Лицо его было бледно, но, судя по всему, он уже вполне овладел собой.
— Не забудь про шест.
Элион кивнул и поднял с пола шест, который торговец вырезал, покуда они мастерили убежище. Это был длинный и тонкий ствол молодого деревца, с которого Тормон срезал все ветки. Вдвоем мужчины подняли шест и протолкнули в сплетение ветвей и сучьев на потолке пещеры — теперь он торчал высоко над снегом.
— Хорошая мысль, — заметил Элион. — Если нас засыплет снегом, проще будет нас найти и откопать.
Он совсем упустил из виду, что торговец понятия не имеет ни о существовании Тиришри, ни о телепатической связи, ни о том, что совсем неподалеку, в доме у подножия перевала, укрылись другие чародеи.
Торговец отчужденно глянул на него.
— Уж лучше сдохнуть под снегом, чем принять помощь из этого проклятого города, — угрюмо сказал он. — Куда важнее, что шест сохранит нам отверстие для воздуха, сколько бы снега ни нападало за ночь.
Смешавшись, Элион принялся разбирать свои вещи и первым делом снял непромокаемый холст, в который были завернуты одеяла. Сейчас ему хотелось только одного — хорошенько выспаться в тепле и сухости.
— У тебя есть сухая тряпка? — отрывисто спросил Тормон.
Радуясь тому, что торговец, похоже, все-таки решил позаботиться о себе — по правде говоря, этот немногословный мастер на все руки уже начинал раздражать Элиона, — чародей порылся в сумке и вынул солидных размеров фланелевый лоскут. Тормон взял его, благодарно кивнул и как ни в чем не бывало принялся протирать фланелью гнедого.
— Эй! — возмущенно воскликнул Элион. — У меня другой тряпки нет.
Тормон глянул на него непонимающе — словно пытался и не мог постичь глубину чужого эгоизма.
— Другой лошади у тебя тоже нет, — рассудительно заметил он. — Она промокла и продрогла — хочешь, чтобы она пала?
Элион представил себе пешее возвращение в Гендиваль и покачал головой:
— Ладно, оботрусь одеялом.
Тормон едва заметно сощурился — казалось, вот-вот улыбнется; однако он промолчал и снова принялся обихаживать коня. Лицо его от усталости было пепельно-серым, но он, точно позабыв о собственных муках, старательно и ловко растирал гнедого, особое внимание уделяя ногам, да при этом еще и негромко ворковал, словно мать над плачущим младенцем:
— Ах ты, моя красавица, храбрая, точно львица, и проворная, как ветер… Скоро, милая моя, совсем просохнешь, согреешься, расцветешь, как фиалка…
Конь, едва державшийся на ногах, понемногу приходил в себя и почти перестал дрожать. Блестя глазами, бодро наставив уши, он с явным удовольствием принимал то, что с точки зрения Элиона было чистой воды баловством. Ничего себе «милая», возмущался чародей — он-то до сих пор и не замечал, что его гнедой мучитель на самом деле мучительница. Погоди, погоди, мысленно говорил он торговцу, пускай только эта людоедка очухается — и посмотрим тогда, захочется ли тебе ее баловать! Элион был совершенно уверен, что так и выйдет. Очень скоро, со злорадством отметил он, гнедая оживилась и, изогнув шею, потянулась к торговцу, который растирал ее переднюю ногу. Так я и знал, ухмыльнулся чародей. Сейчас эта тварь за все труды его как цапнет!..
Кобылка негромко, удовлетворенно заржала и принялась обнюхивать карманы торговца, почти нежно тыкаясь в его куртку своей длинной костистой мордой. У Элиона отвисла челюсть. В его сознании прозвучал мысленный смешок феи, парившей где-то под низким потолком пещеры.
— Заткнись!— яростно прорычал Элион, но Тиришри рассмеялась еще звонче.
— Ты, кажется, хотел намешать еще воды с медом, — негромко напомнил Тормон.
— Да, извини… — Слегка пристыженный, чародей порылся в седельных сумках и извлек наружу фляжку с бренди и глиняный горшочек с медом. По правде говоря, он только рад был заняться полезным делом, которое никак не было связано с растреклятыми лошадьми… да и отвлечься ему не помешало бы. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас размышлять о зловредном нраве гнедой кобылки.
Вскоре мужчины уже сидели, завернувшись в одеяла, и ели сушеное мясо, твердые, как камень, дорожные галеты и липкие лепешки из орехов, сушеных фруктов, зерна и меда. Увы, развести огонь они никак не могли — от жара снег, укутавший их убежище, тотчас растаял бы, но в тесной пещере уже становилось теплее от их тел, и хотя до желанного уюта было куда как далеко, Элион уже проникся уверенностью, что они выживут.
После того как Тормон позаботился о лошади, сам наелся и согрелся, в нем проснулся интерес к окружающему.
