Рука мальчика наконец перестала дергаться.
Вернувшись в смотровую, она увидела, как сканер заурчал и защелкал, атакуя голову пациента рентгеновскими лучами. На экране компьютера появился первый срез – изображение верхней части черепа.
– Пока все выглядит нормально, – заметил технолог. – А что вы рассчитываете увидеть?
– Любую анатомическую аномалию, которая могла бы объяснить его поведение. Кровоизлияние, опухоль. Должна же быть какая-то причина. Это уже второй мальчик с неконтролируемой агрессией.
Все обернулись, когда дверь открылась и на пороге появился Линкольн. Трагедия сильно повлияла на него – это было видно по лицу, по темным кругам под глазами, по его печальному взгляду. Для него смерть Фэй Брэкстон – отправная точка для бесконечной череды поздних пресс-конференций и совещаний со следователями из полиции штата. Он закрыл за собой дверь и вздохнул, казалось, с некоторым облегчением, оттого что наконец нашел пусть всего лишь временное, но тихое пристанище.
Он подошел к смотровому окну и взглянул на лежавшего на столе мальчишку.
– Что-нибудь удалось обнаружить?
– Только что пришли предварительные результаты анализов из лаборатории Бангора. В крови не выявлено ни амфетаминов, ни фенциклидина, ни кокаина. Это самые распространенные наркотики, вызывающие агрессию. Теперь нужно исключить другие причины такого поведения. – Клэр через стекло взглянула на своего пациента. – Все очень похоже на случай Тейлора Дарнелла. Но этот мальчик никогда не принимал риталин.
– Вы уверены?
– Я их семейный врач. От доктора Помроя ко мне перешла медицинская карта Скотти.
Они, чуть сгорбившись, застыли у смотрового окна, словно накапливая силы для продолжительной работы, которая ждала впереди. Они с Линкольном общаются только в кризисных ситуациях. Когда оба утомлены, испуганы или взбудоражены очередной трагедией. Выглядели они при этом не лучшим образом. Они не строили иллюзий в отношении друг друга, потому что вместе переживали тяжелые испытания. «И я все больше восхищаюсь им», – с удивлением подумала Клэр.
– Пошли основные срезы, – объявил технолог.
Клэр и Линкольн разом стряхнули оцепенелую усталость и подошли к компьютерному терминалу. Усевшись перед монитором, она принялась разглядывать поперечные срезы мозга. Линкольн встал у нее за спиной, опершись о спинку стула, и его теплое дыхание согревало макушку Клэр.
– Ну, и что вы видите? – спросил Линкольн.
– Смещений срединных структур нет, – пояснила она. – Скоплений тоже нет. И кровоизлияний.
– Как вы все это понимаете?
– Чем белее изображение, тем плотнее ткань. Кость белая, воздух черный. Если сдвинуться ниже, к основанию мозга, можно увидеть фрагменты клиновидной кости. Я ищу нарушения симметрии. Поскольку большинство патологий затрагивают только одну сторону мозга, я проверяю, нет ли различий между двумя его частями.
На экране появился новый срез.
– Лично мне это изображение не кажется симметричным, – заметил Линкольн.
– Вы правы, оно несимметрично. Но как раз эта асимметрия меня не волнует, поскольку не затрагивает мозг. Это одна из лобных пазух.
– Что вы сейчас смотрите? – поинтересовалась технолог.
– Правую гайморову пазуху. Видите? Она не совсем прозрачная. Что-то ее затеняет.
– Похоже на мукоидную кисту, – заметил технолог. – Иногда это встречается у пациентов с хронической аллергией.
– Но это явно не объяснение его поведения, – сказала Клэр.
Зазвонил телефон. Это был Энтони из лаборатории.
– Возможно, вам будет интересно взглянуть на это, доктор Эллиот, – предположил он. – Готова хроматограмма вашего пациента.
– Что-то обнаружилось в его крови?
– Я не уверен.
– Объясните мне, что это за анализ, – попросил Линкольн. – Что вы здесь измеряете?
Энтони погладил похожий на ящик газовый хроматограф и улыбнулся, словно гордый отец. Настольный агрегат был недавним приобретением, перешедшим по наследству из Медицинского центра восточного Мэна в Бангоре, и Энтони носился с ним, как курица с яйцом.
– Этот аппарат сепарирует смеси на индивидуальные компоненты. За счет равновесия между жидкой и газообразной фазами. Помните школьную химию?
– Химия не была моим любимым предметом, – признался Линкольн.
– Ну… каждое вещество может существовать либо в жидком, либо в газообразном состоянии. Например, если вы нагреваете воду, то получаете пар – это газообразное состояние аш-два-о.
