Роланд поднял голову со стола, поморгал и сказал:
- Дайте пива, кто-нибудь, - он протер глаза. - Пожалуйста.
Лайем взял еще кувшин (на столе их скопилось с дюжину) и налил ему
кружку.
- Спасибо, - сказал Роланд.
Эта травка путешествия в конечном итоге меня доконала. Если от пива
вещи кругом стали расплывчатыми, то травка, когда день растаял в пиве и
превратился в вечер, обратила вечер в палимпсест полузапомнившихся
событий, записанных поверх еще каких-то происшествий. Я вообще не мог
вспомнить три четверти того, что происходило.
Я все еще пытался представить себе буханку хлеба с изюмом в четырех
измерениях. Естественно, это у меня так и не получилось, но я подумал о
конусе, трехмерном, где пространство было представлено двумя измерениями,
параллельными друг другу и перпендикулярными основанию, а время бежало по
вертикальной оси, причем настоящее занимало острие. В основании было
начало времени, начало всего сущего, великий взрыв, который породил
вселенную. Там все было пронизано блестящим светом. Чистая энергия.
Постепенно она тускнела до темноты, по мере того, как время шло к острию
конуса. Все темно. Неожиданно вспыхивают блистательные лучи - это квазары,
бурные ядра новых молодых галактик, которые переживают гравитационный
коллапс. Еще дальше они начинают приобретать свою привычную форму колеса.
Вселенная расширяется и охлаждается. Энтропия взимает свою пошлину по мере
того, как уменьшается плотность. Мы приходим к острию конуса и к
сегодняшнему дню. Оглядываясь назад из этого замечательного момента, можно
увидеть прошлое в виде расширяющегося туннеля, чей дальний конец слабо
светится эхом создания мира. Если посмотреть в направлении,
перпендикулярном оси времени, то ничего не увидишь. Относительность нам
говорит, что мы не имеем Никакого представления о вселенной в настоящем,
поскольку к тому времени, когда световые волны добираются до нас с
информацией - она становится вчерашним днем. Но можно посмотреть назад во
времени, даже до первых секунд блистающей вспышки творения.
Дорожные сны...
Я не вполне уверен, когда Сьюзен и я занимались любовью. Где-то в
ходе вечера, мне кажется, прежде чем меня приняли в братство Буджума. Это
произошло где-то около английского обеденного времени, шести часов, и бар
немного очистился. Мы более или менее одновременно извинились, вставая
из-за стола, более или менее тем же самым путем поднялись наверх и там
перехватили друг друга. Опять же говорю: более или менее. Мы нашли кровать
и занялись любовью - пьяно, на ощупь, тихонько и заплетаясь. Но это было
очень хорошо, так по-дружески, пусть и немного неуклюже.
Когда Сьюзи вырубилась, я тоже едва не уснул. Но почему-то
триумфально все ж таки протопал вниз. Мне хотелось пить.
Именно тогда, как мне помнится, Шон объявил, что меня должны принять
в братство. Меня спросили, не хочу ли я вступить. Я сказал, что,
разумеется, хочу!
Потом последовала церемония, из которой я практически ничего не
помню. В канделябрах потрескивали и шипели свечи, горели благовония,
бормотали заклинания, напевы и прочее шарлатанство. Я что-то прочел
наизусть, потом прочел что-то из того, что мне подсунули. Написано это,
как мне кажется, было на пергаменте из овечьей шкуры. Но с тем же успехом
это мог быть ролик сортирной бумаги. Что же касается содержания, по-моему,
оно было полнейшей чушью, даже если бы я ее читал на трезвую голову. Потом
меня снова свели с бробдингнегской громовой чашей. Велели мне ее выпить. Я
выпил.
Потом, как помню, мы оказались в тех самых странных лесах. Из темноты
раздавались странные крики, шорохи и встряхивание. Над деревьями огромные
летучие силуэты хлопали крыльями. Что-то или кто-то явно подсматривал за
нами, глядя из темного нутра леса. Мы пришли к просеке, и тут мне дали
меч. Мои товарищи куда-то пропали. Они оставили меня, чтобы я наедине
встретился со страшным Буджумом, когда пройдет полночи. Мне надо было
тогда издать вопль, что-то вроде "аукаху-у-у-у!". Я попытался раза два
изобразить этот звук, издал нечто приблизительно подобное, потом прекратил
всякие попытки.
Я уселся на пенек и попытался думать про конус времени который в
действительности надо было бы называть конусом света, по причинам, которые
я не мог вспомнить. И про дорогу. Дорогу, которая пронизывает тьму до
самого сердца, до истоков, до невероятной скорости бытия или пустоты.
Вот до какой степени я был пьян. Когда человек начинает мысленно
писать с большой буквы слова самого обычного содержания или же те, у
которых содержание не поддается точному определению, ты либо какой-нибудь
философ девятнадцатого столетия с дикими глазами из Германии и в пенсне,
либо ты крепко пьян. А может, и то, и другое сразу.
Понятия не имею, сколько я так сидел. Я думал про Сьюзен, потом про
Дарлу, про то расстояние, которое теперь нас разделяло. Потом мне в голову
снова пришел парадокс, как это часто бывало с той поры, как началась вся
эта петрушка.
Но я не так много времени провел за этим занятием. Мозговые клеточки
визжали в предсмертной агонии. Алкоголь, это существо, которое всегда
представляется тебе под контролем и на коротком поводке, снова
набрасывался на меня.
Вдруг что-то продралось сквозь подлесок и с грохотом вылетело на
просеку.
Мне показалось, что я увидел животное, какую-то помесь жирафа с
кенгуру, с головой очень странной собаки. Оно не напоминало мне никакой
инопланетной фауны, которую я видел в жизни. Ну да, голова собаки... ну
хорошо, на самом деле не собаки. Уши у него были как рога по форме. Рога в
смысле музыкальные инструменты, а не рога, как у коровы. Они торчали по
обеим сторонам маленькой головы. Наверное, в нем было восемь или девять
футов росту. На его желтой, точно пластиковой шкуре, были раскиданы пятна,
розовые и лиловые. Животное это ходило на двух ногах, а передние лапы у
него были хватательные и свисали впереди, качаясь, когда животное
передвигалось.
А вот дальше начинается нечто, в чем я не совсем уверен.
Животное остановилось, как вкопанное, когда меня увидело. Оно как-то
испуганно тявкнуло и сказало:
- Ой! Господи, господи помилуй! Ой-ой-ой! Батюшки светы!
Потом зверюга повернулась и удрала в лес.
Я подумал про увиденное. Этот Буджум, решил я про себя, оказался на
самом деле Снарком.
Потом кто-то шарахнул меня по голове чем-то твердым и тяжелым.
5
Я проснулся и почувствовал, что где-то в недрах моей головы зарыт
кусок раскаленного докрасна металла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98