В любом случае, он в весьма категорической форме настоял на том, чтобы полковник немедленно позвонил лично мне и договорился о встрече с одним из наших людей. Естественно, достаточно высокого ранга.
— Значит, он уже на пути сюда, сэр?
— Да… Думаю, да. Хэдли, мне хотелось бы, чтобы вы сделали мне одолжение и встретились с ним. Лично. Это, надеюсь, хоть каким-то образом успокоит его преподобие, ну а нам, сами понимаете, с церковью лучше быть в добрых отношениях. Кроме того, полковник Стэндиш один из «молчаливых» партнеров того самого издательства, для которого вы пишете ваши мемуары. Кстати, вам известно об этом?
Хэдли задумчиво постучал пальцем по телефонной трубке.
— Хм… Нет, нет, мне об этом ничего не известно. Лично я встречался только с мистером Берком. Так что…
— Прекрасный человек, — перебил его Белчестер. — Скоро вы познакомитесь с ним поближе. Желаю удачи! — И, даже не попрощавшись, повесил трубку.
Хэдли с мрачным видом скрестил на груди руки, несколько раз, как бы про себя, пробормотал: «Полтергейст, полтергейст, милый добрый полтергейст», а затем углубился в долгие и печальные размышления о наступивших для государственной полиции поистине черных днях, когда старшему инспектору отдела криминальных расследований приходится терпеливо и безропотно выслушивать бессмысленные россказни явно спятившего епископа, который почему-то «съезжает вниз по перилам», непонятно зачем нападает на, судя по всему, ни в чем не повинную молодую девушку только потому, что она, как ему кажется, носит парик, швыряется чернильницей в викария…
Впрочем, довольно скоро к нему снова вернулось его врожденное чувство юмора: на губах, под аккуратно подстриженными седоватыми усиками, появилась ироничная усмешка, и он, пожав плечами и тихо насвистывая, приступил к просмотру утренней почты.
Одновременно старшему инспектору невольно вспомнилось, сколько же мерзости и откровенной чуши ему пришлось выслушать и даже повидать в этой самой небольшой комнатке со скучными коричневыми стенами и окнами, выходившими на мрачную набережную, за все тридцать пять лет его добросовестной службы в полиции. Каждое утро он терпеливо брился, пил крепкий кофе со сливками и мягким круассаном, целовал на прощание любимую жену, затем, сидя в пригородном поезде, везущим его в Викторию, не без опасения просматривал утреннюю газету (не без опасения, потому что в ней всегда содержались весьма прозрачные намеки на возможные трагические события — либо со стороны этой чертовой Германии, либо со стороны этого чертова британского климата), заходил в свой кабинет и приступал к исполнению своих профессиональных обязанностей, связанных с воровством, грабежами, убийствами, пропажами домашних собак, ну и прочими тому подобными рутинными событиями. А вокруг него тихо шуршал и гудел упорядоченный шум хорошо отлаженного механизма, едва доносившийся гомон…
— Войдите, — еще не отойдя от размышлений, механически произнес Хэдли, услышав осторожный стук в дверь.
В кабинет просунулось смущенное лицо дежурного констебля.
— К вам посетитель, сэр, — кашлянув, доложил он. Затем, уже войдя, положил на стол старшего инспектора визитную карточку.
— Посетитель? — произнес Хэдли, не отрывая глаз от лежавшего перед ним отчета о вчерашних происшествиях. — Ну и что же ему надо?
— Не знаю, сэр, но, полагаю, вам лучше его принять.
Старший инспектор бросил взгляд на визитную карточку. На ней было написано:
«Д-р Сигизмунд фон Хорнсвоггл, ВЕНА»
— Боюсь, вам лучше его принять, сэр, — повторил констебль с довольно необычными для него настойчивыми нотками в голосе. — Он там уже всех достал. Психоанализирует любого, кто оказывается рядом. Сержант Беттс уже спрятался в отделе архивов и клянется, что не выйдет, пока кто-нибудь не уберет этого джентльмена подальше.
— Послушайте! — громко воскликнул вконец раздосадованный Хэдли и со скрипом развернулся в своем крутящемся кресле. — Вы что, все сегодня сговорились достать меня? С самого утра? Что, черт побери, значит «он там всех достал»? Вы что, не в состоянии его выгнать?
