зачем все это, вся эта игра с зеленоглазой? Какова цель? Во имя чего?
О, если бы только он мог на это ответить! В исполкоме районного Совета узенькие коридоры, тесные комнаты. Давно не бывал Пате-ипа в этом здании. Очень давно. Просто незачем было. А теперь вот пришлось: надо оформить право наследования. Дом не бог весть какой, но все же дом, к тому же отцовский. В этом доме прошло все детство и юность. В нем знаком каждый гвоздик, каждая скрипучая половица. Но для оформления нужны справки, справки, справки, очень много справок. Их приходится добывать где только возможно: в загсе, районном архиве, райсобесе... Это работа для здорового тела и бодрого духа, работа для ног и для мозгов...
В одной из комнат сидел молодой человек в клетчатой сорочке, с огромным пестрым галстуком. Фамилия его была написана на двери, под толстым стеклом. «Какой это Надзадзе? — подумал Пате-ипа. — Может, родственник Диуана Надзадзе?» Так оно и оказалось. На вопрос: «Кем вы приходитесь Диуану Надзадзе?» — молодой человек ответил:
— Я его сын.
Пате-ипа обрадовался. Он крепко пожал руку молодому человеку.
— Ваш отец был моим школьным товарищем... Мы с ним вместе бегали за бабочками. Да, да! А потом вместе воевали. Бедный Диуан!.. Мы бросились в одну и ту же яму. Там, в Крыму. Нас одновременно прошил низко пролетавший «мессер». Нас отвезли в госпиталь... Бедный Диуан!.. Сколько же вам лет?
— Тридцать пять.
— Л как звать?
— Александр.
Пате-ипа пытался найти общие черты сходства отца и сына. Он не мог утверждать: «Как две капли воды!» — но щелочки глаз, но пухлые губы, смолисто-черные волосы — это все от него, от Диуана.
— Л вы меня не знаете?
Надзадзе привстал, подчеркивая тем самым свое уважение к старшему, к товарищу отца.
— Нет, не знаю, — проговорил он виновато.
— Я Заканбей Пате-ипа. Приехал по грустным семейным делам... Да, да... Значит, сын Диуана? Ваш отец жил еще недели две. Не повезло ему! Нас разлучили на берегу, как только переправили через Керченский пролив. Значит, сын Диуана? Я вас помню вот таким... — Пате-ипа показал, разведя ладони на ширину плеч.
Пате-ипа справился о здоровье матери. Уже стара? Очаровательная Кама стара? Боже, как бежит время! Но Заканбею просто не верится, что Кама постарела. Нет, не верится!..
— Что вас привело сюда? — спросил Надзадзе.
— Небольшое дело. Не знаю даже, к кому обратиться. Пате-ипа объяснил.
— Ах, вот как! Некоторые дома здесь подлежат сносу.
— Весьма возможно, Александр.
— Но ничего, — успокоил Надзадзе, — вам дадут хорошую квартиру.
— Мне нужен именно этот дом, а квартира ни к чему. Я живу в Свердловске.
— Вот оно как! Вы намерены сдать дом райсовету?
— Нет, пока хочу оформить на себя. По праву наследования.
— Понятно, — сказал Надзадзе и улыбнулся. Точь-в-точь как отец. Он подошел к стене, на которой висел огромный план города. — Это план застройки, генеральный план, что ли... Как известно, наш город в ближайшие десять лет приобретет ярко выраженный курортный характер... Вот здесь будут построены санатории, здесь гостиница... А ваша улица... Вот она, — Надзадзе показал ее на карте, — подвергнется основательной реконструкции... Вот здесь дом номер семь. Посмотрите на контур гостиницы. Она покрывает и ваш участок.
— А когда начинается ее строительство?
— Не скоро.
Надзадзе стоял перед Пате-ипа несколько смущенный. Ему хотелось похвастаться большим размахом городских планов, но в эту минуту это вроде бы пи к чему. Пате-ипа сообщил, что напротив его дома что-то разрушают, что-то строят...
— Там будет кинотеатр, — сказал Надзадзе. — Это уже реально. Деньги отпущены, имеется хорошая подрядная организация.
— Ну что ж, — засмеялся Пате-ипа, — будем смотреть кино.
Надзадзе оказался архитектором. Он продемонстрировал несколько собственных проектов: ресторан, кафе, киоск для газет... Говорил он без хвастовства, мягким, низким голосом. Неторопливо. В его манере держаться было что-то от опытного лектора, который больше полагается на силу своего слова, нежели на убедительность жеста. Пате-ипа даже залюбовался им. И снова мысленно перенесся в те жестокие и кровавые дни, когда над головами летали «мессеры», поливая свинцом крымскую землю. «Бедный Диуан, — подумал Пате-ипа, — если бы он видел сейчас своего сына...»
— Вы женаты? — спросил Пате-ипа.
— Да. У нас двое детей.
— А где живете?
— Там же, где жил отец. Только мы пристроили к долу две комнаты со всеми удобствами.
