– И как бы мне хотелось, чтобы он увидел Арднаварнху.
– О, ваш отец знал Арднаварнху, – выпалила я, не подумав, что это сообщение могло потрясти ее. – В свое время я расскажу вам об этом.
Я с тревогой смотрела на ее красивое, бледное лицо. Может быть, я была просто старой дурой, сказав ей, что Боб Киффи бывал в Арднаварнхе. Но я решила, что будет лучше сказать ей об этом. Я добавила, что встречалась с ним здесь, правда всего один раз, и что он был прекрасным человеком. От него веяло прямотой и силой. И именно поэтому я согласна с Шэннон, что Киффи был кем-то убит.
– Такие люди, как он, принимают жизнь независимо от того, что она им приносит, – твердо сказала я. – Я думаю, все в этой комнате считают, что ваш отец себя не убивал. И, разумеется, – заключила я, взглянув на Эдварда, – надеюсь, мы узнаем, кто это сделал.
После обеда мы, как обычно, коротали время в гостиной. Эдди помешал горевшие в камине поленья, и огонь разгорелся с новой силой. Я расположилась на своем любимом диване. Собаки удобно растянулись рядом со мной. Поставив ноги с костлявыми лодыжками на обитый ковровым материалом стул, я обратилась к следующему сюжету своего рассказа.
* * *
Лилли лежала на узкой койке в маленькой душной каюте с единственным иллюминатором в латунной оправе. Одряхлевшее судно вышло из Кобха и с шумом раздвигало зеленые волны пользовавшегося дурной славой Ирландского моря. А на следующий день его уже в полную силу трепали ветры Атлантического океана. Лилли так плохо себя чувствовала, что была не в силах даже подумать о том, чем это могло для нее кончиться; но через пару дней она как-то приспособилась к ритму постоянной качки.
Погруженная в свои мысли, Лилли не замечала многочисленных несчастных ирландских эмигрантов, которыми, как скотом, был набит трюм парохода. Они спешили в новый мир, мечтая о богатстве и успехе. И уж совсем не могла она знать, что в горячих железных недрах судна, в огнедышащие зияющие пасти топок паровых котлов огромными лопатами бросали уголь Финн и Дэниел О'Киффи, оплачивавшие своим трудом проезд в Америку. Полуголые, обливавшиеся грязным от угольной пыли потом, они то кляли судьбу, то молили о благополучном прибытии.
Других пассажиров на пароходе было мало, и поскольку Лилли большую часть времени проводила в своей каюте и ни с кем не разговаривала, она сразу стала предметом всяческих толков на судне. По палубам ходил слух о какой-то таинственной юной аристократке, державшейся в стороне от остальных пассажиров даже за обедом. Слух этот просочился в помещения для четвертого класса, где копошившиеся в грязи люди, получавшие на обед лишь червивый корабельный бисквит да прогорклую овсяную кашу, осуждали ее за титул и роскошь, в которой жила ее богатая семья. В конце концов рассказы о таинственной аристократке дошли и до машинного отделения. Ошеломленный Дэниел узнал в ней прекрасную Лилли Молино.
Он ничего не сказал об этом брату, но, оставшись как-то один в машинном отделении, в ярости проговорил: «Проклятие! Она преследует нас! И будет охотиться за нами всю жизнь!» В памяти Дэниела всплыл образ Лилли: ее обольстительная улыбка, сапфировые глаза, сверкавшие ярче, чем драгоценные камни, изящный изгиб стройной юной шеи, долгие, горячие взгляды, которые она задерживала на его брате. По правде говоря, он и сам не оставался к ним равнодушным.
Однако Дэниел знал, что ребенок, которого она носила, не был ребенком его брата. Бросая лопату за лопатой в прожорливую топку, он недоумевал, как Лилли оказалась именно на этом пароходе, словно это был какой-то перст судьбы. Он следил за тем, чтобы до Финна не долетели слухи о Лилли. Это было нетрудно, потому что Финн уже не был прежним компанейским, словоохотливым парнем и сторонился кочегаров и матросов.
Пароход двигался медленно, день за днем проходили в тяжелой и грязной работе, перемежавшейся мучительным сном без сновидений.
Они были в сорока милях от Нантакета, когда разразился сильный шторм. Лилли смотрела в иллюминатор на вздымавшиеся серые волны. Крошечная в сравнении с ними «Хайберния» содрогалась и трепетала под их ударами, балки скрипели, готовые лопнуть. Судно падало в бездну между двумя волнами, а потом неистовый порыв ветра поднимал его на новую стену-волну. Внезапно в проходы ворвались потоки ледяной воды, затопляя судно. Лилли, как загипнотизированная, не отрывала глаз от проникавшей в каюту из-под двери воды. Она решила, что судно тонет, и стала молиться.
