Словом, лицо этого ребенка излучало какое-то поэтическое очарование, и Алтея едва боролась с собой, чтобы не разбудить его, не прижать к себе и не начать нежить и целовать маленькое тельце. Делать этого, конечно, не следовало. Во-первых, потому что мальчик мог испугаться, а во-вторых, потому, что кости у него еще очень слабы и не выдержат крепкого объятия. И тогда она в тысячный раз принималась думать о том, каким образом ребенок попал на эту дорогу, и что должны сейчас чувствовать потерявшие его родители. Джейро лежал тихо, полуприкрыв глаза; должно быть, дремал или просто был занят собственными мыслями. Он описал виденный им мужской силуэт, как мог, и большего добиться от него, вероятно, невозможно. И тогда Алтея решилась спросить о доме:
– А ты помнишь что-нибудь про свой дом?
– Нет. Он был где-то там.
– И вокруг не было никаких других домов?
– Нет. – Но челюсти у малыша вдруг плотно сжались, и пальцы сложились в кулачки.
Алтея погладила побелевшие пальцы, и руки ребенка потихоньку разжались.
– Лучше отдохни теперь, – попросила она. – Ты спасен и скоро совсем выздоровеешь.
Прошло несколько минут, и Джейро спросил полусонным голосом:
– А что же теперь со мной будет?
– Это зависит от властей, – удивившись такому вопросу, ответила Алтея, постаравшись, чтобы мальчик не заметил неуверенности, против ее воли прозвучавшей в голосе. – Все будет сделано, как надо.
– Но ведь они запрут меня в темноте там, где никто не узнает!
На мгновение Алтея опешила так, что не могла говорить.
– Что за глупости! Кто внушил тебе эту дикую мысль? Бледное лицо мальчика вздрогнуло, он прикрыл глаза и отвернулся.
– Кто внушил тебе такой ужас? – не унималась Алтея.
– Не знаю, – пробормотал Джейро.
– И все-таки постарайся вспомнить, – нахмурилась она. Губы ребенка зашевелились, Алтея наклонилась как можно ближе, но… так и не смогла ничего разобрать. – Я даже не могу представить, кто мог заронить тебе в голову такую чушь! Ведь это самая настоящая глупость!
Джейро кивнул, улыбнулся и, казалось, уснул, а Алтея осталась сидеть рядом, теряясь в догадках. Тайнам не было конца. И теперь женщина уже с грустью подумала о том, что если настанет тот день, когда память Джейро восстановится, то едва ли этот день окажется для него счастливым.
Доктор Уониш, тем не менее, утверждал, что пагубные воспоминания уничтожены полностью. Это, как бы то ни было, все-таки удача. Прогноз был вполне благоприятный, никаких нарушений здоровья, кроме этого так называемого мнемонического пробела, не предвиделось.
Фэйты были бездетны, и с первого же посещения госпиталя вид мальчика отозвался в их сердцах любовью и нежностью. Они даже не говорили об этом, но к моменту выздоровления Джейро выправили новые документы на него, оплатили все налоги, и на Тайнет в Галингейле возвратились уже втроем. Полное имя мальчика теперь звучало так – Джейро Фэйт.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
«Общество, которое не имеет ритуалов, подобно музыке, играемой одним пальцем на одной струне» – таков был жизненный девиз Уншпека, барона Бодиссей. Он говорил также: «Когда бы и как человеческие существа ни соединялись для достижения некой цели – то есть для формирования общества, – каждый член группы неизбежно займет определенное положение. И, как мы все знаем, это положение никогда не бывает постоянным».
На Тайнете в мире Галингейла вопрос положения являлся решающей общественной силой. Социальные уровни определялись с величайшей точностью и поддерживались всевозможными и многочисленными клубами, определявшими характер того или иного слоя. Наиболее престижными клубами считались так называемые полувечные: Вертопрах, Конверт и Кванторси – членство в них считалось обязательным для поддержания престижа высшей аристократии.
Из чего состояло продвижение по социальной лестнице – на местном наречии – компартура – определить достаточно трудно. Главные составляющие этого явления – агрессивное стремление подняться еще на одну ступень, светскость, богатство и личная харизма. Всякий считал себя судьей, тысячи глаз следили за приличным поведением, тысячи ушей – за сказанным. Мимолетный прокол, бестактное замечание, пустой взгляд – и месяцы борьбы летели насмарку. Занятие определенного положения неподобающим человеком встречалось в штыки, такой выскочка обливался всеобщим презрением и получал насмешливую кличку «шмельцер».
