Раз он не собирался расставить ловушку для ее отца, она могла взять то, что хотела, прежде, чем они поссорятся. Сомнения заставили ее сопротивляться еще мгновение, чтобы убедиться, что она все правильно поняла.
— Ты хочешь, чтобы я послала за отрядом отца после того, как прибуду в Ившем?
Альфред расслабился, как только удостоверился, что она не пошлет своих людей к отцу слишком скоро. Барби не намерена выдать план освобождения принца Эдуарда, но было бы еще лучше, если бы она не смогла сделать этого случайно и не заставляла его тревожиться.
— Да, после… — прошептал он, полузакрыв глаза, одной рукой еще теснее прижимая ее к своим бедрам.
Целуя, он коснулся самым кончиком языка ее ключиц; она вздохнула и прижалась к нему животом.
23.
Через четыре дня каждый пришел к какому-то заключению. Альфред был уверен, что он добился того, что жена выполнит его просьбу, а Барбара решила поехать в Ившем и ни на ярд дальше. Она приняла такое решение под давлением неоспоримого факта, что оставаться в Уигморе действительно небезопасно. Мортимер покинул крепость через день после того, как встретился с Альфредом. То, что он сказал или, наоборот, не сказал своей жене, превратило ее в камень. Она избегала Барбару и Альфреда, насколько это было возможно, и едва цедила сквозь зубы слова, когда они оказывались вместе за столом. Суровые нравы гостевого дома аббатства показались бы веселым пиром по сравнению с обстановкой страха и отчаяния в Уигморе.
Барбару все еще мучил ревнивый страх, что Альфред просто хочет избавиться от нее, сердитые подозрения, будто он настолько вовлечен в политическую игру, что использует ее как заложницу. И в то же время она очень волновалась за него, отгоняя от себя мысли о том, что он сражается за Эдуарда и может быть ранен, убит или взят в плен.
Несколько раз Барбара страстно желала сделать так, как ей советовал Альфред — найти защиту у своего отца. Гостить в Ившеме, возможно, было и лучше, чем жить с Матильдой де Мортимер, но мысль о том, чтобы поехать домой к отцу, к любящей ее Джоанне, была ею отвергнута. Она знала, что Беви и Льюис смогли бы придумать, как доставить ее во Фрамлинхем, не подвергая сомнению лояльность Норфолка. Правда заключалась в том, что она не могла уехать так далеко от тех мест, где шла война. Ей необходимо быть там, откуда за день упорной езды верхом она бы могла добраться до своего мужа, если бы с ним произошло несчастье.
Двадцать шестого мая, вскоре после обеда, они прибыли в гостевой дом Уигморского аббатства. Из уважения к привратнику, который ждал Барбару, чтобы показать ей комнату, Альфред не поцеловал ее, как ей хотелось, а только взял за руку. Потом привратник отвернулся, и Альфред поднял ее руку к губам и нежно коснулся кончиков ее пальцев.
— Как мне будет не хватать тебя, — прошептал он.
— Ты мог бы уехать со мной. — Барбара сжала пальцами его руку.
— Нет, — бросил он, нахмурившись. — Я дал слово.
Барбара открыла рот, чтобы сказать: «Слово, которое может убить тебя», но промолчала, зная: возражать бесполезно.
— Понимаю, — только и сказала она.
— Я приеду за тобой, как только буду свободен от своего обещания. Когда устроишься, напиши мне, где ты. — Он наклонился ближе и прошептал, чтобы монах не мог слышать: — Напиши Гилберту. Я буду с ним или он будет знать, где я. — Он поднял ее руку и снова поцеловал ее. — Господи, пошли мне силы, я уже скучаю по тебе.
Он быстро отвернулся, будто разом отрываясь от нее, чтобы сделать расставание короче и безболезненнее. Когда он сел на лошадь и оглянулся, Барбара спокойно уходила с привратником. Она не стояла, не махала ему рукой и не плакала и даже не глядела ему вслед. Сомнение снова охватило его, он представлял себе всевозможные вероятные и невероятные причины ее безразличия, и только одна мысль не пришла ему в голову — что она отвернулась для того, чтобы скрыть текущие по ее щекам слезы. Какая бы мысль не приходила ему в голову, он отгонял ее как нелепую. По его мнению, у Барби не было причин прятать свой страх и слезы, а значит, и свою любовь.
Они были мужем и женой и имели право любить открыто; для Альфреда это было одной из самых больших радостей супружества. Ему не нужно было клясться в том, что он не будет искать встреч с другими женщинами: с тех пор как Барби согласилась стать его женой, он не желал никого, кроме нее, Альфред мучился, потому что она не смотрела ему вслед, в то время как он оборачивался снова и снова до тех пор, пока она не скрылась из виду. Так он домчался до Уэбли, где его ждало сообщение от Томаса, которое целиком заняло его мысли.
