Административный центр находится примерно в пяти километрах отсюда на запад. Там никто не живет, но на ремонтно-тракторной станции есть телефон. Механики придут туда утром и разрешат нам им воспользоваться. Холлис представился всем как Джой Смит. Павел Федорович познакомил их с каждым, кто стоял вокруг. Старики даже сняли шапки и низко поклонились, выразив этим старинным русским жестом уважение к гостям. Холлису хотелось как можно скорее убраться с дороги на случай появления "волги", и он сказал Павлу Федоровичу:
- Моя жена очень устала.
- Да, да. Идите за мной. - Он повел Холлиса и Лизу в дом.
Они вошли в большую комнату, которая служила одновременно и кухней: дровяная плита, сосновый стол и стулья, на бревенчатых стенах развешана всякая утварь, в углу прислонились два велосипеда. Здесь очень неуместно смотрелся холодильник.
Павел подвинул к ним два стула.
- Да вы садитесь, садитесь, - пригласил он.
Холлис и Лиза сели.
- Водки! Чашки! - крикнул хозяин жене.
Открылась дверь, и в комнату вошли мужчина и женщина, а с ними девочка-подросток и мальчик помладше. Женщина поставила на стол миску с огурцами и удалилась вместе с детьми. Мужчина подсел поближе к Холлису и все время улыбался. Вошла еще одна семья, и сцена повторилась. Вскоре вдоль стены сидело человек двадцать соседей, пришедших выказать свое радушие иностранным гостям.
Водка потекла рекой. Кто-то принес даже армянский коньяк. Стол был уставлен закусками - в основном нарезанными овощами, вареными яйцами и соленой рыбой. Холлис проглотил вторую порцию водки и сказал Лизе по-английски:
- Не означает ли это, что мы должны пригласить их на коктейль?
Лиза посмотрела на него и с чувством воскликнула:
- Как мне все это нравится! Невероятные впечатления!
- Да, действительно. - Он поднял свою чашку и ее немедленно наполнили "перцовкой".
Сначала говорили мало, в основном просили передать тарелку или бутылку с тем или другим. От людей исходил невыносимый запах, но после четвертой чашки водки Холлис, казалось, уже не замечал его.
- Теперь я знаю, почему они столько пьют, Лиза!
- Почему?
- Водка убивает нюх.
- И чувство боли тоже. Она убивает разум и тело. Разве мы чем-нибудь отличались бы от них, родись мы в этой деревне?
Холлис разглядывал их загорелые обветренные лица, усталые глаза, землистые руки.
- Не знаю, - отозвался он. - Но только уверен, что здесь происходит нечто дерьмовое. Что-то не то.
- А мне здесь так хорошо, Сэм!
Все улыбнулись в ответ, а мужчина, сидящий рядом, спросил:
- Где вы научились русскому?
- У бабушки, - ответила Лиза.
- А-а... Вы - русская!
Похоже, это вызвало очередной тост, и все снова налили и выпили.
Мужчина, сидящий позади Холлиса, похлопал его по спине.
- А вы? Где вы научились вашему плохому русскому?
Холлис поднял литровую бутыль водки.
- Вот у этой бутылки, - ответил он, и все громко расхохотались.
Сэм посмотрел на Лизу, которая весело болтала с молодым человеком, сидящим напротив, и подумал, что он еще ни разу не видел ее такой оживленной и веселой. Его очень тронуло то, как все эти люди принимают ее, а также ее близость к ним, и он, наконец, понял, насколько она ему нравится.
Он наблюдал с интересом за этими женщинами и мужчинами - простыми русскими крестьянами. И государство, и городские жители считали их людьми второго сорта. Еще недавно их насильно держали в деревнях, словно крепостных. В этой стране их было сто миллионов - темных людей, как говорили в царской России, и, несомненно. Лизина бабушка рассказывала о них. На своих спинах крестьяне несли всю тяжкую ношу государства и мира, а взамен получали чертовски мало. Их избивали и убивали помещики и комиссары, сгоняли, как стадо, в колхозы, забирали урожай, оставляя ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И чтобы завершить процесс по уничтожению их душ, запретили церковь. А когда Россия нуждалась в огромных армиях, этих несчастных миллионами отправляли на фронт, и они миллионами погибали, не сказав ни слова протеста. Ради матушки России. И Холлис вслух проговорил:
- Да поможет им Бог.