— Что это за штука? — спросил он, указывая на источник зеленого света, который уже заметно потускнел. Элион знал, что скоро ему придется доставать новую светилку. Что ж, безнадежно сказал он себе, твой новый спутник — отнюдь не дурак. Ты ведь отлично понимал, что очень скоро он начнет задавать неуместные вопросы.
— Это глим, — ответил он вслух. — Делают его, кажется, из вытяжки из светлячков и каких-то растений — понятия не имею как.
Тормон открыл было рот, но тут же его захлопнул. Ты ведь не из Каллисиоры, верно? Чутьем телепата Элион уловил, что именно хотел спросить торговец Он не знал, почему Тормон передумал, но рад был этой отсрочке. Ему очень не хотелось лгать.
Чтобы рассеять неловкость, торговец повернулся к гнедой кобыле, которая вдоволь наелась кукурузных зерен из торбочки, что хранилась в мешке Элиона, и теперь лежала на мягком ложе из сосновых веток, которое устроил для нее Тормон. Торговец нежно погладил ее гнедой бок.
— До чего же славная детка, — ласково проговорил он. — Чистенькая, словно кошка, и к тому же смелая. Вспомни, как отважно она пробивалась с нами через пургу — ни разу не заартачилась.
Тормон то ли спятил, то ли имел в виду совсем другую лошадь, но прежде, чем Элион успел возразить, его спутник снова заговорил:
— Вот такую лошадку хотел я купить для Аннас, когда подрастет. Знаешь, ей всего-то сравнялось пять, а уж как она сидела в седле! Канелла начала учить ее верховой езде еще прежде, чем малышка научилась ходить…
И он пустился в воспоминания о погибшей жене и дочери. Глаза его влажно блестели от нежности и непролитых слез.
Не выдержав, Элион скоро присоединился к нему.
— Знаешь, я никогда прежде этого не замечал, но у этой кобылки шкура почти того же цвета, что волосы Мельнит. Вот это была наездница!..
Стояла глубокая ночь, снаружи ярился буран, а двое мужчин делились своим горем, погружаясь в светлые воспоминания о своих любимых. И если порой один из них словно не слышал другого — что из того?
Глава 17. НОЧНЫЕ СОБЫТИЯ
Бельдан изнывала от тревоги и бессильной ярости. Прятаться в постели под одеялами, точно пугливый кролик, покуда по дому рыщут незваные гости, было для нее просто невыносимо. Всякий раз, когда из-за двери доносились шаги или голоса, девушка напрягалась, затаив дыхание, и гадала, что произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Не забудь про шест.
Элион кивнул и поднял с пола шест, который торговец вырезал, покуда они мастерили убежище. Это был длинный и тонкий ствол молодого деревца, с которого Тормон срезал все ветки. Вдвоем мужчины подняли шест и протолкнули в сплетение ветвей и сучьев на потолке пещеры — теперь он торчал высоко над снегом.
— Хорошая мысль, — заметил Элион. — Если нас засыплет снегом, проще будет нас найти и откопать.
Он совсем упустил из виду, что торговец понятия не имеет ни о существовании Тиришри, ни о телепатической связи, ни о том, что совсем неподалеку, в доме у подножия перевала, укрылись другие чародеи.
Торговец отчужденно глянул на него.
— Уж лучше сдохнуть под снегом, чем принять помощь из этого проклятого города, — угрюмо сказал он. — Куда важнее, что шест сохранит нам отверстие для воздуха, сколько бы снега ни нападало за ночь.
Смешавшись, Элион принялся разбирать свои вещи и первым делом снял непромокаемый холст, в который были завернуты одеяла. Сейчас ему хотелось только одного — хорошенько выспаться в тепле и сухости.
— У тебя есть сухая тряпка? — отрывисто спросил Тормон.
Радуясь тому, что торговец, похоже, все-таки решил позаботиться о себе — по правде говоря, этот немногословный мастер на все руки уже начинал раздражать Элиона, — чародей порылся в сумке и вынул солидных размеров фланелевый лоскут. Тормон взял его, благодарно кивнул и как ни в чем не бывало принялся протирать фланелью гнедого.
— Эй! — возмущенно воскликнул Элион. — У меня другой тряпки нет.
Тормон глянул на него непонимающе — словно пытался и не мог постичь глубину чужого эгоизма.
— Другой лошади у тебя тоже нет, — рассудительно заметил он. — Она промокла и продрогла — хочешь, чтобы она пала?
Элион представил себе пешее возвращение в Гендиваль и покачал головой:
— Ладно, оботрусь одеялом.
