расплетая рук и ног. Финн поднял голову и посмотрел на Лилли.
– Я всегда любил вас, – тихо проговорил Финн.
Лилли гладила его лицо, а он целовал ее руку.
– И я всегда вас любила, – выдохнула она. – Думаю, что всегда понимала это, но этот плод был запретным.
– Теперь с этим покончено, – возразил он.
– Да, покончено, – согласилась она, улыбнувшись.
Финн сел и вынул из стоявшего около кровати столика бриллиантовое колье. Улыбаясь Лилли, он покачал им перед ее глазами.
– Так значит, вы его так и не продали! – воскликнула она.
– Как я мог? – сказал он. – В конце концов, оно же принадлежит вам.
– Как и пятьдесят золотых соверенов, – напомнила ему Лилли.
Финн небрежно пожал плечами.
– Недаром говорят, что зло настигает того, кто делает зло. Их у меня украли.
Лилли рассмеялась.
– Бедный Финн.
Он надел бриллианты ей на шею и соединил замок колье.
Финн лежал на подушках, зарывшись лицом в волосы Лилли.
– Вы никогда не узнаете, – тихо проговорил он, склоняясь над нею для очередного поцелуя, – как много раз рисовал я себе эту картину.
Он снова вытянулся рядом е нею и снова заключил ее в объятия, чувствуя себя как человек, все фантазии которого воплотились в явь.
40
Лилли писала Сил, что в ту зиму они буквально пожирали друг друга, предаваясь своей страсти. Ей как-то удавалось заставлять своего беднягу мужа верить в то, что она занимается благотворительностью. У нее был постоянный номер в отеле «Пятая авеню», но пользовалась она им редко. По утрам, когда Финн уходил в офис, она оставалась в его постели и там же поджидала его обычно позднего возвращения. Что она делала в промежутке, я не знаю и не думаю, чтобы она об этом когда-нибудь говорила. Это было не важно. Для всех, кроме Нэда Шеридана.
Нэд вернулся из своего турне совершенно случайно в тот же день, когда Лилли только что возвратилась после уик-энда из Бостона и была в своем номере в отеле. Она понимала, что должна сказать ему все, хотя это было ей больно.
Лилли напрямик сказала Нэду, что все кончено. Его лицо посерело от этого удара.
– Но я хочу на вас жениться, – проговорил он в смятении.
– Я знаю, что никогда не была бы счастлива замужем за актером, – печально возразила она. – Я не раз говорила вам об этом. Из этого ничего бы не вышло, Нэд. Вы всегда в турне, в пути из города в город, все эти поезда, комнаты в гостиницах и холодные театры…
Пораженный, Нэд смотрел на нее.
– Но я актер, – говорил он, – и не могу этого изменить, Лилли. Что я могу еще делать?
– Ничего, дорогой Нэд, – мягко ответила она. – Ваша карьера для вас все. Она для вас важнее меня. В конце концов, кто я такая, чтобы лишить театр одной из его самых ярких звезд? Кроме того, – солгала она, – я должна вернуться к мужу.
Когда Нэд уходил, она говорила:
– Мы всегда будем друзьями, Нэд, не так ли? Я не могу представить свою жизнь без вас.
И он, этот бедный баловень-простак, как обычно, удовольствовался крохами с ее обильного стола.
– Да, – согласился он, сведя все свои надежды в одно короткое слово.
Но у Лилли не было времени даже для друга, и она снова забыла о Нэде, с той же легкостью, с какой когда-то забыла о сыне, родившемся десять лет назад в Нантакете, так как единственным, о ком она могла думать, был Финн.
Месяца через два, не залечив своей раны и не в силах забыть Лилли, Нэд женился на своей партнерше, тоже звезде театра, Джулиет Скотт. Лилли прочла об этом в «Нью-Йорк геральд».
Но скоро Лилли о нем забыла, так как обнаружила, что забеременела. Она почти чувствовала тот момент соития, когда их тела, соединившись, дали жизнь их ребенку. Все это было так прекрасно и так не похоже на страх и унижение, от которых она страдала в прошлый раз, что от радости она танцевала, кружась по комнате.
