Угрызения совести вновь вызвали в памяти обиду в ее золотисто-карих глазах, отчаянную мольбу в голосе.
Возможно, она никогда больше не вернется. И вряд ли ее за это можно винить. Господь Всемогущий! Я не в состоянии переносить свое бессилие ни минутой дольше.
Знакомые шаги Бена помогли Руперту справиться с охватившим его отчаянием. С Беном шел кто-то еще.
— Глянь-ка, Ник, кого я к тебе привел, — начал с порога наряженный в лучший воскресный сюртук и напудренный парик хозяин таверны. Его более элегантный спутник был одет в костюм из серого шелка, а косицу белого парика охватывала черная шелковая лента.
Профессия незнакомца была ясна Руперту еще до того, как Бен начал торжественно его представлять.
— Его честь мистер Сент-Джон Мортон, барристер.
— Мистер Мортон, — с поклоном приветствовал адвоката Руперт.
— Сэр, — поклонился в ответ тот и огляделся. — Вижу, друзья позаботились о ваших удобствах.
— Не жалуюсь.
— Они также наняли меня, чтобы вести ваше дело. Безусловно, я предпринимаю все, что в моих силах, чтобы отложить слушание, — добавил юрист как нечто само собой разумеющееся.
— Потому что ускорить его — значит ускорить мою казнь? — сухо осведомился Руперт.
— Дорогой сэр, не будем так говорить! — воскликнул барристер. — Никоим образом… никоим образом.
— Он прав, — решительно вступил Бен. — И ты знаешь, что и мисс права. Верно она говорит, что ты сдался, даже не начав сопротивления.
— Факты — вещь упрямая, — вздохнул Руперт. Барристер прокашлялся.
— Я хотел бы выяснить кое-какие детали вышеупомянутых фактов, Лорд Ник. Возможно, у вас есть другое имя? — Он вопросительно поднял брови. — Имя, как бы это сказать, не столь печально известное. Такое, что в меньшей степени разъярит судью.
— Нет, — холодно отозвался Руперт. — К сожалению, должен вас разочаровать, мистер Мортон. На процессе я буду выступать под именем Лорд Ник.
Адвокат, казалось, не на шутку огорчился.
— Как вам будет угодно. Но я решительно не советовал бы вам этого делать.
— Приму к сведению. Я высоко ценю ваше участие, но тем не менее не думаю, что наша беседа может оказаться полезной. К тому же я хотел бы закончить утренний туалет… — Ив подтверждение этих слов он погладил свой небритый подбородок.
Адвокат обескураженно посмотрел на него. Бен стоял с недовольным выражением лица. Если подсудимый отказывается от услуг защитника, вряд ли кто-нибудь еще сможет ему помочь.
Юрист вышел. Бен проводил его до двери и остановился. — Тебе составить компанию, Ник?
Руперт покачал головой.
— Сегодня, Бен, я могу составить хорошую компанию лишь дьяволу. Не думай, что я неблагодарный. Однако передай мистеру Мортону, что нечего оттягивать процесс. Я хочу поскорее со всем покончить.
— Какой прок так спешить. Ник? — посетовал Бен.
— Ненавижу неопределенность, — холодно улыбнулся Руперт.
Бон свирепо посмотрел на него, затем, пожав плечами, заспешил вслед за адвокатом.
Руперт бросился на кровать. Он лежал недвижимо, уставясь в оштукатуренный потолок. Если так продолжать, то он лишится всех своих друзей. Но почему они не понимают, что нет никакого смысла обманывать себя несбыточными надеждами. Его единственное утешение в том, чтобы принять неизбежное, и это смирение поможет встретить смерть спокойно и достойно. Поможет пережить потерю любви, которая стала частью его самого.
Может быть, если бы он принял эту любовь раньше, он бы забыл о мести и отдался счастью, которое в этом мире — он был абсолютно уверен — редко к кому приходит. Вместо этого он стал рабом своей навязчивой идеи, появившейся с тех самых пор, как Каллум Уиндхэм бежал из родного дома. И эта идея привела его к подножию виселицы на площади Тайберн.
Октавия, ничего не видя перед собой от слез, шла от Холборна к набережной. Она была потрясена сознанием своей ошибки. Похищением злополучного кольца она лишь подчеркнула невозможность изменить теперешнее положение. А ведь она прекрасно знала, как важно для Руперта управлять событиями. Как ему необходимо быть уверенным, что все нити в его руках. Сделав то, что сделала она, преуспев там, где проиграл он, Октавия буквально ткнула его носом в провал.
Достигнув результата там, где он ничего не смог, она только сделала его уязвимее. Но если бы представилась возможность начать все сначала, Октавия поступила бы так же.