– Да, это понятно.
– Внутри этой машины находится скрученная капиллярная колонка – очень длинная и очень тонкая трубка, которая, если ее распрямить, протянется на половину футбольного поля. Она заполнена инертным газом, который не вступает в реакцию ни с одним веществом. Теперь я делаю вот что: помещаю исследуемый образец вот в этот порт. Образец нагревается до газообразного состояния, и различные типы молекул начинают двигаться вдоль трубки на разных скоростях в зависимости от своей массы. Так происходит их сепарация. На другом конце трубки установлен детектор, так что показания молекул на выходе фиксирует ленточный самописец. Время исхода каждой субстанции из трубки называется «временем удержания». Этот показатель известен для сотен различных наркотиков и токсинов. Таким образом, тест дает нам возможность определить наличие определенного вещества в крови пациента. – Он взял шприц и вставил его в порт хроматографа. – Наблюдайте за экраном. Смотрите, что происходит, когда я ввожу образец крови пациента. – Энтони выдавил содержимое шприца.
На мониторе появилась неровная линия. Некоторое время все наблюдали за ее изменениями, но Клэр все это казалось просто «шумом» – незначительными, неспецифическими показаниями, свидетельствующими о том, что состав человеческой плазмы, – настоящая биохимическая солянка.
– Потерпите немного, – попросил Энтони. – Это проявится через минуту и десять секунд.
– Что проявится? – спросила Клэр.
Он указал на экран:
– А вот что.
На глазах у Клэр линия неожиданно выстрелила вверх, достигла пика и снова вернулась к прежнему уровню.
– Что это было?
Энтони подошел к принтеру, который уже распечатывал диаграмму странной аномалии. Он оторвал лист и выложил его перед Клэр и Линкольном.
– Вот этот пик, – указал он. – Я никак не могу его идентифицировать. Время удержания вроде бы соответствует стероидам, но точно такой же пик бывает у некоторых витаминов и эндогенного тестостерона. Чтобы определить природу этой аномалии, нужна более совершенная лаборатория.
– Вы упомянули эндогенный тестостерон, – заметила Клэр. – А есть вероятность, что это анаболический стероид? Вещество, которым мог бы злоупотреблять подросток? – Она перевела взгляд на Линкольна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Вернувшись в смотровую, она увидела, как сканер заурчал и защелкал, атакуя голову пациента рентгеновскими лучами. На экране компьютера появился первый срез – изображение верхней части черепа.
– Пока все выглядит нормально, – заметил технолог. – А что вы рассчитываете увидеть?
– Любую анатомическую аномалию, которая могла бы объяснить его поведение. Кровоизлияние, опухоль. Должна же быть какая-то причина. Это уже второй мальчик с неконтролируемой агрессией.
Все обернулись, когда дверь открылась и на пороге появился Линкольн. Трагедия сильно повлияла на него – это было видно по лицу, по темным кругам под глазами, по его печальному взгляду. Для него смерть Фэй Брэкстон – отправная точка для бесконечной череды поздних пресс-конференций и совещаний со следователями из полиции штата. Он закрыл за собой дверь и вздохнул, казалось, с некоторым облегчением, оттого что наконец нашел пусть всего лишь временное, но тихое пристанище.
Он подошел к смотровому окну и взглянул на лежавшего на столе мальчишку.
– Что-нибудь удалось обнаружить?
– Только что пришли предварительные результаты анализов из лаборатории Бангора. В крови не выявлено ни амфетаминов, ни фенциклидина, ни кокаина. Это самые распространенные наркотики, вызывающие агрессию. Теперь нужно исключить другие причины такого поведения. – Клэр через стекло взглянула на своего пациента. – Все очень похоже на случай Тейлора Дарнелла. Но этот мальчик никогда не принимал риталин.
– Вы уверены?
– Я их семейный врач. От доктора Помроя ко мне перешла медицинская карта Скотти.
Они, чуть сгорбившись, застыли у смотрового окна, словно накапливая силы для продолжительной работы, которая ждала впереди. Они с Линкольном общаются только в кризисных ситуациях. Когда оба утомлены, испуганы или взбудоражены очередной трагедией. Выглядели они при этом не лучшим образом. Они не строили иллюзий в отношении друг друга, потому что вместе переживали тяжелые испытания. «И я все больше восхищаюсь им», – с удивлением подумала Клэр.
– Пошли основные срезы, – объявил технолог.
