Мы все трудовые люди; вот, пожалуйста, я лично работаю на почтамте, этот товарищ, – он показал на бекешу, – железнодорожник, а вот Евгений – он истинный пролетарий, сын дворника, погибшего в бою за власть Советов… Так, Евгений?
– А чего ж! – сказал вихрастый. – Ясное дело. Павел Федорович проверил у задержанных документы – все оказалось в полном порядке. У Симбирцева, случайно, в удостоверение была вложена характеристика, где Симбирцев назывался украшением почтамта, преданным работником, образцом старого специалиста, сочувствующего строительству нового мира. Товарищ Осокин – так бекеша именовалась в документах – тоже был преданным товарищем, и ему (судя по бумажке с подписями и печатями) в связи с его работой на транспорте следовало выдать разрешение на хранение оружия. У Евгения же в кармане была большая бумага, в которой он просил зачислить его в героическую Красную Армию, чтобы мстить за своего отца, а наверху косо была резолюция: «Отказать ввиду младшего возраста».
– Что значит – ввиду младшего возраста? – пряча улыбку, спросил Павел Федорович.
– Видимо, это значит, что товарищ не подошел по возрасту! – мягко и дружелюбно ответил Симбирцев.
Все шло гладко, и через несколько минут их бы отпустили, но это был час, когда Дзержинский обычно обходил своих работников, и Павел Федорович нарочно затягивал разговор с задержанными, надеясь, что придет Дзержинский и тогда все окончательно решится.
– Пусть проваливают! – шепотом сказал Вася.
В это время широко растворилась дверь и вошел Дзержинский. Он был в шинели, накинутой поверх суконной солдатской гимнастерки, и в руке у него дымилась махорочная самокрутка, вставленная в деревянный мундштук.
– Это что за шуба такая шикарная? – спросил он, глядя на диван. – Кто это у вас такой щеголь?
– Тут такое дело, – медленно начал Павел Федорович, – ваше решение требуется. – Он глазами показал Васе на задержанных и на дверь. – Одну минуточку, товарищ Дзержинский.
Вася вывел задержанных в коридор. Дзержинский сел и плотно закутался в шинель. Павел Федорович рассказал все, что ему было известно.
– А патруль где? Те товарищи, которые доставили сюда и Веретилина, и этих… господ.
– Да они ничего не знают, товарищ Дзержинский. Их Свешников отпустил.
– Вздор! – резко ответил Дзержинский. – Почему же они тогда доставили сюда всех четырех? Значит, Веретилин был еще в сознании? Ведь это он вел их в ЧК? Немедленно разыщите и приведите ко мне обоих красногвардейцев.
– Есть! – и Павел Федорович вышел. Дзержинский посидел еще, подумал и подошел к Веретилину. Пульс у Ивана Дмитриевича был плохой – частый и слабый. Одной рукой держа запястье Веретилина, другой Дзержинский погладил его по голове и тихонько окликнул. Веретилин смотрел на Феликса Эдмундовича широко раскрытыми, мутными глазами.
– Товарищ Веретилин – еще раз позвал Дзержинский. – Не узнаете меня?
– Узнаю, товарищ Дзержинский… – слабым шепотом сказал Веретилин.
– Ну и прекрасно, что узнаете. Вы вот троих тут задержали и привели сюда…
– Я тут лягу, полежу, – быстрым шепотом перебил Веретилин. – Крутится все. А вы их ведите! Ясно?
Он опять бредил. Дзержинский поправил на нем шубу и прошелся по комнате из угла в угол, напряженно о чем-то думая. Когда вернулся Павел Федорович, он сказал ему жестко и твердо:
– Задержанных не отпускайте. Уверен, что тут серьезное дело. Кстати, откуда у Веретилина эта шуба и шапка? И нет ли здесь какой-то связи между новым обликом Веретилина и этими господами? Вы сказали, что один из них работает на почтамте? Кстати, кто ведет дело этих жуликов на почтамте, помните, дело Баландинского почтового отделения?
– Сергей Орлов ведет. Это насчет продуктов в почтовых пакетах?
– Ну да, насчет сала и масла в кожаных почтовых мешках.
– Сейчас я Орлова вызову! – сказал Павел Федорович. – Он там всех знает. Большое дело.
Но Орлова вызвать не удалось. Час назад возле пакгаузов Брянского вокзала он был убит человеком высокого роста в кожаной куртке и летчицком шлеме. Убийца скрылся.
– Вот и Сережу нашего убили! – тихо сказал Дзержинский. – Битва за хлеб, смертельная битва за хлеб. А все эти негодяи – левые коммунисты – орут про активное самоснабжение потребителей. Вот оно – активное самоснабжение. Пуля в грудь юноши, защищающего хлеб для рабочих и крестьян Советского государства!
И ему представлялся вдруг покойный Сережа Орлов, его добрые, совсем еще юные глаза и пухлые губы. Как он сказал вчера после совещания: «Товарищ Дзержинский, у меня есть стакан семечек. Знаете, подсолнухи – они очень утоляют голод, пожалуйста, попробуйте!»