Их связь продолжалась почти пять месяцев. В воздухе уже пахло весной, и она подсчитала, что ребенок должен родиться в октябре. Она должна будет развестись с Джоном и выйти замуж за Финна. Потому что именно этого она и хотела. Стать госпожой Финн О'Киффи Джеймс. Расстилавшаяся перед нею жизнь представлялась ей в виде тысяч сияющих теплом дней счастья.
Когда они поженятся, они будут прекрасно развлекаться, а кто лучше ее знает, как это делается? У них будет полно друзей, и они с Финном всегда будут любить друг друга так же страстно и полно, как теперь. Лилли дрожала от возбуждения, вспоминая их чувственные, изощренные сражения в постели.
Лилли услышала, как вернулся Финн, и выбежала из спальни ему навстречу с лицом, озаренным новой тайной. Она была очарована перспективой новой жизни, открывшейся перед нею, и не могла дождаться, когда, наконец, скажет ему об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Финн ввел ее в круг света от лампы, стоявшей у кровати, и стал целовать снова. Потом расстегнул дюжину крошечных пуговиц на спине мягкого лилового бархатного платья. Оно соскользнуло с плеч Лилли, повернувшись к нему, она снова обняла его за шею и принялась целовать. Ее сжигало желание, подобное какой-то внутренней боли, она ни о чем не думала, кроме его рук на своей обнаженной коже, сжимавших ее все сильнее и сильнее.
Лилли выскользнула из рубашки и встала перед ним, а он смотрел на нее, как на призрак.
– Финн, дорогой мой, – переполненная ощущением счастья, проговорила Лилли, – так и должно быть.
И снова шагнула в его объятия, и он снова целовал ее, а потом поднял и уложил на золотистый бархат постели.
Они не спускали друг с друга глаз, пока он раздевался. Его взгляд скользил от розовых пальцев ног по мягким голеням, следовал изящной кривизне бедер, более крутому изгибу талии, до восхитительных грудей. Он видел ее лицо с темно-розовым румянцем возбуждения на щеках и облако блестевших черных волос, роскошными волнами рассыпавшихся вокруг головы. Ее полураскрытые алые губы ждали его поцелуев, а ярко сиявшие сапфировые глаза бесстыдно рассматривали его, предлагая ему ее собственную дерзкую наготу.
– Вы самая красивая из всех женщин, которых мне когда-либо довелось видеть, – сказал Финн, приподнимая ее ногу и целуя безукоризненно изящные пальцы.
– И много их вы видели, Финн? – спросила она с нахлынувшим вдруг чувством ревности.
– Предостаточно для того, чтобы можно было сравнивать.
Лилли протянула к нему руки и страстно проговорила:
– Мне кажется, что я ждала вас всю жизнь.
Они буквально вцепились друг в друга, плоть к плоти, не отрывая трепетавших губ. А когда он, наконец, взял ее, это была целая буря огня и страсти, которой она напрасно ждала от Нэда.
– Боже мой, только не выходи из меня, не выходи, не выходи, – стонала она в экстазе, и он приподнимал ее к себе, снова и снова достигая вместе с нею высшей точки наслаждения.
Потом они лежали в изнеможении, не расплетая рук и ног. Финн поднял голову и посмотрел на Лилли.
– Я всегда любил вас, – тихо проговорил Финн.
Лилли гладила его лицо, а он целовал ее руку.
– И я всегда вас любила, – выдохнула она. – Думаю, что всегда понимала это, но этот плод был запретным.
– Теперь с этим покончено, – возразил он.
– Да, покончено, – согласилась она, улыбнувшись.
Финн сел и вынул из стоявшего около кровати столика бриллиантовое колье. Улыбаясь Лилли, он покачал им перед ее глазами.
– Так значит, вы его так и не продали! – воскликнула она.
– Как я мог? – сказал он. – В конце концов, оно же принадлежит вам.
– Как и пятьдесят золотых соверенов, – напомнила ему Лилли.
Финн небрежно пожал плечами.
– Недаром говорят, что зло настигает того, кто делает зло. Их у меня украли.
Лилли рассмеялась.
– Бедный Финн.