Ветер неожиданно стих, и Лилли услышала доносившиеся из трюма жуткие крики эмигрантов. В ужасе она поняла, что они были там заперты. Если бы «Хайберния» затонула, у них не было бы никакой возможности спастись, и они утонули бы вместе с судном.
Подобрав промокшую юбку, Лилли взбежала по лестнице в рубку. Капитан удивленно посмотрел на нее.
– У вас в трюме заперты женщины и дети, – закричала Лилли. – Если нам суждено утонуть, вы обязаны выпустить их!
– Господи, – заговорил капитан низким голосом, – неужели мне еще недостаточно забот, чтобы какая-то праздная дама устраивала истерику в рубке во время шторма?
Он еще раз взглянул на нее, затем немного смягчился, увидев, как она молода.
– Если я сейчас их выпущу, они устроят панику и, возможно, многие погибнут. Разумеется, если я почувствую, что им угрожает опасность, они будут так же свободны, как и мы, чтобы достойно встретиться с Господом. Я командую судном уже много лет, – жестко добавил он, – и ни разу не потерял ни одного человека.
Лилли поняла, что он был прав, и робко извинилась. Капитан рассмеялся.
– Вы храбрая девушка, мисс, и мне это нравится. Я скажу вам правду. Если шторм продлится еще час, мы разобьемся о скалы и погибнем. Если же нам повезет, мы войдем в Нантакетский пролив. Так что все в руках Божиих, а не моих. Вы можете оставаться здесь, – любезно предложил он, зная, что она путешествовала одна, – если вас устраивает моя компания.
Лилли примостилась в углу, обвила руками колени и больше ни о чем не спрашивала. Небо опять почернело, поднялся ветер, и хлынул дождь. Судно содрогалось от ударов гигантских волн.
Внизу, в машинном отделении, перед топками, в которых постепенно замирал огонь, собрались механики и кочегары.
– Теперь мы во власти шторма, – сказал главный механик, зажигая сигарету. – Послушайте-ка этих ирландских выродков, воющих в трюме.
– Они не выродки, – резко возразил ему Финн. – У них есть матери и отцы, как и у вас.
– Успокойся, – примирительным тоном проговорил механик. – Я забыл, что ты сам ирландец. Должен тебе сказать, что я с удовольствием бы выпил бутылку прекрасного ирландского виски, если бы мы раздобыли ее в трюме, для успокоения нервов. Говорят, что один из ящиков разбился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– О, ваш отец знал Арднаварнху, – выпалила я, не подумав, что это сообщение могло потрясти ее. – В свое время я расскажу вам об этом.
Я с тревогой смотрела на ее красивое, бледное лицо. Может быть, я была просто старой дурой, сказав ей, что Боб Киффи бывал в Арднаварнхе. Но я решила, что будет лучше сказать ей об этом. Я добавила, что встречалась с ним здесь, правда всего один раз, и что он был прекрасным человеком. От него веяло прямотой и силой. И именно поэтому я согласна с Шэннон, что Киффи был кем-то убит.
– Такие люди, как он, принимают жизнь независимо от того, что она им приносит, – твердо сказала я. – Я думаю, все в этой комнате считают, что ваш отец себя не убивал. И, разумеется, – заключила я, взглянув на Эдварда, – надеюсь, мы узнаем, кто это сделал.
После обеда мы, как обычно, коротали время в гостиной. Эдди помешал горевшие в камине поленья, и огонь разгорелся с новой силой. Я расположилась на своем любимом диване. Собаки удобно растянулись рядом со мной. Поставив ноги с костлявыми лодыжками на обитый ковровым материалом стул, я обратилась к следующему сюжету своего рассказа.
* * *
Лилли лежала на узкой койке в маленькой душной каюте с единственным иллюминатором в латунной оправе. Одряхлевшее судно вышло из Кобха и с шумом раздвигало зеленые волны пользовавшегося дурной славой Ирландского моря. А на следующий день его уже в полную силу трепали ветры Атлантического океана. Лилли так плохо себя чувствовала, что была не в силах даже подумать о том, чем это могло для нее кончиться; но через пару дней она как-то приспособилась к ритму постоянной качки.
Погруженная в свои мысли, Лилли не замечала многочисленных несчастных ирландских эмигрантов, которыми, как скотом, был набит трюм парохода. Они спешили в новый мир, мечтая о богатстве и успехе. И уж совсем не могла она знать, что в горячих железных недрах судна, в огнедышащие зияющие пасти топок паровых котлов огромными лопатами бросали уголь Финн и Дэниел О'Киффи, оплачивавшие своим трудом проезд в Америку. Полуголые, обливавшиеся грязным от угольной пыли потом, они то кляли судьбу, то молили о благополучном прибытии.