«Одна из лошадей, присланных моим братом, — писал Томас, — очень плохо слушается узды. Я пришлю человека, который вернет ее в четверг. Он встретится с вами западнее Уидмарш-Гейт, там, где начинаются небольшие холмы. Наденьте белую шляпу, чтобы мой человек мог узнать вас. Если вы помашете ею, он подойдет к вам, и дело будет быстро улажено».
* * *
Альфред с отрядом выехал из Уэбли после обеда в среду двадцать седьмого мая. Они немного проехали на восток, затем резко свернули на север в небольшой лесок. Здесь они проверили, не следят ли за ними, но никого не заметили. Тогда они разыскали отряд крепостных на простых лошадях и велели им вернуться в поместье Уэбли. Когда крепостные были уже на дороге, направляясь на запад, отряд повернул на восток через лес и, пока лес не кончился, вновь на юг. Они пересекли дорогу, ведущую в лесок поменьше, и оставили человека там, где он мог хорошо видеть оба конца дороги. Держа теперь путь на юго-восток, отряд выехал на холмистые пастбища. Здесь они остановились, пока люди, знающие местность, как следует не рассмотрели рощицы и спрятанные в них долины. Они вернулись, доложив, что местность пуста, если не считать нескольких пастухов, и снова уехали, приготовившись наблюдать ночью, на случай, если письмо Томаса окажется ловушкой. В сумерках Альфред, Шалье и еще несколько человек поехали на юг на вершину последнего холма. Севернее широкого склона они увидели мальчика, сидевшего на траве рядом с пасущейся на привязи лошадью. Из седельной сумки Альфред достал белую шляпу и надел ее Мальчик встал и помахал.
— Никаких перемен, — сказал мальчик, как только Альфред и его человек подъехали достаточно близко чтобы говорить обычным голосом.
— Ты вернешься обратно? — спросил Альфред, спешившись.
— Если вы не уйдете, я уеду на рассвете.
Лицо мальчика было оживленным от любопытства, но Альфред больше ничего не сказал. Он взял сверток с седла, развязал его и бросил мальчику одеяло, а в другое завернулся сам. Шалье и вооруженные люди тоже спешились; Шалье достал хлеб и сыр из седельной сумки и разделил их со своим хозяином и мальчиком. Никто ничего не говорил, и после еды все легли спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Ты хочешь, чтобы я послала за отрядом отца после того, как прибуду в Ившем?
Альфред расслабился, как только удостоверился, что она не пошлет своих людей к отцу слишком скоро. Барби не намерена выдать план освобождения принца Эдуарда, но было бы еще лучше, если бы она не смогла сделать этого случайно и не заставляла его тревожиться.
— Да, после… — прошептал он, полузакрыв глаза, одной рукой еще теснее прижимая ее к своим бедрам.
Целуя, он коснулся самым кончиком языка ее ключиц; она вздохнула и прижалась к нему животом.
23.
Через четыре дня каждый пришел к какому-то заключению. Альфред был уверен, что он добился того, что жена выполнит его просьбу, а Барбара решила поехать в Ившем и ни на ярд дальше. Она приняла такое решение под давлением неоспоримого факта, что оставаться в Уигморе действительно небезопасно. Мортимер покинул крепость через день после того, как встретился с Альфредом. То, что он сказал или, наоборот, не сказал своей жене, превратило ее в камень. Она избегала Барбару и Альфреда, насколько это было возможно, и едва цедила сквозь зубы слова, когда они оказывались вместе за столом. Суровые нравы гостевого дома аббатства показались бы веселым пиром по сравнению с обстановкой страха и отчаяния в Уигморе.
Барбару все еще мучил ревнивый страх, что Альфред просто хочет избавиться от нее, сердитые подозрения, будто он настолько вовлечен в политическую игру, что использует ее как заложницу. И в то же время она очень волновалась за него, отгоняя от себя мысли о том, что он сражается за Эдуарда и может быть ранен, убит или взят в плен.
Несколько раз Барбара страстно желала сделать так, как ей советовал Альфред — найти защиту у своего отца. Гостить в Ившеме, возможно, было и лучше, чем жить с Матильдой де Мортимер, но мысль о том, чтобы поехать домой к отцу, к любящей ее Джоанне, была ею отвергнута. Она знала, что Беви и Льюис смогли бы придумать, как доставить ее во Фрамлинхем, не подвергая сомнению лояльность Норфолка. Правда заключалась в том, что она не могла уехать так далеко от тех мест, где шла война. Ей необходимо быть там, откуда за день упорной езды верхом она бы могла добраться до своего мужа, если бы с ним произошло несчастье.
