Окончив школу, он работал барменом в одном из бостонских баров. Он мечтал о театре и хотел заработать деньги, чтобы поехать в Нью-Йорк. У Нэда была заветная цель – Бродвей.
И вот в один прекрасный вечер в баре появился Джекоб де Лоури. Он был завернут в широкий черный плащ, под которым виднелись переливавшаяся шелковая рубашка, перламутрово-серый шелковый галстук и изящный черный жилет. Он постучал по конторке серебряным набалдашником своей малакской трости и звонким голосом потребовал бренди.
Лицо Нэда засветилось. Он понял, что, судя по голосу и манере одеваться, это был настоящий актер. Он подал незнакомцу бренди и уважительно осведомился, кто он такой.
Это был вопрос, ненавистный де Лоури. Он глянул на Нэда и сердито нахмурил густые черные брови.
– Юноша, – холодно откликнулся он, – вам не следует спрашивать, кто я такой.
Нэд смиренно извинился и объяснил, что он только что окончил колледж и хочет стать актером.
– Таким же знаменитым, как и вы, – добавил он.
Де Лоури с интересом оглядел юного бармена. То, что он увидел, ему понравилось: с такими внешними данными можно добиться успеха. Юноша был доверчив, не искушен в жизни и вполне подходил де Лоури. Он немедленно предложил ему работу.
– Разумеется, мальчик, заработка почти не будет, – прогудел он, – но я предлагаю вам бесценную возможность научиться актерскому мастерству у мастера.
Это было осуществлением всех надежд Нэда. Он в тот же вечер бросил свою работу и вступил в труппу «Знаменитых странствующих актеров Лоури». Наконец-то он стал актером.
Труппа играла в холодных, кишевших блохами залах захолустных городишек, и Джекоб де Лоури, чье настоящее имя было Джекоб Лич, писал большинство пьес сам, с бескорыстной помощью своей жены, пышной блондинки Саши Орловой. Писали они главным образом мелодрамы и подбирали костюмы так, чтобы скрыть возраст де Лоури. Вышибавшие слезу романтические сцены сопровождались демонстрацией пышной груди Саши. Ее экстравагантные костюмы открывали зрителям чуть больше того, что позволялось приличием, в результате чего ей удавалось держать зал в напряжении.
Членов труппы де Лоури не раз арестовывали по обвинению в непристойностях, но им всегда удавалось вовремя ускользнуть из городка и больше никогда там не появляться. Если же это им не удавалось, Саше приходилось пускать в ход свои чары и убеждать обвинителей в том, что во всем виноваты сами зрители с их слишком пылким воображением.
Нэд чувствовал себя на седьмом небе от одной близости к сцене, но его смущал цинизм коллег-актеров. В особенности Жанетт Фойл, чьи увядшие прелести давно не соответствовали амплуа инженю, в котором актриса явно задержалась. Она немедленно уложила Нэда к себе в постель и за несколько недель довела до состояния изнеможения. Он почувствовал большое облегчение, когда Жанетт нашла себе нового любовника. Теперь Нэд мог снова посвятить все свое время освоению актерского ремесла. С тех пор он строго следовал совету своего друга, актера Харрисона Роббинса, не иметь любовных связей с актрисами труппы.
– Старина, отвергнутая женщина превращается в демона, – многозначительно предупредил его Харрисон.
А уж Харрисон-то знал жизнь. Это был тридцатидвухлетний мужчина с черными усами, кумир женщин. Игрок по призванию, он был алкоголиком, правда, не совсем пропащим, плохим актером и вполне компанейским парнем.
Нэд рассказал приятелю о Лилли.
– Она самая красивая из всех девушек, которых мне доводилось видеть, – говорил он, сидя с хмурым видом за выщербленным столом закусочной в Ворчестере, в штате Массачусетс. – Возможно ли, чтобы девушка такой изумительной, прямо небесной красоты вдруг умерла, Харри?
Харри покачал головой.
– Забудь ее, Нэд, мой тебе совет. Это не сулит тебе ничего, кроме неприятностей.
– Я не могу ее забыть.
Нэд вспомнил сапфировые глаза Лилли, изгиб ее губ, то ощущение, которое он пережил, пока нес ее на руках к себе домой.
– Я должен ехать к ней, – заявил он, слезая с высокого табурета.
Харрисон удержал его за руку.
– Э нет, ты не должен этого делать, – проговорил он, усаживая его обратно. – У тебя вечером представление, приятель, и ты обязан остаться с нами. Ты не можешь все бросить только потому, что совершенно чужая девчонка, вытащенная тобою из воды, лежит в лихорадке. Да и ей вовсе не нужно, чтобы около ее постели торчал какой-то деревенский парень. Запомни, женщины не любят, когда их видят больными. Повремени, пока она не поправится и не засияет всей своей красой.
Нэд Шеридан не был новичком в любви. Хотя ему было всего двадцать три года, в его жизни уже было несколько женщин. И некоторых из них он любил. Но ни разу в своей жизни он не чувствовал такой переполняющей сердце страстной любви и понимал, что это чувство никогда не повторится.
В доме на Мейн-стрит царила тишина. Луч январского солнца падал на зеленое с белым одеяло, простеганное еще бабушкой Элис Шеридан сто лет назад. Лилли открыла глаза. Глядя на темно-голубое зимнее небо за сверкавшими чистотой окнами, она никак не могла понять, где находится.
Лилли взглянула на полотняную ночную рубашку, которая была на ней, на свои руки, бессильно лежавшие поверх покрывала, и подумала, уж не послал ли ее дорогой па, в конце концов, в школу. Но, увидев в углу свои чемоданы со следами морской соли, она вспомнила последние события.
Все, что оставалось от ее прошлого, лежало теперь в этих чемоданах. За исключением одного. Ребенка. Она провела руками по не вызывавшей сомнений округлости своего живота, чувствуя его там, словно какого-то паразита, высасывающего из нее жизнь, понимая, что никогда не сможет взглянуть ему в лицо.
– И надо было умереть! – полным страдания голосом выкрикнула она в пустоту комнаты. – Мне следовало умереть за свои грехи.
По лестнице быстро поднялась Элис Шеридан. Она присела на край кровати и обхватила Лилли руками.
– Все хорошо, – говорила она, поглаживая Лилли по спине, как, бывало, утешала своих детей, когда те капризничали. – Теперь вы в безопасности, и я обещаю вам, что все будет хорошо. Мы будем заботиться о вас. Вы можете жить у нас, сколько захотите. Будете для меня как одна из моих дочерей.
Лилли горестно покачала головой.
– Нет, – вновь принялась она плакать, – нет… когда вы узнаете, какая я порочная, вы тоже от меня откажетесь. Вы выкинете меня на улицу точно так же, как это сделала моя собственная семья.
– Дорогое дитя! – потрясенная, воскликнула миссис Шеридан. – Да никуда я вас не выкину. К тому же вы слишком молоды, чтобы успеть стать слишком порочной.
Лилли молча смотрела на Элис. Перед нею была стройная женщина с гладким лицом, просто одетая, с огрубевшими от работы руками. Карие глаза Элис Шеридан были полны доброты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130