он торчит часами на пятачке, ждет, как бы сорвать бутылочку... Или хоть рюмку.
— Да, Груапш — почти руина, но не станешь же ты равнять себя с ним?!
— А почему бы и нет?! Мы еще поговорим об этом. — И Тараш ушел со своим другом-рыболовом, пообещав в скором времени появиться на бульваре.
Заканбей Пате-ина подошел к пальме, благоговейно погладил ее шершавую кору. Бескрайнее море зеленело перед ним особой морской зеленью. И золотая солнечная дорога широкой полосой зыбилась на морской зелени.
Григорий Груапш проторчал на заветном пятачке до поздних сумерек. А потом, следуя инстинкту самосохранения, поплелся домой. Жил он в хибаре, на окраине города. Она была его собственностью. Более того: произведением его рук! Он жил с женой, совсем еще нестарой, лет сорока пяти, и сыном, монтером городской электрической сети. Они-то, собственно говоря, и кормили его, особенно жена, медицинская сестра районной больницы.
Груапш был обижен на свою судьбу. Не то чтобы очень, но тем не менее. В самом деле, разве преуспевающие школьные друзья (хотя их осталось в живых немного) грамотнее его или честнее? Или, может быть, они какие-нибудь особенные, из совершенно другой человеческой породы? Просто ему не повезло, а другим — наоборот. Ежели он пьет — так это потому, что ничего лучшего ему не предлагают. Он мог бы, например, быть хорошим учителем, у него ведь педагогическое образование. Или руководить каким-нибудь учреждением. Вполне мог бы! И не нужны ему мелкие подачки на пятачке — эти рюмочки да стаканчики! Он сам кому угодно подаст, ежели на работу устроится... Если бы не достаток в доме, может, он и работал бы где-нибудь. Даже не где-нибудь, а на приличном месте...
Он остановился, пошарил у себя в карманах: ни сигарет, ни спичек! И пошел дальше вдоль яркого ряда высоких светильников. Шел не по прямой, а немного отклоняясь от нее то вправо, то влево...
Навстречу ему шла женщина. Груапш преградил ей дерогу с самым невинным намерением: попросить сигаретку. Он даже не обратил внимания, что идет не мужчина, а женщина и что сейчас не поддень, а скорее ночь. Дама шарахнулась в сторону. Притом так резко и так неожиданно, что Груапш опешил. Он был крайне удивлен.
— Что вам надо? — взвизгнула дама, прижимая к груди сумочку.
— Мне? — пробормотал Груапш. — Сигарету.
— Какую еще сигарету? — Дама озиралась вокруг в надежде увидеть кого-либо из прохожих.
Груапш был подавлен поведением человека, у которого осмелился попросить сигарету. Он продолжал бормотать что-то бессвязное. Тем временем дама перебежала через улицу и скрылась за кустами олеандра. А он пытался разглядеть ее, чтобы убедиться в том, что она действительно сбежала и больше не вернется. Груапш махнул рукой и побрел дальше, к своему дому.
Через квартал, возле аптеки, в которой горел неоновый свет, его догнал сосед Казанба, лысый, крупный, средних лет мужчина. Узковатый костюм плотно облегал его, и казалось, вот-вот лопнет по швам. Говорил он хрипло, брызгая слюной. Груапш узнал его. И с ходу попросил сигарету. Тот угостил, дал огня и сам закурил.
— Захар, — сказал Груапш, — как хорошо, что я встретил тебя.
— Ты куда? —- спросил Казанба.
— Домой.
— И я домой... Что — выпил?
— Немного.
— Ну, немного не считается. Дай возьму тебя под руку.
— Зачем?
— Так удобней.
— Боишься, что упаду? Казанба сделал вид, что обиделся:
— Как ты можешь подумать?! Просто вдвоем лучше так, пбд руку.
— Ладно, пошли.
По дороге Груапш рассказал о случае с дамой.
— Почему, ну почему она убежала? — спрашивал Груапш. И долго, долго кашлял.
— А ты что, маленький? Не понимаешь?
— Послушай, я никогда никого не обижал...
— Откуда ей знать это?
— Кому это — ей?
— Гриша, мы ведь говорим об этой самой даме!..
— Верно, о даме. Что ж с того? Я не только даму, а и курицу в жизни пальцем не тронул. — Груапш ухмыль-нулся. — Конечно, против ее желания.
— Не валяй дурака, Гриша. Все ты прекрасно знаешь ам. Во-первых, не надо напиваться. Во-вторых, нечего в ьяном виде шататься по улицам. В-третьих, незачем придавать к даме на ночь глядя.
Груапш потянул соседа за рукав и остановил его по-реди широкого тротуара.
— Как это приставать? Я что, приставал? — восклик-ул он. — Я попросил сигарету.
— Это одно и то же!
— Как это одно и то же?
— Очень просто, Гриша. Подумай сам: идет дама, ечер, к ней подходит пьяный мужчина...
— Вовсе не пьяный!..
— А какой же? Трезвый, что ли?..