Тормон едва заметно сощурился — казалось, вот-вот улыбнется; однако он промолчал и снова принялся обихаживать коня. Лицо его от усталости было пепельно-серым, но он, точно позабыв о собственных муках, старательно и ловко растирал гнедого, особое внимание уделяя ногам, да при этом еще и негромко ворковал, словно мать над плачущим младенцем:
— Ах ты, моя красавица, храбрая, точно львица, и проворная, как ветер… Скоро, милая моя, совсем просохнешь, согреешься, расцветешь, как фиалка…
Конь, едва державшийся на ногах, понемногу приходил в себя и почти перестал дрожать. Блестя глазами, бодро наставив уши, он с явным удовольствием принимал то, что с точки зрения Элиона было чистой воды баловством. Ничего себе «милая», возмущался чародей — он-то до сих пор и не замечал, что его гнедой мучитель на самом деле мучительница. Погоди, погоди, мысленно говорил он торговцу, пускай только эта людоедка очухается — и посмотрим тогда, захочется ли тебе ее баловать! Элион был совершенно уверен, что так и выйдет. Очень скоро, со злорадством отметил он, гнедая оживилась и, изогнув шею, потянулась к торговцу, который растирал ее переднюю ногу. Так я и знал, ухмыльнулся чародей. Сейчас эта тварь за все труды его как цапнет!..
Кобылка негромко, удовлетворенно заржала и принялась обнюхивать карманы торговца, почти нежно тыкаясь в его куртку своей длинной костистой мордой. У Элиона отвисла челюсть. В его сознании прозвучал мысленный смешок феи, парившей где-то под низким потолком пещеры.
— Заткнись!— яростно прорычал Элион, но Тиришри рассмеялась еще звонче.
— Ты, кажется, хотел намешать еще воды с медом, — негромко напомнил Тормон.
— Да, извини… — Слегка пристыженный, чародей порылся в седельных сумках и извлек наружу фляжку с бренди и глиняный горшочек с медом. По правде говоря, он только рад был заняться полезным делом, которое никак не было связано с растреклятыми лошадьми… да и отвлечься ему не помешало бы. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас размышлять о зловредном нраве гнедой кобылки.
Вскоре мужчины уже сидели, завернувшись в одеяла, и ели сушеное мясо, твердые, как камень, дорожные галеты и липкие лепешки из орехов, сушеных фруктов, зерна и меда. Увы, развести огонь они никак не могли — от жара снег, укутавший их убежище, тотчас растаял бы, но в тесной пещере уже становилось теплее от их тел, и хотя до желанного уюта было куда как далеко, Элион уже проникся уверенностью, что они выживут.
После того как Тормон позаботился о лошади, сам наелся и согрелся, в нем проснулся интерес к окружающему.
— Что это за штука? — спросил он, указывая на источник зеленого света, который уже заметно потускнел. Элион знал, что скоро ему придется доставать новую светилку. Что ж, безнадежно сказал он себе, твой новый спутник — отнюдь не дурак. Ты ведь отлично понимал, что очень скоро он начнет задавать неуместные вопросы.
— Это глим, — ответил он вслух. — Делают его, кажется, из вытяжки из светлячков и каких-то растений — понятия не имею как.
Тормон открыл было рот, но тут же его захлопнул. Ты ведь не из Каллисиоры, верно? Чутьем телепата Элион уловил, что именно хотел спросить торговец Он не знал, почему Тормон передумал, но рад был этой отсрочке. Ему очень не хотелось лгать.
Чтобы рассеять неловкость, торговец повернулся к гнедой кобыле, которая вдоволь наелась кукурузных зерен из торбочки, что хранилась в мешке Элиона, и теперь лежала на мягком ложе из сосновых веток, которое устроил для нее Тормон. Торговец нежно погладил ее гнедой бок.
— До чего же славная детка, — ласково проговорил он. — Чистенькая, словно кошка, и к тому же смелая. Вспомни, как отважно она пробивалась с нами через пургу — ни разу не заартачилась.
Тормон то ли спятил, то ли имел в виду совсем другую лошадь, но прежде, чем Элион успел возразить, его спутник снова заговорил:
— Вот такую лошадку хотел я купить для Аннас, когда подрастет. Знаешь, ей всего-то сравнялось пять, а уж как она сидела в седле! Канелла начала учить ее верховой езде еще прежде, чем малышка научилась ходить…
И он пустился в воспоминания о погибшей жене и дочери. Глаза его влажно блестели от нежности и непролитых слез.
Не выдержав, Элион скоро присоединился к нему.
— Знаешь, я никогда прежде этого не замечал, но у этой кобылки шкура почти того же цвета, что волосы Мельнит. Вот это была наездница!..
Стояла глубокая ночь, снаружи ярился буран, а двое мужчин делились своим горем, погружаясь в светлые воспоминания о своих любимых. И если порой один из них словно не слышал другого — что из того?
Глава 17. НОЧНЫЕ СОБЫТИЯ
Бельдан изнывала от тревоги и бессильной ярости. Прятаться в постели под одеялами, точно пугливый кролик, покуда по дому рыщут незваные гости, было для нее просто невыносимо. Всякий раз, когда из-за двери доносились шаги или голоса, девушка напрягалась, затаив дыхание, и гадала, что произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126