Она была так погружена в собственные горестные размышления, что поначалу даже не заметила, что творится вокруг. Вдруг ее оттолкнули к стене, и отвратительная вонь ударила в нос: топот бегущих ног и вопли тысяч людей вернули ее в реальную жизнь. Прижавшись к стене, Октавия, наблюдала за происходящим.
Улица была запружена куда-то сосредоточенно спешащими людьми. Они тащили палки и камни, а их лица были искажены гримасами какой-то ошеломляющей ненависти. Людская волна прокатилась мимо Октавии, и с другого конца улицы донеслись крики: «На Вестминстер! На Вестминстер!"
Людской поток через Вестминстерский мост со стороны Сент-Джордж Филдс направлялся в парламент с петицией об аннулировании Акта о свободной католической церкви. Лорд Джордж Гордон выступил в это утро перед народом и, судя по лицам, каждое его слово лопало в цель.
Октавия скользнула в узкий проулок. Ей совсем не хотелось быть подхваченной этим людским приливом — и каким приливом! Человеческая масса все текла и текла мимо, и все люди казались на одно лицо — перекошенные черты и одинаковый фанатичный блеск глаз. И каждый выкрикивал боевой девиз толпы: «Долой папство! Долой папство!"
Через толпу проплыл экипаж. Но в карету были впряжены не лошади. Ее тянули, обливаясь потом, ликующие парни, а толпа их подбадривала, отступая назад и освобождая проход.
В окне кареты, улыбаясь и приветственно махая рукой, показался молодой человек, и толпа снова взорвалась воплями одобрения:
— Лорд Джордж! Лорд Джордж! Дорогу лорду Джорджу!
Зачарованная, Октавия не отрываясь смотрела на человека, способного так разжечь огромную толпу. Младший сын герцога Гордона обладал ничем не примечательной внешностью. Быстроглазый, живой, но отнюдь не из того теста, из которого лепят героев. И несмотря на это, он был героем для этой безумной, неистовствующей толпы.
Их были тысячи и тысячи, и Октавия не могла дождаться, когда же они наконец пройдут.
Но вот человеческий поток поредел, и на улице остались лишь немногие отставшие от ушедшей вперед толпы. Однако рев множества глоток еще был слышен, и от этого звука у Октавии бежали по спине мурашки.
Она быстро шла по Пиккадилли, замечая, что торговцы закрывают ставни своих лавок, а горожане собираются группками на перекрестках и со встревоженными лицами перешептываются между собой. Некоторые уже малевали на стенах и дверях своих домов лозунг «Долой папство!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Возможно, она никогда больше не вернется. И вряд ли ее за это можно винить. Господь Всемогущий! Я не в состоянии переносить свое бессилие ни минутой дольше.
Знакомые шаги Бена помогли Руперту справиться с охватившим его отчаянием. С Беном шел кто-то еще.
— Глянь-ка, Ник, кого я к тебе привел, — начал с порога наряженный в лучший воскресный сюртук и напудренный парик хозяин таверны. Его более элегантный спутник был одет в костюм из серого шелка, а косицу белого парика охватывала черная шелковая лента.
Профессия незнакомца была ясна Руперту еще до того, как Бен начал торжественно его представлять.
— Его честь мистер Сент-Джон Мортон, барристер.
— Мистер Мортон, — с поклоном приветствовал адвоката Руперт.
— Сэр, — поклонился в ответ тот и огляделся. — Вижу, друзья позаботились о ваших удобствах.
— Не жалуюсь.
— Они также наняли меня, чтобы вести ваше дело. Безусловно, я предпринимаю все, что в моих силах, чтобы отложить слушание, — добавил юрист как нечто само собой разумеющееся.
— Потому что ускорить его — значит ускорить мою казнь? — сухо осведомился Руперт.
— Дорогой сэр, не будем так говорить! — воскликнул барристер. — Никоим образом… никоим образом.
— Он прав, — решительно вступил Бен. — И ты знаешь, что и мисс права. Верно она говорит, что ты сдался, даже не начав сопротивления.
— Факты — вещь упрямая, — вздохнул Руперт. Барристер прокашлялся.
— Я хотел бы выяснить кое-какие детали вышеупомянутых фактов, Лорд Ник. Возможно, у вас есть другое имя? — Он вопросительно поднял брови. — Имя, как бы это сказать, не столь печально известное. Такое, что в меньшей степени разъярит судью.
— Нет, — холодно отозвался Руперт. — К сожалению, должен вас разочаровать, мистер Мортон. На процессе я буду выступать под именем Лорд Ник.
Адвокат, казалось, не на шутку огорчился.
— Как вам будет угодно. Но я решительно не советовал бы вам этого делать.
— Приму к сведению. Я высоко ценю ваше участие, но тем не менее не думаю, что наша беседа может оказаться полезной. К тому же я хотел бы закончить утренний туалет… — Ив подтверждение этих слов он погладил свой небритый подбородок.