Он надел бриллианты ей на шею и соединил замок колье.
Финн лежал на подушках, зарывшись лицом в волосы Лилли.
– Вы никогда не узнаете, – тихо проговорил он, склоняясь над нею для очередного поцелуя, – как много раз рисовал я себе эту картину.
Он снова вытянулся рядом е нею и снова заключил ее в объятия, чувствуя себя как человек, все фантазии которого воплотились в явь.
40
Лилли писала Сил, что в ту зиму они буквально пожирали друг друга, предаваясь своей страсти. Ей как-то удавалось заставлять своего беднягу мужа верить в то, что она занимается благотворительностью. У нее был постоянный номер в отеле «Пятая авеню», но пользовалась она им редко. По утрам, когда Финн уходил в офис, она оставалась в его постели и там же поджидала его обычно позднего возвращения. Что она делала в промежутке, я не знаю и не думаю, чтобы она об этом когда-нибудь говорила. Это было не важно. Для всех, кроме Нэда Шеридана.
Нэд вернулся из своего турне совершенно случайно в тот же день, когда Лилли только что возвратилась после уик-энда из Бостона и была в своем номере в отеле. Она понимала, что должна сказать ему все, хотя это было ей больно.
Лилли напрямик сказала Нэду, что все кончено. Его лицо посерело от этого удара.
– Но я хочу на вас жениться, – проговорил он в смятении.
– Я знаю, что никогда не была бы счастлива замужем за актером, – печально возразила она. – Я не раз говорила вам об этом. Из этого ничего бы не вышло, Нэд. Вы всегда в турне, в пути из города в город, все эти поезда, комнаты в гостиницах и холодные театры…
Пораженный, Нэд смотрел на нее.
– Но я актер, – говорил он, – и не могу этого изменить, Лилли. Что я могу еще делать?
– Ничего, дорогой Нэд, – мягко ответила она. – Ваша карьера для вас все. Она для вас важнее меня. В конце концов, кто я такая, чтобы лишить театр одной из его самых ярких звезд? Кроме того, – солгала она, – я должна вернуться к мужу.
Когда Нэд уходил, она говорила:
– Мы всегда будем друзьями, Нэд, не так ли? Я не могу представить свою жизнь без вас.
И он, этот бедный баловень-простак, как обычно, удовольствовался крохами с ее обильного стола.
– Да, – согласился он, сведя все свои надежды в одно короткое слово.
Но у Лилли не было времени даже для друга, и она снова забыла о Нэде, с той же легкостью, с какой когда-то забыла о сыне, родившемся десять лет назад в Нантакете, так как единственным, о ком она могла думать, был Финн.
Месяца через два, не залечив своей раны и не в силах забыть Лилли, Нэд женился на своей партнерше, тоже звезде театра, Джулиет Скотт. Лилли прочла об этом в «Нью-Йорк геральд».
Но скоро Лилли о нем забыла, так как обнаружила, что забеременела. Она почти чувствовала тот момент соития, когда их тела, соединившись, дали жизнь их ребенку. Все это было так прекрасно и так не похоже на страх и унижение, от которых она страдала в прошлый раз, что от радости она танцевала, кружась по комнате.
Их связь продолжалась почти пять месяцев. В воздухе уже пахло весной, и она подсчитала, что ребенок должен родиться в октябре. Она должна будет развестись с Джоном и выйти замуж за Финна. Потому что именно этого она и хотела. Стать госпожой Финн О'Киффи Джеймс. Расстилавшаяся перед нею жизнь представлялась ей в виде тысяч сияющих теплом дней счастья.
Когда они поженятся, они будут прекрасно развлекаться, а кто лучше ее знает, как это делается? У них будет полно друзей, и они с Финном всегда будут любить друг друга так же страстно и полно, как теперь. Лилли дрожала от возбуждения, вспоминая их чувственные, изощренные сражения в постели.
Лилли услышала, как вернулся Финн, и выбежала из спальни ему навстречу с лицом, озаренным новой тайной. Она была очарована перспективой новой жизни, открывшейся перед нею, и не могла дождаться, когда, наконец, скажет ему об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130