Лиза взглянула на него и, похоже, поняла.
- Да поможет им Бог, - повторила она.
Холлис и Лиза с удовольствием ели и пили все, чем их угощали. Потом начались расспросы об Америке. Вопросы задавали в основном мужчины. И он спросил Лизу:
- Почему вы не поговорите с женщинами?
- Почему бы вам не пойти к черту?
Холлис рассмеялся.
- А это правда, что банки могут отобрать у человека ферму, если он не расплатится с долгами? - спросил один из мужчин.
- Да, - ответил Холлис.
- И что тогда делать этому человеку?
- Он... он ищет работу в городе.
- А если он не сможет найти работу?
- Он получает пособие.
Все кивнули.
- А каков штраф, если ты оставляешь у себя продукты?
- Фермер владеет всей своей продукцией, - ответила Лиза. - Он может продавать ее когда угодно и где угодно, где ему дадут более высокую цену.
Мужчины переглянулись, в их глазах мелькнул огонек недоверия, и один из них спросил:
- А что, если ты не сможешь продать ее?
- Я читал, что они скорее убьют свою скотину, чем продадут за копейки, - вставил другой.
- А что бывает, если пропал урожай? Как тогда живет семья?
- Что, если свиньи или коровы падут от какой-нибудь болезни? Можно получить помощь от государства?
В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
И Холлис наклонился к Лизе:
- У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
- Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
- Может, мне предложить им бастовать? - улыбнулся Сэм.
- После водки все сойдет.
Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
- Миссис, а сколько вам лет?
- Почти тридцать, - ответила та.
- А почему вы такая молодая?
Лиза пожала плечами, а девочка показала на женщину, сидевшую рядом. На вид ей было лет сорок пять.
- Это моя мама, и ей тридцать два года. Почему же вы выглядите такой молодой?
Лиза почувствовала себя неловко.
- Иди домой, Лидия! - крикнул один из мужчин.
Девочка направилась было к двери, но вдруг остановилась и вернулась к Лизе. Та встала из-за стола, взяла девочку за руку, наклонилась и прошептала в ухо:
- Мы слишком мало знаем друг о друге, Лидия. Возможно, завтра, если будет время...
Лидия крепко сжала Лизе руку, улыбнулась и побежала к двери.
Взглянув на часы, Холлис увидел, что почти полночь. Он бы не возражал, чтобы все это продолжалось хоть до рассвета, однако все время помнил о преследовавшей их "волге".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
- Моя жена очень устала.
- Да, да. Идите за мной. - Он повел Холлиса и Лизу в дом.
Они вошли в большую комнату, которая служила одновременно и кухней: дровяная плита, сосновый стол и стулья, на бревенчатых стенах развешана всякая утварь, в углу прислонились два велосипеда. Здесь очень неуместно смотрелся холодильник.
Павел подвинул к ним два стула.
- Да вы садитесь, садитесь, - пригласил он.
Холлис и Лиза сели.
- Водки! Чашки! - крикнул хозяин жене.
Открылась дверь, и в комнату вошли мужчина и женщина, а с ними девочка-подросток и мальчик помладше. Женщина поставила на стол миску с огурцами и удалилась вместе с детьми. Мужчина подсел поближе к Холлису и все время улыбался. Вошла еще одна семья, и сцена повторилась. Вскоре вдоль стены сидело человек двадцать соседей, пришедших выказать свое радушие иностранным гостям.
Водка потекла рекой. Кто-то принес даже армянский коньяк. Стол был уставлен закусками - в основном нарезанными овощами, вареными яйцами и соленой рыбой. Холлис проглотил вторую порцию водки и сказал Лизе по-английски:
- Не означает ли это, что мы должны пригласить их на коктейль?
Лиза посмотрела на него и с чувством воскликнула:
- Как мне все это нравится! Невероятные впечатления!
- Да, действительно. - Он поднял свою чашку и ее немедленно наполнили "перцовкой".
Сначала говорили мало, в основном просили передать тарелку или бутылку с тем или другим. От людей исходил невыносимый запах, но после четвертой чашки водки Холлис, казалось, уже не замечал его.
- Теперь я знаю, почему они столько пьют, Лиза!
- Почему?
- Водка убивает нюх.
- И чувство боли тоже. Она убивает разум и тело. Разве мы чем-нибудь отличались бы от них, родись мы в этой деревне?