Пате-ипа похвалил:
— Молодец! — И не спускал глаз с архитектора. Надзадзе покраснел.
— Да, да! Я вижу, что вы достойный сын. Не могли бы передать привет маме? Скажите ей, что низко кланяется Заканбей Пате-ипа... А то просто: Закан. Она вспомнит меня. Мы же все учились в одной школе.
Надзадзе поблагодарил и проводил Пате-ипа в общий отдел, весело заметив, что здоровый бюрократизм райсовета — гарантия того, что с офо2Эмлением дома будет все в порядке.
— Да, — сказал Пате-ипа, — а со справками я уже изрядно набегался.
Рыжий приметил Чуваза еще издали. Тот был не один, а с какими-то людьми, одетыми архимодно: расклешенные брюки, приталенные пиджаки, широкие, длинные, ниже пупа, галстуки. Чуваз двигался вдоль бульварного парапета, размахивал руками, что-то, по-видимому, рассказывал. Останавливался и снова широко шагал дальше.
Погода была пасмурная — вот-вот закапает дождик. Но он заставлял себя ждать, отчего и возникала та самая черноморская духота, которая страшнее летней жары. Море побурело, по нему забегали гривастые волны, шлюпки заторопились в укрытие, а недалеко от берега летали чайки, без устали выискивая рыбу.
Нельсон Чуваз и Рыжий лет пять сидели за одной партой. Кличку «Рыжий» придумал именно Чуваз, хотя можно было, наверно, изобрести что-либо и поостроумней. Груапш сделал вид, что не замечает Чуваза, что любуется только морем и чайками. Поравнявшись с ним, Чуваз громко сказал своим спутникам, что познакомит их с лучшим другом детства, с одним из самых честных людей в районе. Трудно сказать, насколько ироничным было это представление. С любопытством уставились на Груапша три пары глаз, а чуть позже потянулись к нему три руки.
После недолгой процедуры знакомства Чуваз обратился к Григорию Груапшу:
— Это мои близкие друзья. Приехали из Сухуми. Этот друг... — Он положил руку на плечо высокого, худого
человека лет сорока — сорока пяти. — Это товарищ Тван-ба, прекрасный агроном, руководит отделом в Министерстве сельского хозяйства. А этот прекрасный молодой человек пятидесяти лет товарищ Апба, большой ученый, специалист по селекционированию. А рядом с тобой — товарищ Кан-ипа. Если у тебя когда-либо подохнет буйвол, он его воскресит.
— Буйвола у меня нет, — сказал смеясь Груапш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
О, если бы только он мог на это ответить! В исполкоме районного Совета узенькие коридоры, тесные комнаты. Давно не бывал Пате-ипа в этом здании. Очень давно. Просто незачем было. А теперь вот пришлось: надо оформить право наследования. Дом не бог весть какой, но все же дом, к тому же отцовский. В этом доме прошло все детство и юность. В нем знаком каждый гвоздик, каждая скрипучая половица. Но для оформления нужны справки, справки, справки, очень много справок. Их приходится добывать где только возможно: в загсе, районном архиве, райсобесе... Это работа для здорового тела и бодрого духа, работа для ног и для мозгов...
В одной из комнат сидел молодой человек в клетчатой сорочке, с огромным пестрым галстуком. Фамилия его была написана на двери, под толстым стеклом. «Какой это Надзадзе? — подумал Пате-ипа. — Может, родственник Диуана Надзадзе?» Так оно и оказалось. На вопрос: «Кем вы приходитесь Диуану Надзадзе?» — молодой человек ответил:
— Я его сын.
Пате-ипа обрадовался. Он крепко пожал руку молодому человеку.
— Ваш отец был моим школьным товарищем... Мы с ним вместе бегали за бабочками. Да, да! А потом вместе воевали. Бедный Диуан!.. Мы бросились в одну и ту же яму. Там, в Крыму. Нас одновременно прошил низко пролетавший «мессер». Нас отвезли в госпиталь... Бедный Диуан!.. Сколько же вам лет?
— Тридцать пять.
— Л как звать?
— Александр.
Пате-ипа пытался найти общие черты сходства отца и сына. Он не мог утверждать: «Как две капли воды!» — но щелочки глаз, но пухлые губы, смолисто-черные волосы — это все от него, от Диуана.
— Л вы меня не знаете?
Надзадзе привстал, подчеркивая тем самым свое уважение к старшему, к товарищу отца.
— Нет, не знаю, — проговорил он виновато.
— Я Заканбей Пате-ипа. Приехал по грустным семейным делам... Да, да... Значит, сын Диуана? Ваш отец жил еще недели две. Не повезло ему! Нас разлучили на берегу, как только переправили через Керченский пролив. Значит, сын Диуана? Я вас помню вот таким... — Пате-ипа показал, разведя ладони на ширину плеч.
Пате-ипа справился о здоровье матери. Уже стара? Очаровательная Кама стара? Боже, как бежит время! Но Заканбею просто не верится, что Кама постарела. Нет, не верится!..