— Понимаете, сэр, — почему-то жалобно заблеял констебль, — дело в том, что… что, кажется, мы его знаем. Видите ли…
Констебль был отнюдь не маленьких размеров, но на этот раз его просто-напросто отодвинул в сторону человек куда более крупный, примерно в три раза. В дверном проеме, показавшемся вдруг совсем узеньким, неожиданно появилась чудовищно массивная фигура в черной накидке, блестящем цилиндре и с тросточкой в руке. Но первое и самое яркое впечатление о нем у старшего инспектора было связано почему-то не с его размерами, а… с его бакенбардами! Таких шикарных, иссиня-черных бакенбардов до самого низа щек ему, честно говоря, еще никогда не приходилось видеть. Впрочем, на редкость густые брови тоже были вполне под стать этим в высшей степени необычным бакенбардам и занимали, казалось, всю нижнюю половину лба. За массивными роговыми очками с широкой темной ленточкой загадочно поблескивали небольшие глазки, а красное лицо просто расцвело в широченной улыбке, когда он приветственно снял свой цилиндр.
— Допрый вам утро! — с неистребимым немецким акцентом громогласно произнес посетитель и заулыбался, казалось, еще шире. — Я надейся, что имею честь гофорить с господин старший инспектор, так ведь? Du bist der Hauptman, mein herr, nicht wahr? Да, да, так, так! Итак…
Он почти игриво подошел ближе, выдвинул стул, сел, прислонив свою трость к столу, и чуть ли не торжественно объявил:
— С ваш позволений я тоже сесть. — Затем, в очередной раз широко улыбнувшись и сложив вместе руки, поинтересовался, будто находился на великосветском рауте: — Скашить, а об что вы обычно мечтать?
Хэдли глубоко вздохнул.
— Фелл, — произнес он. — Гидеон Фелл! — Затем уже совершенно иным тоном добавил, сопровождая свои слова громкими ударами кулака по столу: — Какого черта?! Ну зачем, зачем, ради всего святого, вы напялили на себя весь этот маскарад и приперлись в нем сюда, в мой кабинет? Я ведь был уверен, вы по-прежнему там, в Америке… Скажите, кто-нибудь видел, как вы сюда входили?
— Что вы такой говорить?… Майн либер фройнд! — протестующим тоном заявил посетитель. — Ви, наверно, ошиблись, так ведь? Я же герр доктор Сигизмунд фон Хорнсвоггл…
— Ну все, хватит! Кончайте этот карнавал! — тоном, не терпящим возражений, заявил Хэдли. — Хватит валять дурака. Снимайте с себя всю эту глупую мишуру, снимайте!
— Ну ладно, ладно, будет вам, — примирительно произнес незнакомец уже без какого-либо акцента. — Значит, разгадали-таки мою маскировку? А жаль, жаль… Там, в Нью-Йорке, мне говорили, что она безупречна. Я даже поспорил на целый соверен, что сумею ввести вас в заблуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Значит, он уже на пути сюда, сэр?
— Да… Думаю, да. Хэдли, мне хотелось бы, чтобы вы сделали мне одолжение и встретились с ним. Лично. Это, надеюсь, хоть каким-то образом успокоит его преподобие, ну а нам, сами понимаете, с церковью лучше быть в добрых отношениях. Кроме того, полковник Стэндиш один из «молчаливых» партнеров того самого издательства, для которого вы пишете ваши мемуары. Кстати, вам известно об этом?
Хэдли задумчиво постучал пальцем по телефонной трубке.
— Хм… Нет, нет, мне об этом ничего не известно. Лично я встречался только с мистером Берком. Так что…
— Прекрасный человек, — перебил его Белчестер. — Скоро вы познакомитесь с ним поближе. Желаю удачи! — И, даже не попрощавшись, повесил трубку.
Хэдли с мрачным видом скрестил на груди руки, несколько раз, как бы про себя, пробормотал: «Полтергейст, полтергейст, милый добрый полтергейст», а затем углубился в долгие и печальные размышления о наступивших для государственной полиции поистине черных днях, когда старшему инспектору отдела криминальных расследований приходится терпеливо и безропотно выслушивать бессмысленные россказни явно спятившего епископа, который почему-то «съезжает вниз по перилам», непонятно зачем нападает на, судя по всему, ни в чем не повинную молодую девушку только потому, что она, как ему кажется, носит парик, швыряется чернильницей в викария…
Впрочем, довольно скоро к нему снова вернулось его врожденное чувство юмора: на губах, под аккуратно подстриженными седоватыми усиками, появилась ироничная усмешка, и он, пожав плечами и тихо насвистывая, приступил к просмотру утренней почты.