Хайлир и Алтея Фэйты, несмотря на уважение к ним со стороны всего института, все-таки оставались «нимпами» и жили, не зная ни радостей компартуры, ни болезненных уколов отверженности.
2
Фэйты жили в четырех милях к северу от Тайнета, в Мерривью, на старой ферме, имевшей пятьсот акров грубой земли, где дед Алтеи когда-то занимался экспериментальным садоводством. Теперь территория, включавшая пару холмов, реку, выгон, заливной луг и несколько маленьких, но густых лесков, была запущена, и все плоды экспериментального садоводства давно затерялись под напором буйной лесной растительности.
Джейро отвели комнату на самом верху старого дома. Недавние беды уже исчезли из его памяти. Хайлир и Алтея оказались нежными и терпимыми родителями. Джейро дал им и гордость, и завершение смысла жизни. Скоро они уже не могли и представить себе жизни без него, а беспокоились лишь об одном: вправду ли Джейро счастлив в Мерривью?
Спустя некоторое время у мальчика обнаружилась явная склонность к интроверсии, что, конечно, вызвало родительский испуг. Но, поразмыслив, они решили, что это вполне понятно из-за его раннего плачевного опыта. Они не задавали вопросов, боясь грубо вмешиваться в его внутренний мир, хотя по натуре Джейро отнюдь не был скрытным и всегда охотно отвечал на вопросы.
И решение Фэйтов оказалось правильным. Темные образы все еще поднимались со дна детской памяти. Как и предсказывал доктор Уониш, несколько обрывков пошатнувшейся памяти восстановили себя по старым матрицам и создали некие проблески, правда, уходившие прежде, чем мальчик мог сфокусировать свое внимание. Среди них было два самых живых воспоминания, причем абсолютно разного типа, но оба вызывали чрезвычайно тяжелые эмоции. И то и другое возникали лишь тогда, когда разум мальчика был пассивен, то есть во время сна или большой усталости.
Первое воспоминание, вероятно, наиболее раннее, причиняло сладкую боль, от которой у Джейро выступали на глазах слезы. Ему казалось, что он видит перед собой прекрасный сад, освещенный черным и серебряным светом от двух такого же цвета лун. Иногда в саду что-то странно шуршало, будто Джейро был там не один. Но кто это мог быть? Мальчику все время казалось, что этот второй – тоже он, несмотря на то, что первый он стоял возле низкой мраморной балюстрады и глядел на залитый лунами сад, простиравшийся до самого леса, темнеющего где-то на краю горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– А ты помнишь что-нибудь про свой дом?
– Нет. Он был где-то там.
– И вокруг не было никаких других домов?
– Нет. – Но челюсти у малыша вдруг плотно сжались, и пальцы сложились в кулачки.
Алтея погладила побелевшие пальцы, и руки ребенка потихоньку разжались.
– Лучше отдохни теперь, – попросила она. – Ты спасен и скоро совсем выздоровеешь.
Прошло несколько минут, и Джейро спросил полусонным голосом:
– А что же теперь со мной будет?
– Это зависит от властей, – удивившись такому вопросу, ответила Алтея, постаравшись, чтобы мальчик не заметил неуверенности, против ее воли прозвучавшей в голосе. – Все будет сделано, как надо.
– Но ведь они запрут меня в темноте там, где никто не узнает!
На мгновение Алтея опешила так, что не могла говорить.
– Что за глупости! Кто внушил тебе эту дикую мысль? Бледное лицо мальчика вздрогнуло, он прикрыл глаза и отвернулся.
– Кто внушил тебе такой ужас? – не унималась Алтея.
– Не знаю, – пробормотал Джейро.
– И все-таки постарайся вспомнить, – нахмурилась она. Губы ребенка зашевелились, Алтея наклонилась как можно ближе, но… так и не смогла ничего разобрать. – Я даже не могу представить, кто мог заронить тебе в голову такую чушь! Ведь это самая настоящая глупость!
Джейро кивнул, улыбнулся и, казалось, уснул, а Алтея осталась сидеть рядом, теряясь в догадках. Тайнам не было конца. И теперь женщина уже с грустью подумала о том, что если настанет тот день, когда память Джейро восстановится, то едва ли этот день окажется для него счастливым.