Других пассажиров на пароходе было мало, и поскольку Лилли большую часть времени проводила в своей каюте и ни с кем не разговаривала, она сразу стала предметом всяческих толков на судне. По палубам ходил слух о какой-то таинственной юной аристократке, державшейся в стороне от остальных пассажиров даже за обедом. Слух этот просочился в помещения для четвертого класса, где копошившиеся в грязи люди, получавшие на обед лишь червивый корабельный бисквит да прогорклую овсяную кашу, осуждали ее за титул и роскошь, в которой жила ее богатая семья. В конце концов рассказы о таинственной аристократке дошли и до машинного отделения. Ошеломленный Дэниел узнал в ней прекрасную Лилли Молино.
Он ничего не сказал об этом брату, но, оставшись как-то один в машинном отделении, в ярости проговорил: «Проклятие! Она преследует нас! И будет охотиться за нами всю жизнь!» В памяти Дэниела всплыл образ Лилли: ее обольстительная улыбка, сапфировые глаза, сверкавшие ярче, чем драгоценные камни, изящный изгиб стройной юной шеи, долгие, горячие взгляды, которые она задерживала на его брате. По правде говоря, он и сам не оставался к ним равнодушным.
Однако Дэниел знал, что ребенок, которого она носила, не был ребенком его брата. Бросая лопату за лопатой в прожорливую топку, он недоумевал, как Лилли оказалась именно на этом пароходе, словно это был какой-то перст судьбы. Он следил за тем, чтобы до Финна не долетели слухи о Лилли. Это было нетрудно, потому что Финн уже не был прежним компанейским, словоохотливым парнем и сторонился кочегаров и матросов.
Пароход двигался медленно, день за днем проходили в тяжелой и грязной работе, перемежавшейся мучительным сном без сновидений.
Они были в сорока милях от Нантакета, когда разразился сильный шторм. Лилли смотрела в иллюминатор на вздымавшиеся серые волны. Крошечная в сравнении с ними «Хайберния» содрогалась и трепетала под их ударами, балки скрипели, готовые лопнуть. Судно падало в бездну между двумя волнами, а потом неистовый порыв ветра поднимал его на новую стену-волну. Внезапно в проходы ворвались потоки ледяной воды, затопляя судно. Лилли, как загипнотизированная, не отрывала глаз от проникавшей в каюту из-под двери воды. Она решила, что судно тонет, и стала молиться.
Ветер неожиданно стих, и Лилли услышала доносившиеся из трюма жуткие крики эмигрантов. В ужасе она поняла, что они были там заперты. Если бы «Хайберния» затонула, у них не было бы никакой возможности спастись, и они утонули бы вместе с судном.
Подобрав промокшую юбку, Лилли взбежала по лестнице в рубку. Капитан удивленно посмотрел на нее.
– У вас в трюме заперты женщины и дети, – закричала Лилли. – Если нам суждено утонуть, вы обязаны выпустить их!
– Господи, – заговорил капитан низким голосом, – неужели мне еще недостаточно забот, чтобы какая-то праздная дама устраивала истерику в рубке во время шторма?
Он еще раз взглянул на нее, затем немного смягчился, увидев, как она молода.
– Если я сейчас их выпущу, они устроят панику и, возможно, многие погибнут. Разумеется, если я почувствую, что им угрожает опасность, они будут так же свободны, как и мы, чтобы достойно встретиться с Господом. Я командую судном уже много лет, – жестко добавил он, – и ни разу не потерял ни одного человека.
Лилли поняла, что он был прав, и робко извинилась. Капитан рассмеялся.
– Вы храбрая девушка, мисс, и мне это нравится. Я скажу вам правду. Если шторм продлится еще час, мы разобьемся о скалы и погибнем. Если же нам повезет, мы войдем в Нантакетский пролив. Так что все в руках Божиих, а не моих. Вы можете оставаться здесь, – любезно предложил он, зная, что она путешествовала одна, – если вас устраивает моя компания.
Лилли примостилась в углу, обвила руками колени и больше ни о чем не спрашивала. Небо опять почернело, поднялся ветер, и хлынул дождь. Судно содрогалось от ударов гигантских волн.
Внизу, в машинном отделении, перед топками, в которых постепенно замирал огонь, собрались механики и кочегары.
– Теперь мы во власти шторма, – сказал главный механик, зажигая сигарету. – Послушайте-ка этих ирландских выродков, воющих в трюме.
– Они не выродки, – резко возразил ему Финн. – У них есть матери и отцы, как и у вас.
– Успокойся, – примирительным тоном проговорил механик. – Я забыл, что ты сам ирландец. Должен тебе сказать, что я с удовольствием бы выпил бутылку прекрасного ирландского виски, если бы мы раздобыли ее в трюме, для успокоения нервов. Говорят, что один из ящиков разбился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130