Слепец-провиденциалист стоял подле бильярда широко распростерши руки в стороны.
Когда я приблизился, он картинно хлопнул фужер об пол и снял очки. Ну что ж, на
этот раз глаза у него были самые обыкновенные, разве что -- разные: один
черный, а другого вообще не было, на его месте лиловел здоровенный, со знанием
дела подвешенный фонарь, судя по изжелти, обрамлявшей его, давний. Ричард...
прошу прощения, -- Рихард Иоганнович был, как и я, сед, в бороденке под
Мефистофеля, в кургузом кителечке без верхней пуговицы. На нем были галифе и
синие спортивные тапки на босу ногу -- правый с белым шнурком, левый, дырявый,
-- с коричневым.
-- Вот он, вот он счастливый миг! -- изображая безмерную радость вскричал
профессиональный перерожденец. -- Ах, дайте же, дайте я вас обниму и... м-ме...
обчеломкаю!
Разумеется, я не дался.
-- Слушайте, -- прошептал я, -- кончайте ваньку валять. Вы откуда здесь
взялись?
-- Вот тебе и на! Что значит -- откуда? -- все тем же козлячьим своим
тенорочком взблеял Зоркий. -- Оттуда же, геноссе, откуда и вы.
-- А я откуда?
-- Ай-ай-ай! Будто и не помните!..
-- Да я башкой ударился, когда с дерева падал... Лодку, помню, отвязывали...
Как в плену был, помню... Какие-то лимончики...
-- А как Даздраперму Венедиктовну шлепнули, это вы... м-ме... забыли?
-- Ей Богу!..
Рихард Иоганнович внимательно посмотрел на меня одним глазом.
-- Экий вы... незлопамятный. Впрочем, может, оно и к лучшему: всякая чушь по
ночам сниться не будет. -- Он надел очки. -- Так что давайте-ка, Тюхин,
считать, что мы с вами, ну, скажем, с неба... м-ме... свалились.
-- А что -- и не с неба?!
-- С неба, соколик вы мой, с неба, с самого что ни на есть поднебесья! Руки вот
так вот раскинули, аки крылья, и -- бац!.. -- И тут он, гад, все-таки обнял
меня. Мы крепко, по-братски, троекратно облобызались, после чего этот поганец
сплюнул.
-- Ай эм глюклих!.. Вундербар! -- забормотал он, шмыгая носом. -- А то ведь я
опять того-с, Тюхин: незаслуженно претерпел, подвергся!..
-- Хорошо били? -- вытирая губы рукавом, поинтересовался я.
-- Изверги, сущие изверги!.. А как пытали! Особенно этот ваш кучерявенький
такой, цыганистый. Прямо с ножом к горлу: говори, говорит, парашютист, когда
будет "приказ"!..
-- Это Шпырной, Ромка...
-- Да ведь как же не громко?! Аппаратик-то мой слуховой они у меня на предмет
экспертизы реквизировали. Уж так кричал, так кричал!.. Не слышали? Жаль... Вы
что предпочитаете -- пирамидку или карамболь?
Как патриот русского бильярда я предпочел американку. Разбил Рихард Иоганнович
из рук вон плохо, совершенно по-дилетантски, в лоб. Всякое видывал я на своем
игроцком веку, но чтобы с первого же удара и пять подставок сразу!.. Кий мне
достался, правда, не ахти себе -- кривенький, да еще без нашлепки, ну да мы,
Тюхины, и не такими палками на Шпалерной игрывали! И только это я, аккуратнейше
намелившись, выцелил верняка, как дверь в бильярдную отворилась и на пороге
возникла пухлявенькая с капризными, сердечком, губками брюнеточка в белом
переднике, в кружевном чепце, с подносом в руках. Глаза у нее были заплаканные,
припухшие, с поехавшей тушью. Сделав книксен, она сказала:
-- Не желаете ли откушать нашего фирменного компотика с бромбахером?