Доктор Уониш, тем не менее, утверждал, что пагубные воспоминания уничтожены полностью. Это, как бы то ни было, все-таки удача. Прогноз был вполне благоприятный, никаких нарушений здоровья, кроме этого так называемого мнемонического пробела, не предвиделось.
Фэйты были бездетны, и с первого же посещения госпиталя вид мальчика отозвался в их сердцах любовью и нежностью. Они даже не говорили об этом, но к моменту выздоровления Джейро выправили новые документы на него, оплатили все налоги, и на Тайнет в Галингейле возвратились уже втроем. Полное имя мальчика теперь звучало так – Джейро Фэйт.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
«Общество, которое не имеет ритуалов, подобно музыке, играемой одним пальцем на одной струне» – таков был жизненный девиз Уншпека, барона Бодиссей. Он говорил также: «Когда бы и как человеческие существа ни соединялись для достижения некой цели – то есть для формирования общества, – каждый член группы неизбежно займет определенное положение. И, как мы все знаем, это положение никогда не бывает постоянным».
На Тайнете в мире Галингейла вопрос положения являлся решающей общественной силой. Социальные уровни определялись с величайшей точностью и поддерживались всевозможными и многочисленными клубами, определявшими характер того или иного слоя. Наиболее престижными клубами считались так называемые полувечные: Вертопрах, Конверт и Кванторси – членство в них считалось обязательным для поддержания престижа высшей аристократии.
Из чего состояло продвижение по социальной лестнице – на местном наречии – компартура – определить достаточно трудно. Главные составляющие этого явления – агрессивное стремление подняться еще на одну ступень, светскость, богатство и личная харизма. Всякий считал себя судьей, тысячи глаз следили за приличным поведением, тысячи ушей – за сказанным. Мимолетный прокол, бестактное замечание, пустой взгляд – и месяцы борьбы летели насмарку. Занятие определенного положения неподобающим человеком встречалось в штыки, такой выскочка обливался всеобщим презрением и получал насмешливую кличку «шмельцер».
Хайлир и Алтея Фэйты, несмотря на уважение к ним со стороны всего института, все-таки оставались «нимпами» и жили, не зная ни радостей компартуры, ни болезненных уколов отверженности.
2
Фэйты жили в четырех милях к северу от Тайнета, в Мерривью, на старой ферме, имевшей пятьсот акров грубой земли, где дед Алтеи когда-то занимался экспериментальным садоводством. Теперь территория, включавшая пару холмов, реку, выгон, заливной луг и несколько маленьких, но густых лесков, была запущена, и все плоды экспериментального садоводства давно затерялись под напором буйной лесной растительности.
Джейро отвели комнату на самом верху старого дома. Недавние беды уже исчезли из его памяти. Хайлир и Алтея оказались нежными и терпимыми родителями. Джейро дал им и гордость, и завершение смысла жизни. Скоро они уже не могли и представить себе жизни без него, а беспокоились лишь об одном: вправду ли Джейро счастлив в Мерривью?
Спустя некоторое время у мальчика обнаружилась явная склонность к интроверсии, что, конечно, вызвало родительский испуг. Но, поразмыслив, они решили, что это вполне понятно из-за его раннего плачевного опыта. Они не задавали вопросов, боясь грубо вмешиваться в его внутренний мир, хотя по натуре Джейро отнюдь не был скрытным и всегда охотно отвечал на вопросы.
И решение Фэйтов оказалось правильным. Темные образы все еще поднимались со дна детской памяти. Как и предсказывал доктор Уониш, несколько обрывков пошатнувшейся памяти восстановили себя по старым матрицам и создали некие проблески, правда, уходившие прежде, чем мальчик мог сфокусировать свое внимание. Среди них было два самых живых воспоминания, причем абсолютно разного типа, но оба вызывали чрезвычайно тяжелые эмоции. И то и другое возникали лишь тогда, когда разум мальчика был пассивен, то есть во время сна или большой усталости.
Первое воспоминание, вероятно, наиболее раннее, причиняло сладкую боль, от которой у Джейро выступали на глазах слезы. Ему казалось, что он видит перед собой прекрасный сад, освещенный черным и серебряным светом от двух такого же цвета лун. Иногда в саду что-то странно шуршало, будто Джейро был там не один. Но кто это мог быть? Мальчику все время казалось, что этот второй – тоже он, несмотря на то, что первый он стоял возле низкой мраморной балюстрады и глядел на залитый лунами сад, простиравшийся до самого леса, темнеющего где-то на краю горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126