Двадцать шестого мая, вскоре после обеда, они прибыли в гостевой дом Уигморского аббатства. Из уважения к привратнику, который ждал Барбару, чтобы показать ей комнату, Альфред не поцеловал ее, как ей хотелось, а только взял за руку. Потом привратник отвернулся, и Альфред поднял ее руку к губам и нежно коснулся кончиков ее пальцев.
— Как мне будет не хватать тебя, — прошептал он.
— Ты мог бы уехать со мной. — Барбара сжала пальцами его руку.
— Нет, — бросил он, нахмурившись. — Я дал слово.
Барбара открыла рот, чтобы сказать: «Слово, которое может убить тебя», но промолчала, зная: возражать бесполезно.
— Понимаю, — только и сказала она.
— Я приеду за тобой, как только буду свободен от своего обещания. Когда устроишься, напиши мне, где ты. — Он наклонился ближе и прошептал, чтобы монах не мог слышать: — Напиши Гилберту. Я буду с ним или он будет знать, где я. — Он поднял ее руку и снова поцеловал ее. — Господи, пошли мне силы, я уже скучаю по тебе.
Он быстро отвернулся, будто разом отрываясь от нее, чтобы сделать расставание короче и безболезненнее. Когда он сел на лошадь и оглянулся, Барбара спокойно уходила с привратником. Она не стояла, не махала ему рукой и не плакала и даже не глядела ему вслед. Сомнение снова охватило его, он представлял себе всевозможные вероятные и невероятные причины ее безразличия, и только одна мысль не пришла ему в голову — что она отвернулась для того, чтобы скрыть текущие по ее щекам слезы. Какая бы мысль не приходила ему в голову, он отгонял ее как нелепую. По его мнению, у Барби не было причин прятать свой страх и слезы, а значит, и свою любовь.
Они были мужем и женой и имели право любить открыто; для Альфреда это было одной из самых больших радостей супружества. Ему не нужно было клясться в том, что он не будет искать встреч с другими женщинами: с тех пор как Барби согласилась стать его женой, он не желал никого, кроме нее, Альфред мучился, потому что она не смотрела ему вслед, в то время как он оборачивался снова и снова до тех пор, пока она не скрылась из виду. Так он домчался до Уэбли, где его ждало сообщение от Томаса, которое целиком заняло его мысли.
«Одна из лошадей, присланных моим братом, — писал Томас, — очень плохо слушается узды. Я пришлю человека, который вернет ее в четверг. Он встретится с вами западнее Уидмарш-Гейт, там, где начинаются небольшие холмы. Наденьте белую шляпу, чтобы мой человек мог узнать вас. Если вы помашете ею, он подойдет к вам, и дело будет быстро улажено».
* * *
Альфред с отрядом выехал из Уэбли после обеда в среду двадцать седьмого мая. Они немного проехали на восток, затем резко свернули на север в небольшой лесок. Здесь они проверили, не следят ли за ними, но никого не заметили. Тогда они разыскали отряд крепостных на простых лошадях и велели им вернуться в поместье Уэбли. Когда крепостные были уже на дороге, направляясь на запад, отряд повернул на восток через лес и, пока лес не кончился, вновь на юг. Они пересекли дорогу, ведущую в лесок поменьше, и оставили человека там, где он мог хорошо видеть оба конца дороги. Держа теперь путь на юго-восток, отряд выехал на холмистые пастбища. Здесь они остановились, пока люди, знающие местность, как следует не рассмотрели рощицы и спрятанные в них долины. Они вернулись, доложив, что местность пуста, если не считать нескольких пастухов, и снова уехали, приготовившись наблюдать ночью, на случай, если письмо Томаса окажется ловушкой. В сумерках Альфред, Шалье и еще несколько человек поехали на юг на вершину последнего холма. Севернее широкого склона они увидели мальчика, сидевшего на траве рядом с пасущейся на привязи лошадью. Из седельной сумки Альфред достал белую шляпу и надел ее Мальчик встал и помахал.
— Никаких перемен, — сказал мальчик, как только Альфред и его человек подъехали достаточно близко чтобы говорить обычным голосом.
— Ты вернешься обратно? — спросил Альфред, спешившись.
— Если вы не уйдете, я уеду на рассвете.
Лицо мальчика было оживленным от любопытства, но Альфред больше ничего не сказал. Он взял сверток с седла, развязал его и бросил мальчику одеяло, а в другое завернулся сам. Шалье и вооруженные люди тоже спешились; Шалье достал хлеб и сыр из седельной сумки и разделил их со своим хозяином и мальчиком. Никто ничего не говорил, и после еды все легли спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101