Ричард... тьфу ты, черт!.. Рихард Иоганнович, не церемонясь, снял с подноса
налитую всклень одинокую рюмку и, подмигнув мне, выпил залпом. Но вовсе не
обида, не то, что мне по-хамски даже не предложили, заставило меня замереть в
полусогнутом, с задранной левой ногой, состоянии. Этот, с хрипотцой, голос я
узнал сразу же, без всяких там ушных спецаппаратиков с компьютерным
анализатором! Я был готов отдать на отсечение ту самую руку, в которой держал
кий, что это была она, моя случайная ночная гостья, темпераментная Виолетточка!
Сердце мое билось, как рыба об лед: узнает или не узнает? А если узнает, что
делать, точнее, куда бросаться: в обьятия, в ноги, в окно?..
К счастью, любительница скакать по казенным койкам не обратила на меня ни
малейшего внимания. И лишь какой-то проблеск интереса мелькнул в ее малость
косеньких, как у Митковой, глазах, когда этот негодяй с башкой в проплешинах --
следы от погашенных об его темечко окурков -- когда этот ирод рода
человеческого, крякнув и передернувшись, представил меня:
-- А это, лапочка, господин Тюхин -- прыгун с высоты, снайпер-с, отличник...
м-ме... половой и поэтической подготовки!..
Я готов был проткнуть его кием, как шпагой, но каким-то чудом сдержался и,
стиснув зубы, врезал по шару, вложив в удар всю силу своего негодования! О!..
Вы не поверите: и свояк и чужой, перелетев через лузу, с грохотом запрыгали по
паркету!
-- Я же говорил вам: кикс и два шара за борт, -- ухмыльнулся фальшивый немец.
-- Кий, говорите, дрянцо?..
И тут Рихард Иоганнович поменялся со мной киями и, практически не целясь, этак
с треском, пижонскими клапштосами загнал шесть шаров кряду!..
Запахло разгромом, позорной "сухой", каковым образом я, Тюхин, в жизни не
проигрывал, да еще при свидетелях.
-- Ты, Виолетточка, ступай, -- намеливая биток, задумчиво сказал этот
новоявленный Толстоба*. -- И не надо плакать: все образуется.
-- Думаете... думаете, он выздоровеет?
-- Петушком запоет!
Робко улыбнувшись, моя курочка -- именно так она просила называть ее в минуты
нежности -- моя курочка, взмахнув подносом, выпорхнула. Я перевел дух.
-- А что связи, Тюхин, все еще нет? -- спросил Рихард Иоганнович и, взявши кий
за спину, мастерски сыграл абриколем в угол.
Я был потрясен до глубины души. У меня задергалась щека, кольнуло сердце...
-- Вы что-то спросили? -- не сводя глаз с восьмого, последнего шара, как
нарочно подкатившегося прямехонько к центральной лузе, пролепетал я.
-- Мандула, спрашиваю, не прорезался?
Я поднял на него обреченный, ничего не понимающий взор,
-- Ну бейте, чего же вы не бьете, -- сглотнув комок, простонал я. -- А лучше
дуньте -- он уже и ножки туда, в лузу, свесил...
Но Ричард Иванович, абсолютно нежизненный, неправдоподобный, как бы специально
составленный из необъяснимостей и противоречий, мой Рихард Иоганнович и тут не
подкачал.
-- Слушайте, Тюхин, это не вы сочинили: "Сгорел приют убогого чеченца..."
Значит, не вы... м-ме... Жаль! В таком случае посвящаю этот шар светлой памяти
убиенного вами продавца цитрусовых, тоже, замечу, большого любителя русского
бильярда...
Для пущего форса он, падла, взял кий пистолетиком и уже было прицелился, но
вдруг зажмурив свой неподбитый глаз, заорал:
-- Что за черт! Ни-чего не вижу!.. Тюхин, не в службу, а в дружбу -- подайте
мои черные провиденциалистские очки!.. Данке шен!
Он напялил очки на нос, ткнул указательным пальцем в дужку... и здесь... И тут
в глазах у меня, друзья, самым натуральным образом померкло !..
-- Ну, вот, а тут еще, как назло, лампочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53