Клэр снова попробовала приподняться и опять плюхнулась в воду, на этот раз с головой. Вынырнула, отплевываясь и кашляя, чувствуя, что легкие уже парализованы.
Она не сможет это сделать. Ей не выбраться.
Клэр предприняла еще с десяток попыток, но одежда отяжелела от воды и тянула ее вниз, к тому же ее била такая дрожь, что она уже не могла держаться за кромку льда. Ее конечности как будто впали в летаргию и одеревенели. Омертвели. Она почувствовала, что снова уходит под воду и темнота засасывает ее, усыпляет. Энергия иссякла. Сил не осталось.
Она погружалась все глубже, тело было истощено и уже не могло сражаться за жизнь. Глядя вверх, она со странной отчетливостью увидела перед собой лунный свет, почувствовала, как сжимают ее холодные объятия тьмы. Впрочем, она уже не испытывала холода; осталось лишь горькое ощущение неизбежности.
«Ной».
В сияющем круге луны она вдруг увидела лицо сына, еще совсем маленького мальчика. Он звал ее, тянул к ней свои жадные ручонки. И тут серебристый круг рассыпался на множество осколков.
«Ной. Думай о Ное».
Хотя сил не осталось, она все-таки потянулась к этой призрачной детской руке. Но она жидкостью растеклась в ее ладони. «Ты слишком далеко. Я не могу дотянуться до тебя».
Мрак затягивал ее. Образ Ноя растаял, но его голос продолжал звать. Она снова потянулась к сыну и увидела, что серебристый круг света стал ярче – он сиял, словно нимб, находящийся на расстоянии вытянутой руки. Если я коснусь его, подумала она, то взлечу на небеса. И увижу своего мальчика.
Она собрала остаток сил, и одеревеневшие конечности замолотили по черной воде, каждая мышца ее тела стремилась к свету.
Ее рука прорвала толщу воды, и голова вырвалась на поверхность, чтобы сделать последний глоток воздуха. Перед глазами мелькнула луна, такая красивая и яркая, что слепила глаза, и Клэр, чувствуя, что навсегда уходит под воду, на прощание протянула к ней руку.
Чья-то ладонь обхватила ее. Настоящая, живая рука крепко держала ее за запястье. «Ной, – подумала она. – Я нашла своего сына».
И вот уже ее тащили вверх, вызволяя из мрака. Свет становился ярче, и, вынырнув на поверхность, Клэр увидела прямо перед собой лицо. Но не Ноя, а какой-то девочки. Девочки с длинными волосами, отливающими серебром лунного света.
Митчелл Грум вылил на тело Макса Татуайлера полканистры бензина. У него не было цели обезобразить труп. В эту пещеру тысячелетиями не ступала нога человека; останки Макса все равно обнаружат нескоро. Но раз уж ему надлежало разрушить колонию червей, можно было заодно избавиться и от мертвого тела.
Надев на голову респиратор и шахтерский фонарик, он не спеша опустошил три канистры с бензином. Не было смысла торопиться; затонувший автомобиль доктора обнаружат только днем, но, даже если это случится раньше, никто не подумает, что имя Грума может быть как-то связано с ее смертью. Если кто и вызовет подозрения, так это Макс, чье внезапное исчезновение лишь усилит их. Грум не любил вынужденных импровизаций; он не планировал такого хода, не планировал никого убивать. Но откуда же ему было знать, что Дорин Келли угонит именно его машину.
Иногда одно убийство влечет за собой другое.
Он облил стены и выплеснул остатки последней канистры в лужу бензина, собравшуюся посреди пещеры. Именно здесь было больше всего червей. Похоже, они уже почуяли опасность и судорожно задергались в бензиновых парах. Летучие мыши заранее покинули обитель, оставив своих беспозвоночных соседей умирать в огне. Грум окинул пещеру прощальным взглядом, чтобы убедиться в том, что не упустил ни одной детали. Коробка с образцами червей, так же как и научные архивы Макса, уже лежала в багажнике его автомобиля, стоявшего у дороги. Теперь осталось только чиркнуть спичкой, и огонь начнет пожирать пещеру.
Особи будут уничтожены в одно мгновение, за исключением тех, что уже выращиваются в «Лабораториях Энсон». Гормон, который выделяли черви, давал баснословную прибыль по контрактам с военным ведомством, но только до тех пор, пока о нем не пронюхали конкуренты.
Когда пещера будет ликвидирована, «Энсон» станет единоличным владельцем особей. Для всего мира причина этой эпидемии жестокости, равно как и всех предыдущих, навечно останется тайной.
Он стал пробираться к выходу, по пути разбрызгивая горючее. Присев на корточки у лаза, он зажег спичку и коснулся ею земли. Огненная дорожка потянулась вглубь, и снизу раздался шумный свист: запылала нижняя пещера. Грум почувствовал, как туда устремился поток воздуха, подкармливая разрушительный пожар. Он выключил фонарик и некоторое время наблюдал за огнем, представляя себе, как чернеют черви и обугленные тельца сыплются с потолка. И еще перед глазами возникла кучка пепла вперемешку с костями – все, что останется от Макса.
Он, попятившись, выбрался из пещеры, прикрыл вход ветками кустарника и ступил в ледяной поток. За этими густыми зарослями пожар в пещере вряд ли кто увидит. Он направился к берегу и ступил на твердую почву. В глазах еще стояло зарево огня, и ему понадобилось время, чтобы привыкнуть к темноте. Он включил фонарик, чтобы подсветить себе путь к машине.
И только тогда в луче света он увидел полицейских с оружием наизготовку, рассредоточившихся среди деревьев.
Ожидающих его.
Уоррен Эмерсон открыл глаза и подумал: «Наконец-то я умер. Но почему я в раю?» Это открытие несказанно удивило его, поскольку Уоррен всегда считал, что если и есть жизнь после смерти, то он непременно окажется в темном и жутком месте. Загробная жизнь станет продолжением его мрачного земного существования.
Но здесь были цветы. Повсюду стояли вазы с цветами.
Он увидел кроваво-красные розы. Орхидеи своими белыми головками-бабочками приникли к окну. И лилии источали сладкий запах, не сравнимый ни с одними духами. Он изумленно смотрел на это великолепие – никогда еще ему не приходилось видеть такой красоты.
Потом он услышал скрип стула возле своей кровати и, повернувшись, увидел женщину. Она улыбалась ему. Сколько же лет он не видел ее!
Ее волосы были скорее серебристыми, нежели черными, и прожитые годы отпечатались глубокими морщинами на лице. Но он ничего этого не замечал. Глядя в ее глаза, Уоррен видел смеющуюся четырнадцатилетнюю девочку. Девочку, которую он любил всю жизнь.
– Здравствуй, Уоррен, – прошептала Айрис Китинг. Она потянулась к нему и взяла его за руку.
– Я живой, – поразился он.
Она уловила в его голосе удивление и с улыбкой кивнула.
– Да. Очень даже живой.
Он перевел взгляд на ее руку, сжимавшую его пальцы. Вспомнил, как однажды их пальцы сплелись, когда они, такие юные, сидели на берегу озера. Как изменились наши руки, подумал он. Мои теперь сморщенные и сухие, ее – скрючены артритом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92