— Именно! — Груапш обнял Казанбу, положил голо-у на его могучую грудь. — Дорогой мой, можешь меня угать, даже поколотить. Я многим тебе обязан. Хороший осед лучше плохого брата. Верно сказано! Что такое рат, ежели он плохой? Фу! — вот что. Воздух! Пустота!
чепуха! — Груапш повысил голос. — Всю жизнь я стоял орой за правду. Не лгал никому. Не жульничал. Не оби-ал никого. Я следовал советам моей совести. Ей-богу! мог бы занимать иное положение. Да, да! Можешь мне оверить! Но у меня одно правило: не ходи по чужим оловам, не карабкайся по чужим спинам, не расталкивай ругих локтями!.. Если я и пью, то не на ворованное! А? азве кто-нибудь на меня в обиде? Ну скажи мне честно. Казанба хотел было отстранить от себя Рыжего, но му стало вдруг жаль его. Ведь и в самом деле — честный еловек, никого не обижает, живет как может...
— А с этой дамой все-таки нехорошо получилось. Заем пугать людей в вечернюю пору?
— А я и не думал пугать.
— Дама все же...
— Я и не заметил, что это женщина.
— А надо бы...
Груапш поднял голову. Глаза его были полны слез. Но он не плакал. Просто слезы проступили. Сами собой. Казанба молча достал платок и нежно приложил его к лазам соседа... Он смотрел на то самое окно того самого дома, заняв прежнюю позицию возле старого кипариса. Он простоял более получаса, но зеленоглазой девушки не было в окне. Было девять утра. Она могла пойти на работу или же на рынок, если у нее семья. Дом вообще казался безлюдным.
Заканбею Пате-ипа казалось, что она все-таки появится. Возможно, потому, что этого ему очень хотелось. Ее улыбка и взгляд зеленых глаз запали в душу. Ежели она живет в этом доме, рассуждал Пате-ипа, то должна чем-то выдать свое присутствие. А может, она смотрит на него сквозь занавеску одного из окон?
В конце концов надоело ему бдение под кипарисом, и он медленно зашагал по тротуару вдоль бетонного бордюра, время от времени поглядывая на дом. Вдруг возле него остановилась машина. Новенькая «Волга», сверкающая чернотой и никелем. Из нее с трудом вылез высокий человек.
— Я так и знал! — воскликнул он. — Я не мог ошибиться!
Он крепко пожал руку Заканбею Пате-ипа. Ответное рукопожатие поначалу было нерешительным. Однако Пате-ипа но мог по признать в солидном работнике районного масштаба своего одноклассника Нельсона Чуваза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Да, Груапш — почти руина, но не станешь же ты равнять себя с ним?!
— А почему бы и нет?! Мы еще поговорим об этом. — И Тараш ушел со своим другом-рыболовом, пообещав в скором времени появиться на бульваре.
Заканбей Пате-ина подошел к пальме, благоговейно погладил ее шершавую кору. Бескрайнее море зеленело перед ним особой морской зеленью. И золотая солнечная дорога широкой полосой зыбилась на морской зелени.
Григорий Груапш проторчал на заветном пятачке до поздних сумерек. А потом, следуя инстинкту самосохранения, поплелся домой. Жил он в хибаре, на окраине города. Она была его собственностью. Более того: произведением его рук! Он жил с женой, совсем еще нестарой, лет сорока пяти, и сыном, монтером городской электрической сети. Они-то, собственно говоря, и кормили его, особенно жена, медицинская сестра районной больницы.
Груапш был обижен на свою судьбу. Не то чтобы очень, но тем не менее. В самом деле, разве преуспевающие школьные друзья (хотя их осталось в живых немного) грамотнее его или честнее? Или, может быть, они какие-нибудь особенные, из совершенно другой человеческой породы? Просто ему не повезло, а другим — наоборот. Ежели он пьет — так это потому, что ничего лучшего ему не предлагают. Он мог бы, например, быть хорошим учителем, у него ведь педагогическое образование. Или руководить каким-нибудь учреждением. Вполне мог бы! И не нужны ему мелкие подачки на пятачке — эти рюмочки да стаканчики! Он сам кому угодно подаст, ежели на работу устроится... Если бы не достаток в доме, может, он и работал бы где-нибудь. Даже не где-нибудь, а на приличном месте...
Он остановился, пошарил у себя в карманах: ни сигарет, ни спичек! И пошел дальше вдоль яркого ряда высоких светильников. Шел не по прямой, а немного отклоняясь от нее то вправо, то влево...
Навстречу ему шла женщина. Груапш преградил ей дерогу с самым невинным намерением: попросить сигаретку. Он даже не обратил внимания, что идет не мужчина, а женщина и что сейчас не поддень, а скорее ночь. Дама шарахнулась в сторону. Притом так резко и так неожиданно, что Груапш опешил. Он был крайне удивлен.
— Что вам надо? — взвизгнула дама, прижимая к груди сумочку.
— Мне? — пробормотал Груапш. — Сигарету.
— Какую еще сигарету? — Дама озиралась вокруг в надежде увидеть кого-либо из прохожих.