— Что вас привело сюда? — спросил Надзадзе.
— Небольшое дело. Не знаю даже, к кому обратиться. Пате-ипа объяснил.
— Ах, вот как! Некоторые дома здесь подлежат сносу.
— Весьма возможно, Александр.
— Но ничего, — успокоил Надзадзе, — вам дадут хорошую квартиру.
— Мне нужен именно этот дом, а квартира ни к чему. Я живу в Свердловске.
— Вот оно как! Вы намерены сдать дом райсовету?
— Нет, пока хочу оформить на себя. По праву наследования.
— Понятно, — сказал Надзадзе и улыбнулся. Точь-в-точь как отец. Он подошел к стене, на которой висел огромный план города. — Это план застройки, генеральный план, что ли... Как известно, наш город в ближайшие десять лет приобретет ярко выраженный курортный характер... Вот здесь будут построены санатории, здесь гостиница... А ваша улица... Вот она, — Надзадзе показал ее на карте, — подвергнется основательной реконструкции... Вот здесь дом номер семь. Посмотрите на контур гостиницы. Она покрывает и ваш участок.
— А когда начинается ее строительство?
— Не скоро.
Надзадзе стоял перед Пате-ипа несколько смущенный. Ему хотелось похвастаться большим размахом городских планов, но в эту минуту это вроде бы пи к чему. Пате-ипа сообщил, что напротив его дома что-то разрушают, что-то строят...
— Там будет кинотеатр, — сказал Надзадзе. — Это уже реально. Деньги отпущены, имеется хорошая подрядная организация.
— Ну что ж, — засмеялся Пате-ипа, — будем смотреть кино.
Надзадзе оказался архитектором. Он продемонстрировал несколько собственных проектов: ресторан, кафе, киоск для газет... Говорил он без хвастовства, мягким, низким голосом. Неторопливо. В его манере держаться было что-то от опытного лектора, который больше полагается на силу своего слова, нежели на убедительность жеста. Пате-ипа даже залюбовался им. И снова мысленно перенесся в те жестокие и кровавые дни, когда над головами летали «мессеры», поливая свинцом крымскую землю. «Бедный Диуан, — подумал Пате-ипа, — если бы он видел сейчас своего сына...»
— Вы женаты? — спросил Пате-ипа.
— Да. У нас двое детей.
— А где живете?
— Там же, где жил отец. Только мы пристроили к долу две комнаты со всеми удобствами.
Пате-ипа похвалил:
— Молодец! — И не спускал глаз с архитектора. Надзадзе покраснел.
— Да, да! Я вижу, что вы достойный сын. Не могли бы передать привет маме? Скажите ей, что низко кланяется Заканбей Пате-ипа... А то просто: Закан. Она вспомнит меня. Мы же все учились в одной школе.
Надзадзе поблагодарил и проводил Пате-ипа в общий отдел, весело заметив, что здоровый бюрократизм райсовета — гарантия того, что с офо2Эмлением дома будет все в порядке.
— Да, — сказал Пате-ипа, — а со справками я уже изрядно набегался.
Рыжий приметил Чуваза еще издали. Тот был не один, а с какими-то людьми, одетыми архимодно: расклешенные брюки, приталенные пиджаки, широкие, длинные, ниже пупа, галстуки. Чуваз двигался вдоль бульварного парапета, размахивал руками, что-то, по-видимому, рассказывал. Останавливался и снова широко шагал дальше.
Погода была пасмурная — вот-вот закапает дождик. Но он заставлял себя ждать, отчего и возникала та самая черноморская духота, которая страшнее летней жары. Море побурело, по нему забегали гривастые волны, шлюпки заторопились в укрытие, а недалеко от берега летали чайки, без устали выискивая рыбу.
Нельсон Чуваз и Рыжий лет пять сидели за одной партой. Кличку «Рыжий» придумал именно Чуваз, хотя можно было, наверно, изобрести что-либо и поостроумней. Груапш сделал вид, что не замечает Чуваза, что любуется только морем и чайками. Поравнявшись с ним, Чуваз громко сказал своим спутникам, что познакомит их с лучшим другом детства, с одним из самых честных людей в районе. Трудно сказать, насколько ироничным было это представление. С любопытством уставились на Груапша три пары глаз, а чуть позже потянулись к нему три руки.
После недолгой процедуры знакомства Чуваз обратился к Григорию Груапшу:
— Это мои близкие друзья. Приехали из Сухуми. Этот друг... — Он положил руку на плечо высокого, худого
человека лет сорока — сорока пяти. — Это товарищ Тван-ба, прекрасный агроном, руководит отделом в Министерстве сельского хозяйства. А этот прекрасный молодой человек пятидесяти лет товарищ Апба, большой ученый, специалист по селекционированию. А рядом с тобой — товарищ Кан-ипа. Если у тебя когда-либо подохнет буйвол, он его воскресит.
— Буйвола у меня нет, — сказал смеясь Груапш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30