– Вызовите сюда того из арестованных, который помоложе! – сказал Дзержинский Павлу Федоровичу. – Я с ним поговорю.
И еще плотнее закутался в шинель.
Евгений, видимо, опять поспал в коридоре и вошел, пошатываясь спросонья. Дзержинский свернул папироску, затянулся и, глядя в глаза осоловелому Евгению, негромко сказал:
– Вот что, молодой человек. Вы – сын дворника, живете в этом же доме? Не ходит ли к вам такой гражданин… Ну, как бы его описать? Высокий… кожаная у него куртка…
– В летчицком шлеме, что ли? – спросил Евгений.
– Как будто бы.
– Ходит! – сказал Евгений. – Он с нашего двора. Только Аркадий Палыч Симбирцев во флигеле квартируют, а Мюллер с парадного, квартира шесть. Они редко дома бывают, все ездят и ездят.
Дзержинский курил, не глядя на задержанного. Павел Федорович, красный от напряжения, с хрустом потирал бритую голову.
– Ваше имя Евгений? – спросил Дзержинский.
– Евгений, – ответил парень.
– Фамилия Андронов?
– Андронов!
– Евгений Андронов! – голосом спокойным и властным заговорил Дзержинский. – Твой отец погиб за Советскую власть, ты сам написал это в своем заявлении – так это?
– Так!
– Я именем твоего отца приказываю тебе – расскажи нам правду. Расскажи все, что знаешь. Эти вот – арестованные – они что? Наняли тебя? Ты у них в услужении? И как наш товарищ всех вас арестовал? Как это было, расскажи подробно, все, все решительно, что тебе известно. Говори, не бойся…
Евгений еще испуганно смотрел на Дзержинского, но страх уже проходил: что мог сделать ему дурного этот человек с усталыми, но добрыми глазами? Да и в чем он, Евгений, виноват? В том, что молчал? Ну, виноват, не станут же за это бить? Может, даже матери помогут, – надо же людям жить как-то…
– Наняли они меня, Симбирцев этот, – грубо, чтобы не подумали, что подлизывается, заговорил Евгений. – Сторожить наняли. А я откуда знаю – чего сторожить? «Помалкивай, – говорят, – а то поймают – и к стенке. Декреты читал?» – «Читал», – отвечаю. «Твое дело теперь битое, сгоришь вместе со мной». Вначале складик в комнате был, а потом пошло шире, весь низ забрали под него…
И Женя стал подробно рассказывать все, что знал об организации Симбирцева…
– Отправили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– А чего ж! – сказал вихрастый. – Ясное дело. Павел Федорович проверил у задержанных документы – все оказалось в полном порядке. У Симбирцева, случайно, в удостоверение была вложена характеристика, где Симбирцев назывался украшением почтамта, преданным работником, образцом старого специалиста, сочувствующего строительству нового мира. Товарищ Осокин – так бекеша именовалась в документах – тоже был преданным товарищем, и ему (судя по бумажке с подписями и печатями) в связи с его работой на транспорте следовало выдать разрешение на хранение оружия. У Евгения же в кармане была большая бумага, в которой он просил зачислить его в героическую Красную Армию, чтобы мстить за своего отца, а наверху косо была резолюция: «Отказать ввиду младшего возраста».
– Что значит – ввиду младшего возраста? – пряча улыбку, спросил Павел Федорович.
– Видимо, это значит, что товарищ не подошел по возрасту! – мягко и дружелюбно ответил Симбирцев.
Все шло гладко, и через несколько минут их бы отпустили, но это был час, когда Дзержинский обычно обходил своих работников, и Павел Федорович нарочно затягивал разговор с задержанными, надеясь, что придет Дзержинский и тогда все окончательно решится.
– Пусть проваливают! – шепотом сказал Вася.
В это время широко растворилась дверь и вошел Дзержинский. Он был в шинели, накинутой поверх суконной солдатской гимнастерки, и в руке у него дымилась махорочная самокрутка, вставленная в деревянный мундштук.
– Это что за шуба такая шикарная? – спросил он, глядя на диван. – Кто это у вас такой щеголь?
– Тут такое дело, – медленно начал Павел Федорович, – ваше решение требуется. – Он глазами показал Васе на задержанных и на дверь. – Одну минуточку, товарищ Дзержинский.
Вася вывел задержанных в коридор. Дзержинский сел и плотно закутался в шинель. Павел Федорович рассказал все, что ему было известно.
– А патруль где? Те товарищи, которые доставили сюда и Веретилина, и этих… господ.
– Да они ничего не знают, товарищ Дзержинский. Их Свешников отпустил.
– Вздор! – резко ответил Дзержинский. – Почему же они тогда доставили сюда всех четырех? Значит, Веретилин был еще в сознании? Ведь это он вел их в ЧК? Немедленно разыщите и приведите ко мне обоих красногвардейцев.