Груапш был подавлен поведением человека, у которого осмелился попросить сигарету. Он продолжал бормотать что-то бессвязное. Тем временем дама перебежала через улицу и скрылась за кустами олеандра. А он пытался разглядеть ее, чтобы убедиться в том, что она действительно сбежала и больше не вернется. Груапш махнул рукой и побрел дальше, к своему дому.
Через квартал, возле аптеки, в которой горел неоновый свет, его догнал сосед Казанба, лысый, крупный, средних лет мужчина. Узковатый костюм плотно облегал его, и казалось, вот-вот лопнет по швам. Говорил он хрипло, брызгая слюной. Груапш узнал его. И с ходу попросил сигарету. Тот угостил, дал огня и сам закурил.
— Захар, — сказал Груапш, — как хорошо, что я встретил тебя.
— Ты куда? —- спросил Казанба.
— Домой.
— И я домой... Что — выпил?
— Немного.
— Ну, немного не считается. Дай возьму тебя под руку.
— Зачем?
— Так удобней.
— Боишься, что упаду? Казанба сделал вид, что обиделся:
— Как ты можешь подумать?! Просто вдвоем лучше так, пбд руку.
— Ладно, пошли.
По дороге Груапш рассказал о случае с дамой.
— Почему, ну почему она убежала? — спрашивал Груапш. И долго, долго кашлял.
— А ты что, маленький? Не понимаешь?
— Послушай, я никогда никого не обижал...
— Откуда ей знать это?
— Кому это — ей?
— Гриша, мы ведь говорим об этой самой даме!..
— Верно, о даме. Что ж с того? Я не только даму, а и курицу в жизни пальцем не тронул. — Груапш ухмыль-нулся. — Конечно, против ее желания.
— Не валяй дурака, Гриша. Все ты прекрасно знаешь ам. Во-первых, не надо напиваться. Во-вторых, нечего в ьяном виде шататься по улицам. В-третьих, незачем придавать к даме на ночь глядя.
Груапш потянул соседа за рукав и остановил его по-реди широкого тротуара.
— Как это приставать? Я что, приставал? — восклик-ул он. — Я попросил сигарету.
— Это одно и то же!
— Как это одно и то же?
— Очень просто, Гриша. Подумай сам: идет дама, ечер, к ней подходит пьяный мужчина...
— Вовсе не пьяный!..
— А какой же? Трезвый, что ли?..
— Именно! — Груапш обнял Казанбу, положил голо-у на его могучую грудь. — Дорогой мой, можешь меня угать, даже поколотить. Я многим тебе обязан. Хороший осед лучше плохого брата. Верно сказано! Что такое рат, ежели он плохой? Фу! — вот что. Воздух! Пустота!
чепуха! — Груапш повысил голос. — Всю жизнь я стоял орой за правду. Не лгал никому. Не жульничал. Не оби-ал никого. Я следовал советам моей совести. Ей-богу! мог бы занимать иное положение. Да, да! Можешь мне оверить! Но у меня одно правило: не ходи по чужим оловам, не карабкайся по чужим спинам, не расталкивай ругих локтями!.. Если я и пью, то не на ворованное! А? азве кто-нибудь на меня в обиде? Ну скажи мне честно. Казанба хотел было отстранить от себя Рыжего, но му стало вдруг жаль его. Ведь и в самом деле — честный еловек, никого не обижает, живет как может...
— А с этой дамой все-таки нехорошо получилось. Заем пугать людей в вечернюю пору?
— А я и не думал пугать.
— Дама все же...
— Я и не заметил, что это женщина.
— А надо бы...
Груапш поднял голову. Глаза его были полны слез. Но он не плакал. Просто слезы проступили. Сами собой. Казанба молча достал платок и нежно приложил его к лазам соседа... Он смотрел на то самое окно того самого дома, заняв прежнюю позицию возле старого кипариса. Он простоял более получаса, но зеленоглазой девушки не было в окне. Было девять утра. Она могла пойти на работу или же на рынок, если у нее семья. Дом вообще казался безлюдным.
Заканбею Пате-ипа казалось, что она все-таки появится. Возможно, потому, что этого ему очень хотелось. Ее улыбка и взгляд зеленых глаз запали в душу. Ежели она живет в этом доме, рассуждал Пате-ипа, то должна чем-то выдать свое присутствие. А может, она смотрит на него сквозь занавеску одного из окон?
В конце концов надоело ему бдение под кипарисом, и он медленно зашагал по тротуару вдоль бетонного бордюра, время от времени поглядывая на дом. Вдруг возле него остановилась машина. Новенькая «Волга», сверкающая чернотой и никелем. Из нее с трудом вылез высокий человек.
— Я так и знал! — воскликнул он. — Я не мог ошибиться!
Он крепко пожал руку Заканбею Пате-ипа. Ответное рукопожатие поначалу было нерешительным. Однако Пате-ипа но мог по признать в солидном работнике районного масштаба своего одноклассника Нельсона Чуваза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30