Обедал Дзержинский вместе со всеми – в столовой – и сердился, когда ему подавали отдельно в кабинет.
– Я не барин, – говорил он, – успею сходить пообедать.
Но часто не успевал и оставался голодным.
В такие дни чекисты старались позаботиться о нём и накормить.
Один чекист привёз как-то восемь больших картофелин, а другой достал кусок сала.
Картошку почистили, стараясь шелуху срезать потоньше. А очищенные картошки порезали и поджарили на сале. От жареного сала по коридору шёл вкусный запах. Чекисты выходили из своих комнат, нюхали воздух и говорили:
– Невозможно работать. Такой запах, что кружится голова.
Постепенно все узнали, что жарят картошку для Дзержинского. Один за другим люди приходили в кухню и советовали, как жарить.
– Да разве так надо жарить, – ворчали некоторые.
– Нас надо было позвать, мы бы научили…
– Жарят правильно, – говорили другие.
– Нет, неправильно, – возражали третьи.
А повар вдруг рассердился и сказал:
– Уходите отсюда все. Двадцать лет поваром служу – картошку не зажарю? Уходите, а то я нервничаю.
Наконец картошка изжарилась. Старик курьер понёс её так бережно, будто это не картошка, а драгоценность или динамит, который может взорваться.
– Что это? – спросил Дзержинский.
– Кушанье, – ответил курьер.
– Я вижу, что кушанье, – сердито сказал Дзержинский. – Да откуда картошку взяли? И сало. Это что за сало? Лошадиное?
– Зачем лошадиное, – обиделся курьер. – Не лошадиное, а свиное.
Дзержинский удивлённо покачал головой, взял было уже вилку, но вдруг спросил:
– А другие что ели?
– Картошку с салом, – подумав, сказал курьер.
– Правда?
– Правда.
Дзержинский взял телефонную трубку и позвонил в столовую. К телефону подошёл повар.
– Чем сегодня кормили людей? – спросил Дзержинский.
Повар молчал.
– Вы слушаете? – спросил Дзержинский.
– Сегодня на обед была картошка с салом, – сказал повар.
Дзержинский повесил трубку и вышел в коридор. Там он спросил у первого же встречного человека;
– Что вы ели на обед?
– Картошку с салом, Феликс Эдмундович.
Ещё у двух людей Дзержинский спросил, что они ели.
– Картошку с салом.
Тогда он вернулся к себе и стал есть. Так чекисты заботились о Дзержинском.
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Секретарь тихонько отворил дверь и пропустил перед собой невысокого человека в рваном тулупе, обросшего бородой и очень худого. Синие яркие глаза незнакомца блестели так, будто у него был жар.
– Садитесь, – сказал Дзержинский, – и рассказывайте. Что у вас там случилось и кто вы такой? Только коротко: у меня мало времени.
Он достал из ящика стола аккуратно завёрнутый в бумагу кусок чёрного хлеба и стал ужинать, а незнакомец – фамилия его была Сидоренко – начал рассказывать.
Он работал в одном маленьком городке на Украине. Никакого особенного образования у него нет, но он коммунист, читал сочинения товарища Ленина и многое другое. Работы у него хватает, каждый день с утра до поздней ночи он занят своим делом. Работа, конечно, не какая-нибудь особенно ответственная, не нарком, это само собой понятно, но в своём роде его работа тоже требует нервов и еще раз нервов. Короче говоря, он, Сидоренко Никифор Иванович, заведует складом. Вернее, заведовал до этой проклятой истории, а теперь он уже и не заведующий, а арестант, да ещё беглый, как всё равно враг, контра или вор-бандит…
– Как беглый? – спросил Дзержинский.
– От так и беглый, – ответил Сидоренко. – Такой беглый, что ни жена, ни детки не знают, или жив ихний чоловик и батько, или нет.
– Я что-то плохо понимаю, – сказал Дзержинский.
– А я так и совсем ничего не понимаю, – ответил Сидоренко и стал рассказывать дальше.
Короче говоря, один начальник, по фамилии Рубель, берёт и присылает на склад до Сидоренки курьера, старую бабку Спидначальную. И та бабка приносит Сидоренке записку, в которой чёрным по белому написано, чтобы он выдал курьеру, товарищу Спидначальной Агафье, два одеяла из фондов для личных нужд семьи так называемого товарища Рубеля.
Сидоренко, конечно, никаких одеял не дал, а старухе, бабке Спидначальной, ещё прочитал хорошую отповедь, чтобы она не смела приходить с такими отношениями от своего Рубеля.
И, чтобы ей было неповадно, вредной бабке Агафье, у неё на глазах порвал в мелкие клочки отношение Рубеля.
Бабка-курьерша ушла, а он сел писать список.
Вдруг приходит – кто бы вы думали? – сам Рубель со своим наганом, в папахе и с гранатами.
– Давай одеяла!
Сидоренко отвечает:
– Нет у меня для вас никаких одеял. У меня одеяла для раненых красных бойцов, а не для вас…
Тогда Рубель кричит:
– Я сам пострадавший, припадочный! Какое ты имеешь право?..
Сидоренко опять ему отвечает:
– Дай боже, чтобы все люди были такие здоровые, как тот бык Васька и как вы лично. И проходите из помещения, мне надо составить список, а вы задерживаете работу.
Ну и пошёл крик. Рубель кричит «Давай!», Сидоренко отвечает: «Быка Ваську заставишь, а товарища Сидоренко не заставишь».
Короче говоря, Рубель написал на Сидоренко клевету и так повёл дело, что хоть плачь. Будто Сидоренко предлагал ему, Рубелю, поднять восстание против Советской власти, будто Сидоренко уже имеет дружков для этого дела, а сам он будто и есть главный атаман.
И главным свидетелем выставил курьера Спидначальную, дурную бабку Агафью. Научил её что надо говорить, и всё в порядке.
Конечно, Сидоренко арестовали и посадили в тюрьму. Но он убежал из-под стражи и подался в Москву, к товарищу Дзержинскому.
Как добирался, это даже и передать нельзя. Но добрался.
– Так, – сказал Дзержинский. – Ну и что же вы от меня хотите?
– Короче говоря, справедливости, – ответил Сидоренко. – То есть я не желаю за свою честность гнить в тюрьме. В чём дело? Пускай лучше Рубель гниёт, когда он на меня такой донос написал.
Дзержинский помолчал, поглядел на Сидоренко, потом спросил:
– Послушайте, вам не приходило в голову, что вы можете убежать? Не в Москву, не ко мне, а, просто убежать – и концы в воду.
– Приходило, и даже вполне свободно мог убежать: есть у меня дядя родной, мог убежать к нему…
– Ну?
– Пусть медведь бегает, а я не побегу, – спокойно и убеждённо сказал Сидоренко.
– Почему?
– Як вам пришёл, – ответил Сидоренко, – к вам лично, к товарищу Феликсу Дзержинскому. Я член партии, вы тоже член партии. Вы, конечно, большой человек, но и я тоже ничего, могу пригодиться. Я так думаю, что на свете, в конечном счете, справедливость имеется и себя всё же оказывает. Короче говоря, надо вам, товарищ Дзержинский, в моём деле подразобраться. А покуда дайте мне записочку в тюрьму: выспаться мне надо, мороз сильный, а я вроде бы простудился.
Дзержинский улыбнулся.
– Вот вам в Дом крестьянина записка, – сказал он, – там вас и накормят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51