Во-первых -- ЧП. На третьем, выходящем на Зелауэрштрассе, посту тяжело
поранился часовой. Ну, ладно бы гусь, зелень пузатая, а то ведь наш годок. Что
это -- провокация? неосторожность? попытка самоубийства?.. И во-вторых -- тоже
ЧП. Сегодня в нашей части, точнее, в том, что от нее осталось, отбоя не было.
На вечерней поверке обнаружилось, что из батареи пропал рядовой Шутиков вместе
со своей сигнальной трубой. Весь день был и вдруг на тебе, исчез, словно
вознесся на небеса или, что еще невероятней при нашей сверхзасекреченности,
дезертировал! А ведь на это как раз и намекала сунутая им под подушку
помкомвзвода загадочная записка: "Не вижу иного выхода. Москва -- Воронеж.
Шут." Нужно было знать Шутикова, чтобы представить себе всю вопиющую нелепость
подобного предположения. Бежать за кордон Пашка никак не мог, и это не в
рассуждении модного нынче караулпатриотизма -- драпали и от нас, и еще ого-го
как драпали! -- дело было в другом, куда более прозаическом обстоятельстве:
рядовой П. Шутиков был слеп, во всяком случае так сочли двое из пятерых врачей
в Окружном госпитале на комиссии, состоявшейся после трехмесячного курса его
лечения. Вернувшись в родную часть, рядовой Шутиков стал передвигаться по
батарее днем примерно так же, как я это позволял себе только глубокой ночью, да
и то, как правило, в полнолунье. Его закаченные под лоб глаза и простертые
вперед руки заставляли старшину батареи замирать с безвольно отвисшей челюстью.
Когда наше подразделение шло строем в столовую, он тащился за ней следом,
держась за хвост гимнастерки замыкающего. Почти одиннадцать месяцев Пашка в
упор не видел никакого начальства. Кстати сказать, приспособить к делу этого
бывшего виртуоза-трубача из кладбищенского оркестра предложил все тот же до
глубины души потрясенный старшина Сундуков. "Прупадать, так с музыкуй!" --
прослушав сигнал "отбой" в исполнении трубача Шутикова, мрачно заметил он.
Лично я вполне допускал, что Пашка не придуривается, уж больно натурально у
него все это получалось, да и каких только чудес не навидался по госпиталям, но
оставленная записка, и даже не столько текст, сколько четкий, почти
каллиграфический -- он ведь, арап, у нас был писарем до Кочумая! -- почерк,
наводил на размышления.
Итак, вечером того самого дня, когда из окна бильярдной меня окликнул некто в
полувоенном, впервые за всю историю своего существования наша режимная часть
п/п 13-13 не услышала вечерней трубы! Вместо нее в коридоре казармы раздался
взволнованный, срывающийся на фальцет голос молодого солдата Гибеля: "Граждане
солдаты! Все на плац! Да здравствует грядущая буржуазная революция! Долой
тотали...заторную систему! Долой солдатскую "кирзу" и "шрапнель", даешь
офицерские шницели и антрекоты! Даешь, бля, равенство! К ответу
садистов-старослужищих! Вся власть посланникам из светлого Будущего! Ур-ра,
господа!"
Охваченные единым порывом, давясь в дверях, забыв про субординацию -- к
примеру, я, как бы ненароком, но с большим удовольствием, заехал в зубы
сержанту Филину -- мы вывалили на свежий воздух. "Ну и ну! Ай да ученичок!" --
восклицал я (про себя, разумеется) на бегу.
Дул ветер. Как бы пытаясь ухватиться за быстро несущееся по кругу небо,
размахивали ветвями деревья. Было тускло, как ночью в тюремной камере. Тарахтел
одинокий движок. Над трибуной, усугубляя смятение, как наркоман в трансе,
раскачивался единственный фонарь. Команды "строиться" так и не последовало. Не
находя себе места, растерянно окликая друг друга, мы непроизвольно
концентрировались на самом освещенном пятачке плаца, и кто знает, сколько бы
оно длилось, это совершенно не свойственное для армии броуново состояние, если
б на трибуне не возник человек, мгновенно приковавший к себе всеобщее внимание.
Думаю, что ничуть не удивлю вас, сказав, что это был Рихард Иоганнович...
Зорькин. Да-да! именно так этот мерзавец и назвал мне свою фамилию во время
нашего конфиденциального завтрака. Был он в соломенной шляпе, в кителе без
погон, застегнутом на все, кроме верхней, отсутствующей, пуговицы. Небрежно
козырнув двумя пальцами , Рихард Иоганнович сказал:
-- Гутен абенд, майне либе херрен унд дамен! Здразтвуйте, дорогие любители
хорошей демократии энд порядка! Комсомольский привет вам, несгибаемые товарищи,
гнущие в свою сторону громадяне, шановные паны, сэры, слухачи, глядачи и,
учитывая радиотелеграфическую специфику аудитории, стукачи!..
Далее Рихард Иоганнович в тезисной форме охарактеризовал сложную международную
обстановку на текущий момент: противостояние двух антагонистических мировых
систем, угроза ядерного конфликта, роль Вооруженных Сил как гаранта
стабильности, демократизации и гласности. Буквально в двух словах, но ярко,
впечатляюще этот профессиональный провокатор -- а в том, что это он подзюганил
салаг на бунт, у меня не было ни малейшего сомнения! -- в двух словах он особо
отметил то поистине неоценимое значение, каковое будут иметь наши могучие
ракетно-ядерные силы в случае, как он выразился, "гипотетической дестабилизации
ситуации" и в особенности их (этих сил) самый передовой, если не сказать --
передовейший, авангард, наша доблестная воинская часть п/п 13-13 в лице ее
лучшего, в некотором смысле этого слова, элитного подразделения -- Батареи
Управления Части (БУЧ), которую он предложил в нынешних, сугубо, как он
подчеркнул, специфических условиях переименовать в Батарею Управления
Вселенной (БУВ) со всеми вытекающими из этого, включая усиленное
космическое питание, последствиями.
Плац взорвался бурными долго несмолкающими аплодисментами. Хлопали, правда, по
преимуществу на левом фланге, где как-то незаметно и совершенно непроизвольно
сконцентрировались солдаты первого года службы, они же -- "молодые", "гуси",
"салабоны", "зеленые" и т. д. и т. п. Что касается нас, стариков, то раздался
всего лишь один возглас, да и тот не в полный голос:
-- Ну, бля, вааще! -- прошипел стоявший передо мной сержант Филин.
Рихард Иоганнович остановил овации властным взмахом своей изящной
интеллигентной руки.
-- Друзья мои!.. Э-э... М-ме... Боевые мои соратники! Скорбно потупившись,
продолжил он. -- Суровое испытание выпало на нашу... м-ме... с вами долю! Не
работает радио, не приходят в часть долгожданные письма от родных, любимых и
близких, не функционирует солдатская... м-ме... чайная! Но это еще не все,
дорогие товарищи! Гнусное, не побоюсь этого слова, чудовищное преступление
совершила ваша до предела коррумпированная руководящая... м-ме... верхушка!
Вступив в коварный сговор с вражеским агентом, хитро закамуфлировавшимся под
личиной солдата с незатейливой русской фамилией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53