Адвокат обескураженно посмотрел на него. Бен стоял с недовольным выражением лица. Если подсудимый отказывается от услуг защитника, вряд ли кто-нибудь еще сможет ему помочь.
Юрист вышел. Бен проводил его до двери и остановился. — Тебе составить компанию, Ник?
Руперт покачал головой.
— Сегодня, Бен, я могу составить хорошую компанию лишь дьяволу. Не думай, что я неблагодарный. Однако передай мистеру Мортону, что нечего оттягивать процесс. Я хочу поскорее со всем покончить.
— Какой прок так спешить. Ник? — посетовал Бен.
— Ненавижу неопределенность, — холодно улыбнулся Руперт.
Бон свирепо посмотрел на него, затем, пожав плечами, заспешил вслед за адвокатом.
Руперт бросился на кровать. Он лежал недвижимо, уставясь в оштукатуренный потолок. Если так продолжать, то он лишится всех своих друзей. Но почему они не понимают, что нет никакого смысла обманывать себя несбыточными надеждами. Его единственное утешение в том, чтобы принять неизбежное, и это смирение поможет встретить смерть спокойно и достойно. Поможет пережить потерю любви, которая стала частью его самого.
Может быть, если бы он принял эту любовь раньше, он бы забыл о мести и отдался счастью, которое в этом мире — он был абсолютно уверен — редко к кому приходит. Вместо этого он стал рабом своей навязчивой идеи, появившейся с тех самых пор, как Каллум Уиндхэм бежал из родного дома. И эта идея привела его к подножию виселицы на площади Тайберн.
Октавия, ничего не видя перед собой от слез, шла от Холборна к набережной. Она была потрясена сознанием своей ошибки. Похищением злополучного кольца она лишь подчеркнула невозможность изменить теперешнее положение. А ведь она прекрасно знала, как важно для Руперта управлять событиями. Как ему необходимо быть уверенным, что все нити в его руках. Сделав то, что сделала она, преуспев там, где проиграл он, Октавия буквально ткнула его носом в провал.
Достигнув результата там, где он ничего не смог, она только сделала его уязвимее. Но если бы представилась возможность начать все сначала, Октавия поступила бы так же.
Она была так погружена в собственные горестные размышления, что поначалу даже не заметила, что творится вокруг. Вдруг ее оттолкнули к стене, и отвратительная вонь ударила в нос: топот бегущих ног и вопли тысяч людей вернули ее в реальную жизнь. Прижавшись к стене, Октавия, наблюдала за происходящим.
Улица была запружена куда-то сосредоточенно спешащими людьми. Они тащили палки и камни, а их лица были искажены гримасами какой-то ошеломляющей ненависти. Людская волна прокатилась мимо Октавии, и с другого конца улицы донеслись крики: «На Вестминстер! На Вестминстер!"
Людской поток через Вестминстерский мост со стороны Сент-Джордж Филдс направлялся в парламент с петицией об аннулировании Акта о свободной католической церкви. Лорд Джордж Гордон выступил в это утро перед народом и, судя по лицам, каждое его слово лопало в цель.
Октавия скользнула в узкий проулок. Ей совсем не хотелось быть подхваченной этим людским приливом — и каким приливом! Человеческая масса все текла и текла мимо, и все люди казались на одно лицо — перекошенные черты и одинаковый фанатичный блеск глаз. И каждый выкрикивал боевой девиз толпы: «Долой папство! Долой папство!"
Через толпу проплыл экипаж. Но в карету были впряжены не лошади. Ее тянули, обливаясь потом, ликующие парни, а толпа их подбадривала, отступая назад и освобождая проход.
В окне кареты, улыбаясь и приветственно махая рукой, показался молодой человек, и толпа снова взорвалась воплями одобрения:
— Лорд Джордж! Лорд Джордж! Дорогу лорду Джорджу!
Зачарованная, Октавия не отрываясь смотрела на человека, способного так разжечь огромную толпу. Младший сын герцога Гордона обладал ничем не примечательной внешностью. Быстроглазый, живой, но отнюдь не из того теста, из которого лепят героев. И несмотря на это, он был героем для этой безумной, неистовствующей толпы.
Их были тысячи и тысячи, и Октавия не могла дождаться, когда же они наконец пройдут.
Но вот человеческий поток поредел, и на улице остались лишь немногие отставшие от ушедшей вперед толпы. Однако рев множества глоток еще был слышен, и от этого звука у Октавии бежали по спине мурашки.
Она быстро шла по Пиккадилли, замечая, что торговцы закрывают ставни своих лавок, а горожане собираются группками на перекрестках и со встревоженными лицами перешептываются между собой. Некоторые уже малевали на стенах и дверях своих домов лозунг «Долой папство!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92