Холлис разглядывал их загорелые обветренные лица, усталые глаза, землистые руки.
- Не знаю, - отозвался он. - Но только уверен, что здесь происходит нечто дерьмовое. Что-то не то.
- А мне здесь так хорошо, Сэм!
Все улыбнулись в ответ, а мужчина, сидящий рядом, спросил:
- Где вы научились русскому?
- У бабушки, - ответила Лиза.
- А-а... Вы - русская!
Похоже, это вызвало очередной тост, и все снова налили и выпили.
Мужчина, сидящий позади Холлиса, похлопал его по спине.
- А вы? Где вы научились вашему плохому русскому?
Холлис поднял литровую бутыль водки.
- Вот у этой бутылки, - ответил он, и все громко расхохотались.
Сэм посмотрел на Лизу, которая весело болтала с молодым человеком, сидящим напротив, и подумал, что он еще ни разу не видел ее такой оживленной и веселой. Его очень тронуло то, как все эти люди принимают ее, а также ее близость к ним, и он, наконец, понял, насколько она ему нравится.
Он наблюдал с интересом за этими женщинами и мужчинами - простыми русскими крестьянами. И государство, и городские жители считали их людьми второго сорта. Еще недавно их насильно держали в деревнях, словно крепостных. В этой стране их было сто миллионов - темных людей, как говорили в царской России, и, несомненно. Лизина бабушка рассказывала о них. На своих спинах крестьяне несли всю тяжкую ношу государства и мира, а взамен получали чертовски мало. Их избивали и убивали помещики и комиссары, сгоняли, как стадо, в колхозы, забирали урожай, оставляя ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И чтобы завершить процесс по уничтожению их душ, запретили церковь. А когда Россия нуждалась в огромных армиях, этих несчастных миллионами отправляли на фронт, и они миллионами погибали, не сказав ни слова протеста. Ради матушки России. И Холлис вслух проговорил:
- Да поможет им Бог.
Лиза взглянула на него и, похоже, поняла.
- Да поможет им Бог, - повторила она.
Холлис и Лиза с удовольствием ели и пили все, чем их угощали. Потом начались расспросы об Америке. Вопросы задавали в основном мужчины. И он спросил Лизу:
- Почему вы не поговорите с женщинами?
- Почему бы вам не пойти к черту?
Холлис рассмеялся.
- А это правда, что банки могут отобрать у человека ферму, если он не расплатится с долгами? - спросил один из мужчин.
- Да, - ответил Холлис.
- И что тогда делать этому человеку?
- Он... он ищет работу в городе.
- А если он не сможет найти работу?
- Он получает пособие.
Все кивнули.
- А каков штраф, если ты оставляешь у себя продукты?
- Фермер владеет всей своей продукцией, - ответила Лиза. - Он может продавать ее когда угодно и где угодно, где ему дадут более высокую цену.
Мужчины переглянулись, в их глазах мелькнул огонек недоверия, и один из них спросил:
- А что, если ты не сможешь продать ее?
- Я читал, что они скорее убьют свою скотину, чем продадут за копейки, - вставил другой.
- А что бывает, если пропал урожай? Как тогда живет семья?
- Что, если свиньи или коровы падут от какой-нибудь болезни? Можно получить помощь от государства?
В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
И Холлис наклонился к Лизе:
- У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
- Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
- Может, мне предложить им бастовать? - улыбнулся Сэм.
- После водки все сойдет.
Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
- Миссис, а сколько вам лет?
- Почти тридцать, - ответила та.
- А почему вы такая молодая?
Лиза пожала плечами, а девочка показала на женщину, сидевшую рядом. На вид ей было лет сорок пять.
- Это моя мама, и ей тридцать два года. Почему же вы выглядите такой молодой?
Лиза почувствовала себя неловко.
- Иди домой, Лидия! - крикнул один из мужчин.
Девочка направилась было к двери, но вдруг остановилась и вернулась к Лизе. Та встала из-за стола, взяла девочку за руку, наклонилась и прошептала в ухо:
- Мы слишком мало знаем друг о друге, Лидия. Возможно, завтра, если будет время...
Лидия крепко сжала Лизе руку, улыбнулась и побежала к двери.
Взглянув на часы, Холлис увидел, что почти полночь. Он бы не возражал, чтобы все это продолжалось хоть до рассвета, однако все время помнил о преследовавшей их "волге".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117