– Есть! – и Павел Федорович вышел. Дзержинский посидел еще, подумал и подошел к Веретилину. Пульс у Ивана Дмитриевича был плохой – частый и слабый. Одной рукой держа запястье Веретилина, другой Дзержинский погладил его по голове и тихонько окликнул. Веретилин смотрел на Феликса Эдмундовича широко раскрытыми, мутными глазами.
– Товарищ Веретилин – еще раз позвал Дзержинский. – Не узнаете меня?
– Узнаю, товарищ Дзержинский… – слабым шепотом сказал Веретилин.
– Ну и прекрасно, что узнаете. Вы вот троих тут задержали и привели сюда…
– Я тут лягу, полежу, – быстрым шепотом перебил Веретилин. – Крутится все. А вы их ведите! Ясно?
Он опять бредил. Дзержинский поправил на нем шубу и прошелся по комнате из угла в угол, напряженно о чем-то думая. Когда вернулся Павел Федорович, он сказал ему жестко и твердо:
– Задержанных не отпускайте. Уверен, что тут серьезное дело. Кстати, откуда у Веретилина эта шуба и шапка? И нет ли здесь какой-то связи между новым обликом Веретилина и этими господами? Вы сказали, что один из них работает на почтамте? Кстати, кто ведет дело этих жуликов на почтамте, помните, дело Баландинского почтового отделения?
– Сергей Орлов ведет. Это насчет продуктов в почтовых пакетах?
– Ну да, насчет сала и масла в кожаных почтовых мешках.
– Сейчас я Орлова вызову! – сказал Павел Федорович. – Он там всех знает. Большое дело.
Но Орлова вызвать не удалось. Час назад возле пакгаузов Брянского вокзала он был убит человеком высокого роста в кожаной куртке и летчицком шлеме. Убийца скрылся.
– Вот и Сережу нашего убили! – тихо сказал Дзержинский. – Битва за хлеб, смертельная битва за хлеб. А все эти негодяи – левые коммунисты – орут про активное самоснабжение потребителей. Вот оно – активное самоснабжение. Пуля в грудь юноши, защищающего хлеб для рабочих и крестьян Советского государства!
И ему представлялся вдруг покойный Сережа Орлов, его добрые, совсем еще юные глаза и пухлые губы. Как он сказал вчера после совещания: «Товарищ Дзержинский, у меня есть стакан семечек. Знаете, подсолнухи – они очень утоляют голод, пожалуйста, попробуйте!»
– Вызовите сюда того из арестованных, который помоложе! – сказал Дзержинский Павлу Федоровичу. – Я с ним поговорю.
И еще плотнее закутался в шинель.
Евгений, видимо, опять поспал в коридоре и вошел, пошатываясь спросонья. Дзержинский свернул папироску, затянулся и, глядя в глаза осоловелому Евгению, негромко сказал:
– Вот что, молодой человек. Вы – сын дворника, живете в этом же доме? Не ходит ли к вам такой гражданин… Ну, как бы его описать? Высокий… кожаная у него куртка…
– В летчицком шлеме, что ли? – спросил Евгений.
– Как будто бы.
– Ходит! – сказал Евгений. – Он с нашего двора. Только Аркадий Палыч Симбирцев во флигеле квартируют, а Мюллер с парадного, квартира шесть. Они редко дома бывают, все ездят и ездят.
Дзержинский курил, не глядя на задержанного. Павел Федорович, красный от напряжения, с хрустом потирал бритую голову.
– Ваше имя Евгений? – спросил Дзержинский.
– Евгений, – ответил парень.
– Фамилия Андронов?
– Андронов!
– Евгений Андронов! – голосом спокойным и властным заговорил Дзержинский. – Твой отец погиб за Советскую власть, ты сам написал это в своем заявлении – так это?
– Так!
– Я именем твоего отца приказываю тебе – расскажи нам правду. Расскажи все, что знаешь. Эти вот – арестованные – они что? Наняли тебя? Ты у них в услужении? И как наш товарищ всех вас арестовал? Как это было, расскажи подробно, все, все решительно, что тебе известно. Говори, не бойся…
Евгений еще испуганно смотрел на Дзержинского, но страх уже проходил: что мог сделать ему дурного этот человек с усталыми, но добрыми глазами? Да и в чем он, Евгений, виноват? В том, что молчал? Ну, виноват, не станут же за это бить? Может, даже матери помогут, – надо же людям жить как-то…
– Наняли они меня, Симбирцев этот, – грубо, чтобы не подумали, что подлизывается, заговорил Евгений. – Сторожить наняли. А я откуда знаю – чего сторожить? «Помалкивай, – говорят, – а то поймают – и к стенке. Декреты читал?» – «Читал», – отвечаю. «Твое дело теперь битое, сгоришь вместе со мной». Вначале складик в комнате был, а потом пошло шире, весь низ забрали под него…
И Женя стал подробно рассказывать все, что знал об организации Симбирцева…
– Отправили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51