Одновременно старшему инспектору невольно вспомнилось, сколько же мерзости и откровенной чуши ему пришлось выслушать и даже повидать в этой самой небольшой комнатке со скучными коричневыми стенами и окнами, выходившими на мрачную набережную, за все тридцать пять лет его добросовестной службы в полиции. Каждое утро он терпеливо брился, пил крепкий кофе со сливками и мягким круассаном, целовал на прощание любимую жену, затем, сидя в пригородном поезде, везущим его в Викторию, не без опасения просматривал утреннюю газету (не без опасения, потому что в ней всегда содержались весьма прозрачные намеки на возможные трагические события — либо со стороны этой чертовой Германии, либо со стороны этого чертова британского климата), заходил в свой кабинет и приступал к исполнению своих профессиональных обязанностей, связанных с воровством, грабежами, убийствами, пропажами домашних собак, ну и прочими тому подобными рутинными событиями. А вокруг него тихо шуршал и гудел упорядоченный шум хорошо отлаженного механизма, едва доносившийся гомон…
— Войдите, — еще не отойдя от размышлений, механически произнес Хэдли, услышав осторожный стук в дверь.
В кабинет просунулось смущенное лицо дежурного констебля.
— К вам посетитель, сэр, — кашлянув, доложил он. Затем, уже войдя, положил на стол старшего инспектора визитную карточку.
— Посетитель? — произнес Хэдли, не отрывая глаз от лежавшего перед ним отчета о вчерашних происшествиях. — Ну и что же ему надо?
— Не знаю, сэр, но, полагаю, вам лучше его принять.
Старший инспектор бросил взгляд на визитную карточку. На ней было написано:
«Д-р Сигизмунд фон Хорнсвоггл, ВЕНА»
— Боюсь, вам лучше его принять, сэр, — повторил констебль с довольно необычными для него настойчивыми нотками в голосе. — Он там уже всех достал. Психоанализирует любого, кто оказывается рядом. Сержант Беттс уже спрятался в отделе архивов и клянется, что не выйдет, пока кто-нибудь не уберет этого джентльмена подальше.
— Послушайте! — громко воскликнул вконец раздосадованный Хэдли и со скрипом развернулся в своем крутящемся кресле. — Вы что, все сегодня сговорились достать меня? С самого утра? Что, черт побери, значит «он там всех достал»? Вы что, не в состоянии его выгнать?
— Понимаете, сэр, — почему-то жалобно заблеял констебль, — дело в том, что… что, кажется, мы его знаем. Видите ли…
Констебль был отнюдь не маленьких размеров, но на этот раз его просто-напросто отодвинул в сторону человек куда более крупный, примерно в три раза. В дверном проеме, показавшемся вдруг совсем узеньким, неожиданно появилась чудовищно массивная фигура в черной накидке, блестящем цилиндре и с тросточкой в руке. Но первое и самое яркое впечатление о нем у старшего инспектора было связано почему-то не с его размерами, а… с его бакенбардами! Таких шикарных, иссиня-черных бакенбардов до самого низа щек ему, честно говоря, еще никогда не приходилось видеть. Впрочем, на редкость густые брови тоже были вполне под стать этим в высшей степени необычным бакенбардам и занимали, казалось, всю нижнюю половину лба. За массивными роговыми очками с широкой темной ленточкой загадочно поблескивали небольшие глазки, а красное лицо просто расцвело в широченной улыбке, когда он приветственно снял свой цилиндр.
— Допрый вам утро! — с неистребимым немецким акцентом громогласно произнес посетитель и заулыбался, казалось, еще шире. — Я надейся, что имею честь гофорить с господин старший инспектор, так ведь? Du bist der Hauptman, mein herr, nicht wahr? Да, да, так, так! Итак…
Он почти игриво подошел ближе, выдвинул стул, сел, прислонив свою трость к столу, и чуть ли не торжественно объявил:
— С ваш позволений я тоже сесть. — Затем, в очередной раз широко улыбнувшись и сложив вместе руки, поинтересовался, будто находился на великосветском рауте: — Скашить, а об что вы обычно мечтать?
Хэдли глубоко вздохнул.
— Фелл, — произнес он. — Гидеон Фелл! — Затем уже совершенно иным тоном добавил, сопровождая свои слова громкими ударами кулака по столу: — Какого черта?! Ну зачем, зачем, ради всего святого, вы напялили на себя весь этот маскарад и приперлись в нем сюда, в мой кабинет? Я ведь был уверен, вы по-прежнему там, в Америке… Скажите, кто-нибудь видел, как вы сюда входили?
— Что вы такой говорить?… Майн либер фройнд! — протестующим тоном заявил посетитель. — Ви, наверно, ошиблись, так ведь? Я же герр доктор Сигизмунд фон Хорнсвоггл…
— Ну все, хватит! Кончайте этот карнавал! — тоном, не терпящим возражений, заявил Хэдли. — Хватит валять дурака. Снимайте с себя всю эту глупую мишуру, снимайте!
— Ну ладно, ладно, будет вам, — примирительно произнес незнакомец уже без какого-либо акцента. — Значит, разгадали-таки мою маскировку? А жаль, жаль… Там, в Нью-Йорке, мне говорили, что она безупречна. Я даже поспорил на целый соверен, что сумею ввести вас в заблуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81