Клэр и Линкольн разом стряхнули оцепенелую усталость и подошли к компьютерному терминалу. Усевшись перед монитором, она принялась разглядывать поперечные срезы мозга. Линкольн встал у нее за спиной, опершись о спинку стула, и его теплое дыхание согревало макушку Клэр.
– Ну, и что вы видите? – спросил Линкольн.
– Смещений срединных структур нет, – пояснила она. – Скоплений тоже нет. И кровоизлияний.
– Как вы все это понимаете?
– Чем белее изображение, тем плотнее ткань. Кость белая, воздух черный. Если сдвинуться ниже, к основанию мозга, можно увидеть фрагменты клиновидной кости. Я ищу нарушения симметрии. Поскольку большинство патологий затрагивают только одну сторону мозга, я проверяю, нет ли различий между двумя его частями.
На экране появился новый срез.
– Лично мне это изображение не кажется симметричным, – заметил Линкольн.
– Вы правы, оно несимметрично. Но как раз эта асимметрия меня не волнует, поскольку не затрагивает мозг. Это одна из лобных пазух.
– Что вы сейчас смотрите? – поинтересовалась технолог.
– Правую гайморову пазуху. Видите? Она не совсем прозрачная. Что-то ее затеняет.
– Похоже на мукоидную кисту, – заметил технолог. – Иногда это встречается у пациентов с хронической аллергией.
– Но это явно не объяснение его поведения, – сказала Клэр.
Зазвонил телефон. Это был Энтони из лаборатории.
– Возможно, вам будет интересно взглянуть на это, доктор Эллиот, – предположил он. – Готова хроматограмма вашего пациента.
– Что-то обнаружилось в его крови?
– Я не уверен.
– Объясните мне, что это за анализ, – попросил Линкольн. – Что вы здесь измеряете?
Энтони погладил похожий на ящик газовый хроматограф и улыбнулся, словно гордый отец. Настольный агрегат был недавним приобретением, перешедшим по наследству из Медицинского центра восточного Мэна в Бангоре, и Энтони носился с ним, как курица с яйцом.
– Этот аппарат сепарирует смеси на индивидуальные компоненты. За счет равновесия между жидкой и газообразной фазами. Помните школьную химию?
– Химия не была моим любимым предметом, – признался Линкольн.
– Ну… каждое вещество может существовать либо в жидком, либо в газообразном состоянии. Например, если вы нагреваете воду, то получаете пар – это газообразное состояние аш-два-о.
– Да, это понятно.
– Внутри этой машины находится скрученная капиллярная колонка – очень длинная и очень тонкая трубка, которая, если ее распрямить, протянется на половину футбольного поля. Она заполнена инертным газом, который не вступает в реакцию ни с одним веществом. Теперь я делаю вот что: помещаю исследуемый образец вот в этот порт. Образец нагревается до газообразного состояния, и различные типы молекул начинают двигаться вдоль трубки на разных скоростях в зависимости от своей массы. Так происходит их сепарация. На другом конце трубки установлен детектор, так что показания молекул на выходе фиксирует ленточный самописец. Время исхода каждой субстанции из трубки называется «временем удержания». Этот показатель известен для сотен различных наркотиков и токсинов. Таким образом, тест дает нам возможность определить наличие определенного вещества в крови пациента. – Он взял шприц и вставил его в порт хроматографа. – Наблюдайте за экраном. Смотрите, что происходит, когда я ввожу образец крови пациента. – Энтони выдавил содержимое шприца.
На мониторе появилась неровная линия. Некоторое время все наблюдали за ее изменениями, но Клэр все это казалось просто «шумом» – незначительными, неспецифическими показаниями, свидетельствующими о том, что состав человеческой плазмы, – настоящая биохимическая солянка.
– Потерпите немного, – попросил Энтони. – Это проявится через минуту и десять секунд.
– Что проявится? – спросила Клэр.
Он указал на экран:
– А вот что.
На глазах у Клэр линия неожиданно выстрелила вверх, достигла пика и снова вернулась к прежнему уровню.
– Что это было?
Энтони подошел к принтеру, который уже распечатывал диаграмму странной аномалии. Он оторвал лист и выложил его перед Клэр и Линкольном.
– Вот этот пик, – указал он. – Я никак не могу его идентифицировать. Время удержания вроде бы соответствует стероидам, но точно такой же пик бывает у некоторых витаминов и эндогенного тестостерона. Чтобы определить природу этой аномалии, нужна более совершенная лаборатория.
– Вы упомянули эндогенный тестостерон, – заметила Клэр. – А есть вероятность, что это анаболический стероид? Вещество, которым мог бы злоупотреблять подросток? – Она перевела взгляд на Линкольна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92